Нахские языки

Нахская
Таксон:	ветвь
Статус:	общепризнана
Ареал:	центр Северного Кавказа
Число носителей:	от 2 500 000 - до 3 000 000 (по сумме составляющих его языков)
Классификация
Категория:	Языки Евразии
Сино-кавказская макросемья (гипотеза) Северокавказская надсемья (необщепризнана) Нахско-дагестанская семья
Состав
3 (4) языка
Коды языковой группы
ISO 639-2:	—
ISO 639-5:	—
См. также: Проект:Лингвистика

На́хские языки — ветвь нахско-дагестанских языков. Варианты названия: вайнахские, вейнахские, чечено-ингушские, кистинские, кистинско-бацбийские, бацбийско-кистинские языки.

Состав

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В состав нахской ветви нахско-дагестанской языковой группы входят:

• чеченский язык (Чечня, Ингушетия, Дагестан, Грузия);
• ингушский язык (Ингушетия, Северная Осетия, Чечня, Грузия);
• бацбийский язык (Грузия).

Вайнахскими (вейнахскими) в наше время называют чеченский и ингушский языки, противопоставляя им бацбийский язык (имеющий происхождение от ингушского языка) как более отдаленный, поскольку затруднено взаимопонимание между бацбийским и остальными нахскими, в то время как чеченский и ингушский образуют, по существу, диалектный континуум. Носителей во всем мире: Ингушский язык состоит из 3 диалектов (или говоров): плоскостной (литературный, равнинный), джейрахский (фепинский), галгаевский. В настоящее время различия между диалектами практически стёрлись, за исключением некоторых слов (пример лит. пхьор — галг. пхьер — русск. ужин, но оба варианта признаются допустимыми). Близки к ингушскому языку кистинский — около 12 000 носителей, бацбийский - 5000. Общее число носителей ингушского языка составляет 550 000-600 000 человек. Чеченский язык состоит из 6 диалектов: плоскостной (нохчмахкойский, на основе которого возник литературный чеченский язык) — свыше 1 350 000 — 1 500 000 носителей, аккинский (2 говора) — около 200 000—250 000 носителей, чеберлойский (3 говора) — 60 — 80 000 носителей, галанчёжский — свыше 100 000 носителей, шаройский свыше 30 000 носителей, итумкалинский (5 говоров) около 450 000—500 000 носителей. В настоящее время ввиду смешанного проживания всех носителей диалектов небольшие различия, существовавшие в диалектах в виде говора и произношений речи, практически стёрлись, ассимилировавшись с плоскостным диалектом, основой чеченского языка.

Связи и родство с другими языками

О. Сулейменов, в своей книге «Язык Письма» пишет:

Известный кавказовед А. С. Чикобава, исследуя связи урартского, одного из древнейших языков Передней Азии, пришел к выводу: «Уже теперь можно положительно утверждать, что определённые положения урартского языка находят объяснения при помощи данных иберийско-кавказских языков, прежде всего, нахских (чеченского, ингушского, бацбийского)» (Чикобава А. С., «Проблемы родства иберийско-кавказских языков». Махачкала, 1965, стр.7).

К вопросу о генетических взаимоотношениях между урартским и нахским языками

Наиболее близки к вымершим хуррито-урартским языкам которые были распространены на Ближнем Востоке. В связи с этим заслуживают особого внимания следующие факты, установленные в урартском и хурритском: урартск. alau-ini — «владыческий», хурр. аллаi — «госпожа» (из allawa). Последние два примера можно сравнить с нахскими: чеч. эла (< ала) йа, инг. аьлайа, бацб. алъайа — «госпожа, княжна есть», чеч. эла (< ала) ва, инг. аълава, бацб. алъава — «господин, князь есть». Можно ли считать все это случайным совпадением разнородных фактов материально, функционально и структурно?

Таким образом, в приведенной выше урартской фразе Me-nu-a-še (читай Менуасе) al-i-e мы обнаруживаем: 1) материальное (се||с), функциональное (функция эрг. падежа), структурное (присоединение аффикса эрг. падежа к основе имени существительного в качестве суффикса-окончания) соответствие аффикса эргативного падежа аналогичному аффиксу эргативного падежа в нахских языках; 2) материальное (al…), по значению (говорить, сказать), функциональное (глагол в синтаксической функции сказуемого), структурное (одинаковое строение основы) глагола-сказуемого аналогичному глаголу-сказуемому в нахских языках.

