Манджур (канонерская лодка)
«Манджуръ» — канонерская лодка Сибирской флотилии. Несла службу, находясь в распоряжении дипломатических представительств России на Дальнем Востоке. Также канонерская лодка занималась охраной промыслов; каждую осень ходила к острову Тюлений и снимала с него охрану.
Строительство
Проект создан на базе канонерских лодок «Бобр» и «Сивуч». Заказана в рамках судостроительной программы на 1882-1902 годы и предназначалась для стационарной службы на Дальнем Востоке.
Заложена 28 июня 1886 года на верфи Бурмейстер и Вайн в Копенгагене. Спущена на воду 22 ноября 1886 года. Вступила в строй 23 мая 1887 года.
Служба
В 1888 году участвовала в походах Практической эскадры Балтийского моря.
С 22 сентября по 10 октября 1889 года совершила переход на Дальний Восток.
С 5 мая 1890 года — в составе Сибирской флотилии с базированием на Владивосток.
В 1895-1896 годах совершала плавания по портам Китая, Японии и Кореи, базируясь в Чемульпо.
В составе русской эскадры посетила Киао-Чао[1] и Шанхай.
Во время походов нередко ходила под флагом начальников и флагманов эскадры Тихого океана. Приняла участие в подавлении восстания «боксёров».
Во время начала Русско-японской войны находилась в Шанхае, где интернировалась.
После войны вернулась во Владивосток и в 1907 году приняла участие в подавлении вооруженного восстания, повредив миноносец «Скорый».
Прошла капитальный ремонт корпуса и механизмов в 1907 году во Владивостоке с перевооружением на новую артиллерию.
До Первой мировой войны несла стационерную службу в китайских портах попеременно с крейсером «Жемчуг»[2].
В период Первой мировой войны являлась флагманским кораблем командующего Сибирской флотилией.
12 декабря 1917 года перешла на сторону Советской власти.
С весны 1918 года во Владивостоке на долговременном хранении.
30 июня 1918 года захвачена белогвардейцами и выведена из строя.
В октябре 1922 года уведена контр-адмиралом Г. К. Старком в Манилу и там в 1923 году продана японской судоходной компании.
После переименования в «Кимигаё-мару 2» и переоборудования в торговое судно, курсировала между Осакой и островом Сайсю (Чеджу).
Потоплена в апреле 1945 года в результате авианалёта американцев.
Командиры
- 04.1890-1891.11.____Кази. Александр Иванович
- хх.1893-1894.хх.____Андреев.Константин Матвеевич
- 06.1898г.хх.________Шамов. Александр Сергеевич (и.о.)
- хх.1898-1899.хх.____Яковлев. Николай Матвеевич
- 06.1899г.11.________Игнациус.Василий Васильевич(и.о.)
- хх.1899-1901.хх.____Эбергард. Андрей Иванович
- хх.хххх.-1904.хх.____Плен. Павел Иванович
- хх.1904г.хх.________Кроун..
- хх.1905-1906.хх.____фон-Раден.Фердинанд Владимирович
- хх.1909-1911.хх.____Карказ. Федор Федорович
- хх.191?-хххх.хх.____Сергеев-2й
- хх.191?-хххх.хх.____фон-Липхарт. И.О.
См. также
Напишите отзыв о статье "Манджур (канонерская лодка)"
Примечания
Литература
- [wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1998_04/ Ю. В. Апальков «Российский Императорский Флот 1914 −1917 гг. Справочник по корабельному составу»]
- Тарас А. Корабли Российского императорского флота 1892-1917 гг. — Харвест, 2000. — ISBN 9854338886.
- Боевая летопись русского флота: Хроника важнейших событий военной истории русского флота с IX в. по 1917 г. — М.: Воениздат МВС СССР, 1948. — 492 с. / Под редакцией доктора военно-морских наук капитана 1 ранга Н. В. Новикова. Составители: В. А. Дивин, В. Г. Егоров, Н. Н. Землин, В. М. Ковальчук, Н. С. Кровяков, Н. П. Мазунин, Н. В. Новиков. К. И. Никульченков,. И. В. Носов, А. К. Селяничев. // Академия Наук Союза ССР.
Ссылки
- [www.vladcity.com/ships/mandzhur-1887/ «Манчжур» (1887)]
- [infoart.udm.ru/history/navy/rusgb096.htm Класс «Манчжур»]
- [www.fegi.ru/primorye/history/rev3_2.htm СИБИРСКАЯ ВОЕННАЯ ФЛОТИЛИЯ В 1917—1922 гг.]
- [uainterior.com/rus25.html Картина В. В. Игнациуса с изображением канонерской лодки]
- [warships.ru/MK-3/MK-14/MK-14-1.htm Русские канонерки в бою]
- [warships.ru/MK-3/MK-12/Mk-12-1.htm Потомки канонерки «Рендел»]
- [russiaflot.ru/korbrkanon/352-kanonerskaya-lodka-mandzhur.html О «Манчжуре»]
- [navsource.narod.ru/photos/04/042/index.html Фотографии]
|
Отрывок, характеризующий Манджур (канонерская лодка)
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.