Муиринский язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Муиринский язык
Самоназвание:

муира

Страны:

Россия

Регионы:

Дагестан, Кайтагский район, Дахадаевский район

Общее число говорящих:

около 18 тыс.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2756 дней]

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Северокавказская надсемья

Нахско-дагестанская семья
Даргинская ветвь
Северная группа
Письменность:

бесписьменный

См. также: Проект:Лингвистика

Муири́нский язык (муйринский, уркарахский; самоназвание: муира [muira]) — один из языков даргинцев в центральном Дагестане. Относится к северной группе даргинской ветви нахско-дагестанской языковой семьи. Распространён в верхнем бассейне реки Артузен и по левым притокам реки Дживус (Хулахерк). В административном отношении эти земли занимают северо-восток Дахадаевского района и северо-запад Кайтагского района. Численность носителей, проживающих в традиционных горных сёлах составляет около 38 тысяч человек, ещё какое-то количество проживает в кутанах на равнине.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2756 дней]



Диалекты

Делится на 5 основных диалектов:

Напишите отзыв о статье "Муиринский язык"

Литература

  • Гасанова С. М. Очерки по даргинской диалектологии. Махачкала, 1970.
  • Муиринский язык // Коряков Ю. Б. [lingvarium.org/raznoe/publications/caucas/alw-cau-reestr.pdf Атлас кавказских языков]. / РАН. Ин-т языкознания. — М.: 2006. Стр. 34.

Отрывок, характеризующий Муиринский язык

– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.