При постановке и решении проблем этногенеза на основе лингвистических фактов главным является вопрос о критериях доказательства генетического родства языков. Вопрос же о генетических взаимоотношениях между урартским и горскими кавказскими языками представляет собой лишь конкретный случай, причем спорный, для проверки и характеристики критериев доказательства генетического родства языков.

Когда рассматривается вопрос о генетических взаимоотношениях между урартским и нахскими языками приходится иметь дело с очень трудным случаем. Здесь представлено минимальное количество фактов, да и эти факты носят разрозненный, бессистемный характер. Между тем известно, что главным аргументом родства языков служит системный характер устанавливаемых материальных, грамматических и т. д. элементов, звуковые соответствия, на основе которых обосновывается генетическое родство языков.

А как быть в таких случаях, когда фактов так мало, что трудно говорить или невозможно говорить о соответствии общей системы или частных подсистем, когда эти системы не даны.

Вместе с тем приходится учитывать, что в течение, скажем, двух-трех тысяч лет система языка настолько изменяется, что трудно установить общую основу языков, одни из которых перестали существовать примерно 2,5 — 3 тыс. лет тому назад, а другие, не имеющие древних письменных памятников, засвидетельствованы в живой речи через 2,5 — 3 тыс. лет, то есть с момента отмирания первых. С таким фактом и приходится иметь дело, когда мы говорим о генетических взаимоотношениях между урартским и горскими кавказскими языками.

В этих условиях и ставится вопрос о генетических взаимоотношениях между урартским и горскими кавказскими языками. Но положительное или отрицательное решение этого вопроса, если не сказать целиком и полностью, то по крайней мере в значительной степени зависит от решения другого вопроса, а именно — вопроса о минимальном количестве критериев для обоснования генетического родства тех или иных языков, в данном случае — горских кавказских и урартского.

В специальной литературе высказано предположение о родстве мертвых урартского и хурритского языков с иберийско-кавказскими языками. По мнению некоторых кавказоведов, из иберийско-кавказских языков ближе всех к урартскому стоят нахские языки. «Урартский язык — язык создателей государства Урарту. Племена, говорившие на урартском языке, во II—I тысячелетиях до н. э. были широко распространены на огромной территории вокруг Ванского озера. Мы их находим на восточном побережье Ванского озера, в районе нынешнего г. Вана (здесь была столица урартского государства — Тушпа). Основным материалом для изучения урартского языка являются урартские надписи. Дополнительные сведения можно извлечь из ассирийских источников, где засвидетельствовано немало собственных имен, относящихся к Урарту. Определенную помощь оказывают нам данные хурритского языка, в близком родстве с которым находился урартский язык. Картвельские (картский, то есть грузинский, мегрело-чанский и сванский) и вообще кавказские языки, также оказывают помощь в правильном понимании ряда явлений грамматического строя урартского языка и в изучении его лексического состава.

Фонетика урартского языка очень слабо исследована. В работах по урартскому языку И. Фридриха,И. И. Мещанинова и Г. А. Меликишвили не представлены должным образом разработанные разделы, посвященные фонетике. Это объясняется главным образом отсутствием необходимого материала. Правда, в указанной работе Г. А. Меликишвили рассмотрены некоторые фонетические явления в урартском языке. Кроме того, имеется содержательная статья И. М. Дьяконова „Материалы к фонетике урартского языка“.

Некоторые явления в области фонетики урартского и хурритского языков, рассмотренные в указанных работах, представляют интерес с точки зрения данных исторической фонетики нахских языков. К таким явлениям относятся: 1) чередование i и е (в качестве фонетических вариантов); пипави, пипаве; 2) монофтонгизация дифтонгов: au > u; ia > a; iu > u; iu > i; выпадение гласного между двумя согласными и др. Аналогичные процессы наблюдаются и в нахских языках. Однако эти процессы более позднего происхождения.

Что же касается фонемного состава, то И. М. Дьяконов предполагает существование некоторых смычногортанных звуков в урартском языке. Этот факт, несомненно, представляет большой научный и исторический интерес. Однако он не дает права утверждать, что фонологическая система урартского родственна фонологической системе нахских языков. Во всяком случае мы не находим (на современном уровне изучения фонетики урартского языка) фактов, которые позволили бы говорить об исторически преемственной генетической связи между фонетикой урартского и нахских языков. Возможно, это объясняется тем, что мы располагаем весьма скудными сведениями о фонетике урартского языка.

Иначе обстоит дело в области морфологии, синтаксиса и лексики (включая сюда топонимику, этнонимику и ономастику). В этих разделах структуры урартского языка мы находим факты, поражающие своей близостью к данным нахских языков.

