Милле Милья

Милле Милья (итал. «Mille Miglia», «Тысяча миль», произносится как ['mille 'miʎʎa]) — гонка на выносливость по дорогам общественного пользования, проводившаяся в Италии с 1927 по 1957 года (тринадцать раз до Второй мировой войны и одиннадцать раз после).

Mille Miglia, как и другие подобные ей гонки (более старая Targa Florio и более поздняя Carrera Panamericana), сделала популярными автомобили класса Гран-туризмо и прославила такие автомобильные марки, как Alfa Romeo, Ferrari, Maserati и Porsche.

Mille Miglia всегда проводилась на дорогах общего пользования, которые на время гонки даже не перекрывались. Поэтому организаторам на протяжении всего маршрута пришлось выставлять специальные указатели, чтобы сориентировать гонщиков. Позже этот указатель в виде стрелки стал официальным символом Mille Miglia.

Организация гонки

В отличие от современного ралли, в котором машины стартуют с минутным интервалом и при этом первыми на трассу уходят профессиональные экипажи на более совершенной технике, Mille Miglia открывалась стартом самых медленных машин. Это упрощало организацию гонки, поскольку сокращалось время проведения старта, и уже не нужно было перекрывать дороги на длительный срок. Также сокращение времени старта облегчало жизнь маршалов, следивших за огромной толпой болельщиков. Автомобили получали номера в соответствие с их стартовым временем. Например, в 1955 году прототип Mercedes-Benz 300 SLR Стирлинга Мосса и его штурмана Дениса Дженкинсона получил номер 722, потому что стартовал из Брешиа в 7:22 утра. Первая же машина отправилась в путь в 21:00 предыдущего дня. В первые годы проведения Mille Miglia победителям требовалось более 16 часов, чтобы преодолеть дистанцию, они стартовали поздним вечером и заканчивали гонку на закате следующего дня.

Гонка в предвоенный период

Mille Miglia была организована двумя молодыми людьми: Аймо Магги (Aymo Maggi) и Франко Маззотти (Franco Mazzotti), после того, как их родной город Брешия лишился Гран-при Италии, уступив право проведения гонки Монце. Вместе с компанией состоятельных сторонников они выбрали маршрут от Брешии до Рима и обратно. Длина дистанции оказалась равной 1600 км (1000 миль), что и дало название гонке. В разные года маршрут немного варьировался, и, соответственно, изменялась его длина.

Первая Mille Miglia стартовала 26 марта 1927 года. В ней приняли участие 77 экипажей, и все они были итальянскими. Победитель пересек финишную черту через 21 час 4 минуты и 48 секунд после старта. Все гонщики, оказавшиеся на пьедестале, выступали на одинаковых автомобилях местной для Брешии марки О. М.

Тацио Нуволари выиграл Mille Miglia в 1930 году, выступая на Альфа-Ромео. Стартовав после своего напарника по команде Ахилле Варци, который быстро захватил лидерство, Нуволари всю гонку провел за его спиной. В тусклом свете утренней зари Нуволари был невидим для Варци в зеркалах заднего вида, поскольку он шел с выключенными фарами, однако перед самым финишем, на одном из прямых участков, Нуволари «вслепую» обошёл Варци и занял первое место.

Mille Miglia всегда пользовалась популярностью у итальянских гонщиков и производителей, но, тем не менее, 3 гонки все же удалось выиграть экипажам из других стран. Такую, пусть и незначительную конкуренцию итальянцам смогли составить лишь пилоты из Германии. В 1931 году Рудольф Караччиола, известный своими выступлениями в гонках Гран-при, и его механик Вильгельм Себастьян (Wilhelm Sebastian) одержали победу на своем доработанном Mercedes-Benz SSK. Это был первое из трех поражение итальянцев, ведь Караччиола был немцем, несмотря на итальянскую фамилию. Его победа стала для всех большой неожиданностью, потому что из-за разразившегося в то время экономического кризиса он почти не получал заводской поддержки. У него не хватало механиков, поэтому после очередного пит-стопа им приходилось очень быстро перемещаться по Италии, срезая напрямик все изгибы маршрута гонки, чтобы успеть к следующей зоне обслуживания быстрее гоночного экипажа.

