Маркиз Рединг
| Маркиз Рединг | |
 Герб маркизов Рединг | |
| Период | |
|---|---|
| Титул: |
маркиз Рединг |
| Родоначальник: | |
| Родина | |
| Подданство | |
| Дворцы |
Джейнс Корт в Бисли (графство Глостершир) |
Маркиз Рединг (англ. Marquess of Reading) — наследственный титул в системе Пэрства Соединённого королевства.
История
Титул маркиза Рединга был создан 7 мая 1926 года для Руфуса Дэниела Айзекса, 1-го графа Рединга (1860—1935). Он занимал посты генерального солиситора (1910), генерального атторнея (1910—1913), лорда главного судьи Англии и Уэльса (1913—1921), вице-короля Индии (1921—1925), министра иностранных дел Великобритании (1931) и лорда-хранителя пяти портов (1934—1935). Также он являлся лидером Палаты лордов (1931) и лидером либеральной партии в Палате лордов (1931—1935). Для него были созданы титулы барона Рединга из Эрли в графстве Беркшир (1914), виконта Рединга из Эрли в графстве Беркшир (1916), виконта Эрли из Эрли в графстве Беркшир и графа Рединга (1917).
Титул маркиза Рединга — этой самый высокий титул британского пэра, который когда-нибудь получал еврей, и один из недавно созданных маркизатов, дошедших до нашего времени в системе Пэрства Соединённого королевства.
После смерти 1-го маркиза Рединга ему наследовал его сын, Джерард Руфус Айзекс, 2-й маркиз Рединг (1889—1960). Он занимал должности заместителя министра иностранных дел (1951—1953) и министра иностранных дел Великобритании (1953—1957) в консервативных правительствах Уинстона Черчилля и Энтони Идена.
По состоянию на 2013 год, обладателем титула маркиза являлся его внук, Саймон Чарльз Генри Руфус Айзекс, 4-й маркиз Рединг (род. 1942), который сменил своего отца в 1980 году.
Семья Айзекс до недавнего времени проживала в Джейнс Корт в Бисли (графство Глостершир).
В мае 1804 года титул барона Рединга был предложен бывшему премьер-министру Великобритании Генри Аддингтону (1757—1844), но последний отказался, а позднее получил титул виконта Сидмута (1805).
Маркизы Рединг (1926)
- 1926—1935: Руфус Дэниел Айзекс, 1-й маркиз Рединг (10 октября 1860 — 30 декабря 1935), сын импортера фруктов Джозефа (Иосефа) Айзекса
- 1935—1960: Джеральд Руфус Айзекс, 2-й маркиз Рединг (10 января 1889 — 19 сентября 1960), единственный сын предыдущего
- 1960—1980: Майкл Альфред Руфус Айзекс, 3-й маркиз Рединг (8 марта 1916 — 2 июля 1980), единственный сын предыдущего
- 1980 — настоящее время: Саймон Чарльз Генри Руфус Айзекс, 4-й маркиз Рединг (род. 18 мая 1942), единственный сын предыдущего
- Наследник: Джулиан Майкл Руфус Айзекс, виконт Эрли (род. 1986), единственный сын предыдущего.
Напишите отзыв о статье "Маркиз Рединг"
Ссылки
- Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
- [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
- [www.thepeerage.com thepeerage.com]
- [www.lryc.com Lord Reading Yacht Club]
- [www.lordreading.org Lord Reading Law Society]
| |||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Маркиз Рединг
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
