Леонтьев, Александр Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Михайлович Леонтьев<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
 
Рождение: дер. Артёмово, Грязовецкий уезд, Вологодская губерния, Российская империя
Партия: ВКП(б) с 1927[1]
Образование: 4-х классное начальное училище
1-ое пехотное училище в Ленинграде
 
Военная служба
Годы службы: 19191954
Принадлежность: СССР СССР
Род войск: милиция
Звание:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал: ГУ РКМ
 
Награды:

Александр Михайлович Лео́нтьев (14 октября 1902, дер. Артёмово, Вологодская губерния — 29 октября 1960, Москва) — руководитель Главного управления рабоче-крестьянской милиции, генерал-лейтенант.





Биография

Родился в семье крестьянина. Образование среднее, окончил 4-х классное начальное училище и 1-ое пехотное училище в Ленинграде (1930). Член коммунистической партии Советского Союза с 1927.

В органах внутренних дел и госбезопасности с 1919. Службу начинал милиционером, затем инспектором уголовного розыска. С 1923 — в войсках ОГПУ: красноармеец, затем младший командир в 3-м Ленинградском полку войск ОГПУ. С 1926 — уполномоченный, затем старший уполномоченный 7-го ПОГО ОГПУ. С 1932 по 1938 инспектор, старший помощник начальника отделения, заместитель начальника отделения 1-го отдела Управления погранохраны и войск ГПУ ПП ОГПУ по ЛенВО (затем УПВО УНКВД по Ленинградской области). С 1938 в центральном аппарате ГУПВ НКВД СССР: начальник отделения, заместитель начальника отдела.

За границей в 19391940 годах в Германии (третий рейх) в составе Правительственной комиссии по демаркации границы.

С 1940 занимал следующие должности:

С 28 апреля 1942 по 4 мая 1943 являлся заместителем начальника ГУВВ НКВД СССР и начальник Главного управления войск НКВД СССР по охране тыла действующей армии. Возглавил проведение операций по борьбе с дезертирами, диверсионными группами противника, выявлению шпионов среди местного населения. Начальник Главного управления войск по охране тыла Действующей Красной Армии НКВД СССР (4 мая — сентябрь 1943). С 13 сентября 1943 по 1 декабря 1944 начальник Отдела по борьбе с бандитизмом НКВД СССР (с 1 декабря 1944 — Главное управление по борьбе с бандитизмом). На этом посту в задачи Леонтьева входила не только борьба с организованными преступными бандами (которых к концу войны также появилось много), но и, что важнее, проведение операций против повстанческих отрядов националистов в Западной части СССР.

Начальник Главного управления по борьбе с бандитизмом НКВД — МВД СССР (1 декабря 1944 — 10 марта 1947). Начальник Главного управления милиции МВД СССР (10 марта 1947 — 17 октября 1949). Начальник Главного управления милиции МГБ СССР (17 октября 1949 — март 1953). Член Коллегии МГБ СССР (3 января 1951 — 11 марта 1953).

После смерти И. В. Сталина в 1953 был снят с поста начальника ГУМ и переведён с большим понижением на должность заместителя начальника пограничных войск Ленинградского военного округа. Приказом МВД СССР № 1324 от 18 мая 1954 уволен в отставку по болезни.

Семья

Женат, жена Леонтьева Анастасия Николаевна 1903 года рождения, сын Юрий Александрович Леонтьев 1926 года рождения, дочь Алла Александровна Леонтьева 1931 года рождения. Проживали в Москве, улица Покровка, дом 20/1, квартира 7.

Звания

Награды

Напишите отзыв о статье "Леонтьев, Александр Михайлович"

Примечания

  1. Партийный билет № 1101021.
  2. Согласно имеющимся данным, в 1942 Разведывательный отдел Главного управления пограничных войск (ГУПВ) НКВД СССР не существовал. Возможно, речь идет о отделе 1-го (Оперативно-разведывательного) Управления ГУПВ.

Литература

  • Кокурин А. И., Владимирцев Н. И. НКВД — МВД СССР в борьбе с бандитизмом и вооруженным националистическим подпольем на Западной Украине, в Западной Белоруссии и Прибалтике (1939—1956).

Ссылки

  • [shieldandsword.mozohin.ru/personnel/leontyev_a_m.htm ЛЕОНТЬЕВ Александр Михайлович]

Отрывок, характеризующий Леонтьев, Александр Михайлович

Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.