Проведение гонок было приостановлено Муссолини после трагического инцидента, произошедшего в 1938 году и унесшего жизни нескольких зрителей. С момента возобновления Mille Miglia в 1940 году и вплоть до начала войны в Италии она дублировала Гран-при Брешии и проходила по короткому 100-километровому кольцу, которое гонщики преодолевали 9 раз. Также в 1940 году состоялся дебют Энцо Феррари, владевшего тогда маркой ААС (Auto Avio Costruzioni), который выставил на гонку модель Tipo 815. Напряжение, несвойственное первым гонкам, росло вместе с конкуренцией, которую составляли итальянцам гонщики из Германии. Победителями в 1940 году стали немцы Хашке фон Ханштейн и Вальтер Баумер (Walter Baumer), установив абсолютный для Mille Miglia на то время рекорд скорости — 166 км/ч.

Гонка после Второй мировой войны

Итальянцы продолжили доминировать в Mille Miglia и после войны, маршрут которой вернули к традиционному большому кольцу по Италии. Mercedes блеснул еще раз в 1952 году, когда на Mercedes-Benz 300 SL, известном как «Крыло чайки», экипаж Карла Клинга и Ганса Кленка занял второе место. Через год они выиграли другую, не менее легендарную гонку, Carrera Panamericana. В том же году в гонку вернулся Караччиола, но попал в аварию.

Среди гонщиков из других стран на подиум Mille Miglia в 1950-х годах смогли подняться: Хуан Мануэль Фанхио, Петер Коллинс и Вольфганг фон Трипс. С 1953 по 1957 год Mille Miglia даже была этапом мирового чемпионата World Sportscar championship.

В 1955 году Mercedes предпринял еще одну попытку одержать победу в Mille Miglia с новой, более мощной и лучше подготовленной машиной — Mercedes-Benz 300 SLR. Она была создана на основе болида Формулы-1 1954 года, а не Mercedes-Benz 300 SL.

На извилистых маршрутах Mille Miglia молодые гонщики, такие как немец Ганс Геррманн, зарекомендовавший себя выступлениями в команде Porsche, и британец Стирлинг Мосс полагались на помощь штурманов. Более опытные гонщики предпочитали отправляться на гонку в одиночестве. После трагической гибели своего штурмана в Южной Америке Хуан Мануэль Фанхио выступал один, решив, что гонки — слишком опасное занятие, чтобы рисковать ещё чьей-либо жизнью. Так же поступал Карл Клинг, четвертый гонщик Mercedes.

Мосс и его штурман, автожурналист Дэнис Джекинсон, прошли шесть кругов для разведки трассы. При этом Дженкс делал пометки на рулонах бумаги общей длиной около 4,5 м. Во время гонки Джекинсон читал свои заметки и давал указания Моссу с помощью жестов. Так была создана первая в мире стенограмма, которая очень помогала экипажу: Моссу приходилось соревноваться с итальянскими гонщиками, которые намного лучше него знали эту местность и все дороги, а стенограмма свела на нет их «естественное» преимущество.

Ганс Геррманн, ранее уже выступавший на Mille Miglia под номером 704, показывал отличную скорость. В 1954 году он провел поразительную гонку, когда в последний момент сумел обогнать скоростной поезд на Рим. Ганс управлял очень низким Porsche 550 Spyder, и когда шлагбаум на переезде начал закрываться, он понял, что тормозить уже поздно. Гонщик ударил по заднику шлема своего штурмана, чтобы тот пригнулся, надавил на газ и, буквально, пролетел под шлагбаумом, перед самым носом поезда. Удача отвернулась от Геррманна в 1955 году, и он выбыл из гонки после отказа тормозной системы. В тот год Клинг тоже не добрался до финиша.

Команда Мосса и Дженкинса на Mercedes-Benz 300 SLR показала время в 10 ч 7 мин 48 сек. Тогда же победным экипажем был установлен и новый рекорд скорости — 159,65 км/ч, который так никто и не смог побить до закрытия гонки в 1957 году. Фанхио прибыл на несколько минут позже, но учитывая, что стартовал он на 24 минуты раньше Мосса, в итоге проиграл первому месту полчаса.