В морфологическом инвентаре близкими по материалу к древнейшим иберийско-кавказеким формантам являются следующие показатели:

а) урартск. — še||š показатель эргативного падежа:

• кистинск. — s
• бац. — s
• авар. — s

б) урартск. -li ||-e-li показатель множественного числа в именах и местоимениях:

• кистинск. -аr, -al
• бац. -аr
• авар. -аl
• сван. -аr

в) урартск. -li-e формант будущего времени в глаголах:

• кистинск. -r
• авар. -il

В основном словарном фонде можно отметить следующие сходные по материалу слова:

а) урартск. i-e-še — „я“

• кистинск. asa, as
• бац. as

б) урартск. si-la — „дочь“, груз, as-ul

• авар. ja-s
• кистинск. jo-ha

в) урартск. si-e-l — „ночь“

• авар. š or-do
• картвельск. ser-
• бац. -р sar-lo — „вечер“

г) урартск. ša-a-li - „год“, груз. šar-šan — «в прошлом году»

• кистинск. so
• бац. so (основа sar-)
• авар. son

д) урартск. ha-ъ-bi — «я взял»

• анд. bu-x-idu
• ахв. vu-x-iri

е) урартск. a-gu-u-ni — «он провел»

• кистинск. di-g-or
• бац. di-k-or

ж) урартск. haš… — «слушать»

• кистинск. xaz-ar
• бац. хас-аr

По целому ряду моментов урартский сближается с иберийско-кавказскими, — в основном, с языками бацбийско-кистинско-дагестанской группы. По-видимому, он прошел большой путь развития языкового строя, что вообще характеризует южные иберийско-кавказские языки. Наибольшее число материально близких элементов в морфологии урартский имеет с бацбийско-кистинскими и аваро-андийско-дидойскими языками. Особенное внимание обращают на себя лексические встречи урартского с языками бацбийско-кистинской группы".

Известно, что падежные аффиксы, особенно аффиксы таких падежей, как род., эрг., дат. обладают исключительной устойчивостью, они почти (за редкими исключениями), не заимствуются. В системе склонения урартского и нахского языков находим почти идентичные падежные аффиксы. Так, в урартском аффикс эрг. падежа представлен в двух вариантах šе и š. Как указывает Г. А. Меликишвили, произношение урартских звуков весьма условно. "Следует особенно оговорить произношение звуков s и š. В ту эпоху, когда урартийцами была заимствована клинопись у ассирийцев, у этих последних š (ш) произносился уже как «с»; поэтому естественнее предположить, что знаки, содержащие s, урартийцами переняты в значении с; в отличие от них знаки, содержащие š, по-видимому, были употреблены для обозначения какого-нибудь родственного звука, скорее всего «ш».

К аналогичному выводу приходит и И. М. Дьяконов: "Если в новоассирийской клинописи знаки, содержащие š, читались через [s].., то, надо думать, что таково должно было быть положение в урартской клинописи, имея в виду происхождение последней. И действительно, не только в греческом, где звук [š] отсутствовал, но и в армянском урартск. трансл. š регулярно передается через s: урартск. Tušpa — арм. Tosp — «город Ван», урартск. šani-, арм. san — «котел»; урартск. šuri — «оружие», «вооруженная сила» (?), арм. sur — «острие», «меч»…

Итак, можно с большой долей уверенности заключить что урартск. трансл. š было свистящим [s]. Вероятно также, что урартск. трансл. s было шипящим [š], но достоверных данных об этом пока нет.

Из изложенного следует, что в урартском аффикс эрг. п. передаваемый через трансл. še||š должны были произносить se||s. Последнему соответствует в нахских языках са||с (то есть в латинской транскрипции sa||s); ср.: бацб. дад-а-с(а), алъ-и, чеч. дад-а-с(а) эли (чеберл. диалект ал-и) — «отец сказал» (форма прямого им. п. ед. ч. — дада).

Аналогично оформляется эргативный падеж и в урартском языке. Для иллюстрации приведем фразу, которая чаще всего встречается в урартских надписях: Ме-nu-a-še (то есть Менуа-се) а-il-е — «Менуа говорит». Менуа — урартский царь. Его имя в неоформленном падеже передается так: Менуа.