Конец классической Mille Miglia

Mille Miglia была закрыта в 1957 году после аварии в деревне Гуидиццоло, унесшей жизни гонщика Альфонсо де Портаго, его штурмана Эдмунда Нельсона (Edmund Nelson) и еще одиннадцати зрителей. Предположительно, причиной той аварии послужил взрыв колеса. Всю вину за произошедшее возложили на команду Ferrari, за которую выступал Портаго, сославшись на то, что ради экономии времени они вовремя не поменяли колеса.

С 1958 по 1961 год Mille Miglia представляла собой небольшую раллийную гонку, состоящую из нескольких спецучастков и соединявших их дорог общественного пользования, на которых гонщикам приходилось соблюдать скоростной режим. Но в 1961 году и она была закрыта.

В 1977 году Mille Miglia возродилась под названием Mille Miglia Storica, став гонкой раритетных автомобилей. В ней допускаются к участию машины, выпущенные до 1957 года. Хотя это все те же гоночные болиды, устанавливавшие когда-то рекорды скорости, теперь, чтобы преодолеть тот же самый маршрут классической Mille Miglia, им требуется несколько дней. Правила были изменены таким образом, что определяющим фактором стало соблюдение гонщиками скоростного режима, а не максимальная скорость. Парад классических автомобилей, предваряющий каждую гонку, позволил Mille Miglia заслужить титул «самой красивой дорожной гонки в мире». О Mille Miglia Storica в 2007 году был снят документальный фильм «Mille Miglia — The Spirit of a Legend».

Победители Mille Miglia

Год	Экипаж	Автомобиль
1927	Фердинандо Миноя Джузеппе Моранди	OM 665 S
1928	Джузеппе Кампари Джулио Рампони	Alfa Romeo 6C 1500 Sport Spider Zagato
1929	Джузеппе Кампари Джулио Рампони	Alfa Romeo 6C 1750 SS Spider Zagato
1930	Тацио Нуволари Баттиста Гвидотти	Alfa Romeo 6C 1750 GS Spider Zagato
1931	Рудольф Караччиола Вильгельм Себастьян	Mercedes-Benz SSK
1932	Баконин Борзаккини Amedeo Bignami	Alfa Romeo 8C 2300 Spider Touring
1933	Тацио Нуволари Децимо Компаньони	Alfa Romeo 8C 2300 Spider Zagato
1934	Акилле Варци Amedeo Bignami	Alfa Romeo 8C 2600 Monza Spider Brianza
1935	Карло Пинтакуда Алессандро делла Стуфа	Alfa Romeo 8C 2900 Tipo B
1936	Антонио Бривио Карло Онгаро	Alfa Romeo 8C 2900A
1937	Карло Пинтакуда Париде Мамбелли	Alfa Romeo 8C 2900A
1938	Клементе Биондетти Альдо Стефани	Alfa Romeo 8C 2900B Spider MM Touring
1939	Гонка отменена по приказу Муссолини
1940	Хушке фон Ханштайн Вальтер Бемер	BMW 328 Berlinetta Touring
1941—1946	Гонка прерывается на время Второй мировой войны
1947	Клементе Биондетти Emilio Romano	Alfa Romeo 8C 2900 B Berlinetta Touring
1948	Клементе Биондетти Giuseppe Navone	Ferrari 166 S Coupe Allemano
1949	Клементе Биондетти Ettore Salani	Ferrari 166 MM Barchetta Touring
1950	Джаннино Марзотто Marco Crosara	Ferrari 195 S Berlinetta Touring
1951	Луиджи Виллорези Pasquale Cassani	Ferrari 340 America Berlinetta Vignale
1952	Джованни Бракко Alfonso Rolfo	Ferrari 250 S Berlinetta Vignale
1953	Джаннино Марзотто Marco Crosara	340 Ferrari 340 MM Spider Vignale
1954	Альберто Аскари	Lancia D24 Spider
1955	Стирлинг Мосс Дэнис Дженкинсон	Mercedes-Benz 300 SLR
1956	Эудженио Кастеллотти	Ferrari 290 MM Spider Scaglietti
1957	Пьеро Таруффи	Ferrari 315 Sport