В приведенной фразе основа -глагола al- также соответствует материально, по структуре и значению основе соответствующего -глагола в нахских языках: ал — «говорить», «сказать». Глагол «говорить, сказать» относится к числу наиболее устойчивых почти незаимствуемых глаголов: чеч. ал (а), бацб. алъ(а) — «скажи, говори, прикажи, повелевай». Эта общенахская основа, восходящая к нахскому языку-основе, в форме наст. времени сохранилась только в бацб.: бацб. алъ-о, инг. оал (<ал-о), чеч. олу||ола (<ал-о). Отсюда причастие бацб. алъо < алъ-о-н, чеч. ол-у-н < ал-о-н — «говорящий, повелевающий». Форма этого причастия путём субстантивации превратилась в отглагольное имя существительное: бацб. алŏ, чеч. эла < ала, инг. аъл(а) < ала — «князь, владыка». К этому слову восходит ола-лла — «господство», где ола — восходит к основе настоящего времени, а -лла-словообразовательный аффикс. Произведенный выше анализ форм исходной глагольной основы — не гипотеза, не предположение, а реальная характеристика закономерностей образования и функционирования рассматриваемых глагольных форм в нахских языках. Указанные формы восходят к исходной основе ал- (ср. чеч., инг. ал(а), бацб. алъ — «скажи, говори, прикажи, повелевай»). Все это хорошо известно специалистам по нахским языкам.

В этой связи заслуживают особого внимания следующие факты, установленные в урартском и хурритском: урартск. alau-ini — «владыческий», хурр. аллаi — «госпожа» (из allawa). Последние два примера можно сравнить с нахскими: чеч. эла (< ала) йа, инг. аьлайа, бацб. алъайа — «госпожа, княжна есть», чеч. эла (< ала) ва, инг. аълава, бацб. алъава — «господин, князь есть». Можно ли считать все это случайным совпадением разнородных фактов материально, функционально и структурно?

Таким образом, в приведенной выше урартской фразе Me-nu-a-še (читай Менуасе) al-i-e мы обнаруживаем: 1) материальное (се||с), функциональное (функция эрг. падежа), структурное (присоединение аффикса эрг. падежа к основе имени существительного в качестве суффикса-окончания) соответствие аффикса эргативного падежа аналогичному аффиксу эргативного падежа в нахских языках; 2) материальное (al…), по значению (говорить, сказать), функциональное (глагол в синтаксической функции сказуемого), структурное (одинаковое строение основы) глагола-сказуемого аналогичному глаголу-сказуемому в нахских языках.

Что касается урартских глагольных форм, то в них мы находим некоторые явления, наличествующие и в нахских языках. К ним относятся:
образование переходных глаголов посредством глагольной основы du: урарт. ueli-du — «собирать» (ср. ueli — «собрание» (?), «отряд» (?), seri-du — «отделять, выделять» (от seri — «отдельно, отдельный»). Ср. чеч. гул-дан||гулда — «собрать», тишда||тишдан — «износить» (от тиша — «старый, ветхий»); ц1андан||ц1ан-да — «чистить» (от ц1ан-о — «чистота») и т. д. В чеченских примерах в составе связки дан||да||да — «делать», префикс д- классный показатель. В какой функции выступал начальный элемент урартск. du — «делать» — неизвестно.

Исследователи урартского языка находят возможным расчленить окончания -di, -bi, -li. Если бы можно было их расчленить, то мы имели бы сочетания классных элементов (предполагаемых) -d-, -b- −1-, представленных в нахских языках, и аффикс прошедшего времени -i, наличествующий в нахских и некоторых дагестанских языках, как показатель древнейшего происхождения: ср. чеч. ц1ан-д-и — «почистил», гул-д-и — «собрал», гул-б-и — «собрал» и т. д.; хинал. ц-х-и — «пошла она», х-и — «пошел он», п-х-и — «пошли они» (в хиналугских примерах классные показатели выступают в качестве префиксов).

Из личных местоимений заслуживает быть отмеченным личное местоимений 1-го л. ед. ч. "Личное местоимение 1-го лица ед. числа «я» засвидетельствовано в форме эргагивного падежа: iese — «я». Уже отмечалось, что урартск. š следует произносить как свистящий s. Следовательно, iese нужно произносить ies. Последняя форма может быть сопоставлена с чеч. ас||аса, бацб. ас — «я» в зргативном падеже ед. ч. Таким образом, формы эргативного падежа 1 л. ед. ч. в урартском и нахских языках идентичны. Здесь уместно напомнить, что соответствие форм 1 л. ед. ч. в индоевропейских языках считается весьма важным фактом. Поэтому этот факт включается в состав тех лингвистических элементов, явлений, на которых основано доказательство генетического родства индоевропейских языков. К сожалению, слишком мало таких фактов, которые позволили бы с несомненностью утверждать, что генетические связи между урартским, хурритским и нахскими следует признать установленными.