Результаты Mille Miglia Storica

• 1977 : Hepp / Bauer — Alfa Romeo RLSS — 1927
• 1982 : Bacchi / Montanari — O.S.C.A MT 4 — 1956
• 1984 : Palazzani / Campana — Stanguellini 1100 S — 1947
• 1986 : Schildbach / Netzer — Mercedes-Benz SSK — 1929
• 1987 : Nannini / Marin — Maserati 200 SI — 1957
• 1988 : Rollino / Gaslini — Fiat 1100 S MM — 1948
• 1989 : Valseriati / Favero — Mercedes-Benz 300 SL — 1955
• 1990 : Agnelli / Cavallari — Cisitalia 202 SC — 1950
• 1991 : Panizza / Pisanelli — Renault 750 Sport — 1954
• 1992 : Canè / Galliani — BMW 507 — 1957
• 1993 : Vesco / Bocelli — Cisitalia 202 SC — 1948
• 1994 : Canè / Galliani — Lancia Aurelia B 20 — 1957
• 1995 : Ferrari / Salza — Abarth 750 Zagato — 1957
• 1996 : Canè / Galliani — BMW 328 MM — 1937
• 1997 : Valseriati / Sabbadini — Mercedes-Benz 300 SL Pr — 1952
• 1998 : Canè / Galliani — BMW 328 MM — 1937
• 1999 : Canè / Auteri — Ferrari 340 MM — 1953
• 2000 : Canè / Galliani — BMW 328 MM — 1937
• 2001 : Sisti / Bernini — Healey Silverstone — 1950
• 2002 : Canè / Galliani — BMW 328 Touring — 1940
• 2003 : Sielecki / Hervas — Bugatti Type 23 Brescia — 1923
• 2004 : Canè / Galliani — BMW 328 MM Coupè
• 2005 : Viaro / De Marco — Alfa Romeo 6C 1500 S — 1928
• 2006 : Canè / Galliani — BMW 328 MM Coupè
• 2007 : Viaro / Bergamaschi — Alfa Romeo 6C 1500 Super Sport — 1928
• 2008 : Luciano и Antonio Viaro — Alfa Romeo 6C 1500 Super Sport — 1928
• 2009 : Bruno и Carlo Ferrari — BUGATTI Type 37 — 1927
• 2010 : Canè / Galliani — BMW 328 Mille Miglia Coupé — 1939
• 2011 : Italy Giordano Mozzi / Stefania Biacca – Aston Martin Le Mans — 1933
• 2012 : Argentina Scalise Claudio / Claramunt Daniel – Alfa Romeo 6C 1500 Gran Sport "Testa Fissa" — 1933
• 2013 : Argentina Juan Tonconogy / Guillermo Berisso – Bugatti T40 — 1927
• 2014 : Italy Giordano Mozzi / Stefania Biacca – Lancia Lambda tipo 221 spider Ca.Sa.Ro — 1928
• 2015 : Argentina Juan Tonconogy / Guillermo Berisso – Bugatti T40 — 1927

Бренд Mille Miglia

Именем «Mille Miglia» также называется бонусная программа авиакомпании Alitalia, по которой пассажиры могут получать бесплатные билеты, накапливая налетанные с компанией мили.

Еще «Mille Miglia» — это марка курток, названных так уже после гонки, прообразом которых послужили гоночные куртки 1920-х годов. Куртки этой марки создал Массимо Ости (Massimo Osti) для своей компании «CP Company», выпускавшей одежду. Их отличали встроенные в капюшон ветрозащитные очки и небольшое круглое отверстие в рукаве в районе запястья, чтобы удобней было узнавать время по наручным часам. Куртки «Mille Miglia» производились достаточно продолжительное время и до сих пор являются популярными у английских футбольных фанатов.

Спонсором Mille Miglia Storica выступает производитель часов Chopard, который взамен получил право использовать название гонки и её торговую марку для продвижения своей серии спортивных часов. В рекламной продукции Chopard использует фотографии сделанные на гонках фотографом Джакомо Бретцелем (Giacomo Bretzel).

Один из цветов, в который компания Chevrolet окрашивала свою модель Corvette назывался «Mille Miglia Red». Этот цвет был доступен покупателям в период с 1972 по 1975 года.

См. также

• Список основных автомобильных гонок в Италии

Ссылки

• [www.1000miglia.eu/inglese/home.html Сайт, посвященный Mille Miglia]
• [www.museomillemiglia.it/ Музей Mille Miglia в Брешии]
• [www.millemiglia-thefilm.com/ «Mille Miglia — The Spirit of a Legend» — документальный фильм об истории гонки]

Отрывок, характеризующий Милле Милья

И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!