Наконец, охарактеризуем некоторые факты из лексики (в том числе из области топонимики, этнонимики и ономастики). Внимание привлекают следующие лексические единицы:

1. урартск. ali, бацб. алъо, чеч. ол-а (< ал-о), инг. оал (< ал-о) — «говорить»; ср. ещё чеч., инг. ал(а), бацб. алъ(а) — «скажи, прикажи»;
2. урартск. alau-ini — «владыческий», бацб. алъ-о (< алъо-н); чеч. олан (ало-н) — «говорящий, приказывающий, повелевающий»; ср. чеч. олалла — «господство», где ола- из ала, а -лла словообразовательный суффикс;
3. хурритск. allaia — «госпожа» (из allawa); ср. общенахск. alaia — «госпожа, княгиня есть», alawa — «господин, князь есть» (соврем, чеч. элайу и элаву; инг. аълайа, аьлава, бацб. алъайа||алъава);
4. урартск. bause (bauše) — «слово»; чеч., инг. дуош, бацб. дош из д-ауш -> дашв. В нахских языках начальный звук д — правомерно рассматривать как ока-менелый классный показатель. Следовательно, вместо префикса д — в составе этого слова могли быть другие классные префиксы: б-, в-;
5. урартск. du — «делать, совершать»; чеч. дуо, бацб. до, инг. д-у — «делает». В нахских языках префикс д — переменный классный показатель. Как показано выше, при помощи этого глагола образуются переходные глаголы в урартском и нахских языках.
6. урартск. sardi — «имя божества»; ср. чеч., инг. ерда — «бог скал»;
7. урартск. sali, хурритск. sawali — «год», ср. чеч., инг. шуо, бацб. шо из ша… В нахских языках часто наблюдается выпадение конечного слога;
8. урартск. teiseba — «бог бури и дождя» — соответствует хурритск. Тешубу ср. чеч., инг. Тушоли — «богиня плодородия»;
9. урартск. -has, хурритск. haz «слышать»; сравн. чеч. хаза, бацб. хац1а — «слыпать»;
10. урартск. ieše (читайте iese) ср. хурритск. iza-s — «я» в эргативном падеже ед. ч. сравните чеч., бацб. ас(а), инг. аз — «я» в эрг. падеже ед. ч.;
11. урарт. tan — «создавать» (?), хурритск. tan — «делать»; сравн. чеч., дан, бацб. да (тег-да) — «делать».
12. урартск. ueli-du — «собирать»; ср. чеч. гулдан — «собрать»;
13. урартск. ueli — «собрание», «отряд» (?); ср. чеч. гул — «кряж»; гул-а-м — «собрание, сходка».
14. урартск. Арин-берд — холм на окраине совр. Еревана. На чеч. языке название этого холмика переводится так: равнинный, полевой (а также открытый, наружный) берег; ара — «наружу», арие — «равнина, поле, открытое место»; арин — форма прилагательного-определения; берд — «берег, обрыв»;
15. урартск. лулуб(и) — название племен, соседей хуррито-урартского населения в IX в. до н. э. Ср. чеч. лула — «по соседству», лулахь-ба — «по соседству (есть)»; лула (кой) ба — «соседи есть».

Здесь рассмотрен весьма скромный материал. Не исключена возможность, что более углубленное изучение урартских материалов и данных нахских и других горских кавказских языков (не говоря уже о данных картвельских языков, которые широко используются в научной литературе) прольет свет на некоторые историко-этнологические и лингвистические проблемы, а также на проблемы культурно-исторических связей горских кавказских народов с древними народами Малой Азии.

Материал рассмотренный не позволяет решить вопрос имеем ли мы дело с фактами генетического, культурно-исторического или типологического характера. Для окончательного решения этого вопроса нужна болышая дополнительная работа.

(По материалам: Дешериев Ю. Д. К вопросу о генетических взаимоотношениях между урартским и нахскими языками// Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития кавказских народов/Предисл. М. Е. Алексеева. Изд. 2-е, испр. — М.: КомКнига, 2006, С. 43-54. ISBN 5-484-00153-6)

Литература

• Дешериев Ю. Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов / АН СССР Институт языкознания; Чечено-Ингушский НИИ истории, языка и литературы. — Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1963. — 600 экз.
• Дешериев Ю. Д. Нахские языки // Языки Азии и Африки. — М, 1979. — Т. III.
• Имнайшвили Д. С. Историко-сравнительный анализ нахских языков. — Тбилиси: «Мецниереба», 1977.
• Чокаев К. З. Нахские языки. — Грозный: «Книга», 1992/3. — 192 с. — 2000 экз.

Отрывок, характеризующий Нахские языки

Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.