Нарвский договор

Нарвский союзный договор — союзный договор между Россией и Речью Посполитой о продолжении совместной войны против Швеции в ходе Северной войны 1700—1721 годов. Договор был подписан 19 (30) августа 1704 года под Нарвой русским послом графом Фёдором Головиным и польским послом Томашем Дзялынским. Документ означал официальное вступление в войну Речи Посполитой.

Обе стороны обязались согласовывать военные действия против шведов и не заключать сепаратного мира. Речь Посполитая должна была выставить против шведов 48 тыс. солдат, на содержание которых Россия обязалась выплачивать полякам по 200 тыс. рублей ежегодно вплоть до изгнания шведов с польской территории. Кроме того, Россия выставляла для борьбы со шведами в Речи Посполитой 12-тысячный корпус. Речи Посполитой возвращались все ранее принадлежавшие ей города, отвоёванные русскими у шведов.

Предыстория договора

События начала Северной войны, а именно: подписание Данией Травендальского мирного договора 1700 года со Швецией и поражение, понесённое русскими войсками под Нарвой в ноябре того же года, — поставили под угрозу прочность и существование Северного союза. Пётр I одновременно с подготовкой к очередной кампании стремился упрочить отношения со своим единственным союзником — саксонским курфюрстом и польским королём Августом II. При встрече Петра I и Августа II в литовском городке Биржах 9 марта 1701 года был подтверждён Преображенский союзный договор 1699 года между Россией и Саксонией. Пётр обязался предоставить Августу как саксонскому курфюрсту вспомогательное войско в 15-20 тыс. человек. Кроме того, Пётр обязался в течение двух лет предоставлять Августу субсидию в размере 100 тыс. рублей в год. Тайной статьёй обе стороны обязались совместно добиваться присоединения к союзу и Речи Посполитой. С этой целью Август получал от Петра добавочную субсидию в 20 тыс. рублей. И если в отношении самого курфюрста и Саксонии Пётр смог удержать Августа II от выхода из войны, то переговоры, которые одновременно вёл в Биржах Федор Головин с литовским подканцлером Станиславом Щукой, были безрезультатны: Речь Посполитая продолжала оставаться нейтральной в Северной войне.

Положение изменилось после вторжения в 1702 году шведских войск в пределы Речи Посполитой. Шведская угроза вызвала раскол среди влиятельных магнатских кругов, с нескрываемой враждой относившихся к завоевательным планам Августа II. Явное крушение широких планов Августа II помирило с ним многих защитников «золотой шляхетской вольности», а политика Карла XII, отклонявшего все мирные предложения Августа II и варварски опустошавшего оккупированные земли Речи Посполитой, заставила искать защиты у единственной противостоящей Швеции силы — России.

Первой на путь переговоров с Россией стала литовская шляхта. После неофициального договора («записи») от 3 апреля 1702 года, которым шляхта ставила себя под протекторат Петра I, 9 июля 1703 года в лагере под Шлиссельбургом был заключён русско-литовский союзный договор. Сам русско-литовский союзный договор, сроком на два года, был подписан Августом II 13 декабря 1703 года в Яворове.

Одновременно велись предварительные переговоры о заключении союза между Россией и всей Речью Посполитой. Посланный для заключения союзного договора чрезвычайный посол хелминский воевода Томаш Дзялынский 1 июля 1704 года прибыл в русский лагерь под Нарвой, где вёл переговоры с Федором Головиным. Заключение договора было ускорено получением известий о собранном шведами в Варшаве сейме 12 июля 1704 года, который объявил Августа II низложенным и избрал польским королём шведского ставленника — познанского воеводу Станислава Лещинского.

Условия и последствия

Согласно договору, обе стороны обязались совместно действовать против шведов и не заключать сепаратного мира. Россия обязалась склонить восставших против Речи Посполитой казаков Палея к возврату Белой Церкви и других занятых ими украинских городов (ст. 4). С объявлением Московским царством войны Шведскому королевству летом 1700 года Речь Посполитая и Саксонское курфюршество во главе с Августом II Сильным поддержали царя Петра I. Но вступление на территорию Речи Посполитой войск шведского короля Карла XII и восстание казачества на Правобережной Украине во главе с наказным гетманом Самойлом Самусем и полковником Поджигателем привели Москву и Варшаву к заключению очередных мирных договоренностей. В п. 4 отмечалось, что «Палий или добрым, или злым способом к возвращению крепостей и мест, которые в недавним украинском замешательстве взял, придётся, и они к Королевской М[ило]сти и Речи Посполитой без всякой претензии, быстрее быть может, а дольше на кампанию следующего года вернет, под детерминацию амнистии Палию, если добровольно крепости своевольно в тех замешательство овладели, отдаст». Со стороны России 4-й пункт договора было поручено выполнять гетману Левобережной Украины Ивану Мазепе, который вскоре (15 июня 1704 года) получил от гетмана Самуся казачьи клейноды, что символизировало прекращение восстания и переход правобережцев под протекторат русского царя.

После Андрусовского перемирия 1667 года и Вечного мира 1686 года Нарвский договор в очередной раз подтверждал пренебрежение Варшавы и Москвы интересами автономного Украинского казацкого государства, заключавшимися в стремлении её правобережного и левобережного правительств к объединению. Приказ Петра I в 1707 году отдать Правобережье полякам согласно договору 1704 года, подтолкнул Мазепу к изменению протектора. Шведское королевство в ответ на Нарвский договор подписало т. н. Варшавский договор 1705 года с королём Станиславом Лещинским и его сторонниками в Речи Посполитой (Варшавская конфедерация). Шведско-польский договор имел антироссийское направление, а его положения юридически закрепляли военные успехи армии Карла XII на землях Речи Посполитой, которая по сути становилась вассальным государством. В свою очередь, сторонники Августа II (Сандомирская конфедерация), опираясь на Нарвский договор, также делегировали России часть функций польского государственного аппарата. Учитывая военные действия в ходе Северной войны, положения российско-польского «вечного оборонного союза» 1704 года были выполнены частично, а проблема территориальной принадлежности Правобережной Украины к Речи Посполитой решилась согласно системе международных договоров между Россией, Речь Посполитой и Османской империей в 1710—1714 годах.

Россия должна была предоставить Речи Посполитой 12 тысяч вспомогательных войск, снабжённых артиллерией и снаряжением (ст. 6). Речь Посполитая со своей стороны выставляла 26 200 человек пехоты и 21 800 человек конницы, за что Россия обязалась выплачивать ежегодно до изгнания шведов с польской территории по 200 тыс. руб. (ст. 7). Речь Посполитая обязалась продолжать войну и после вытеснения шведов с польской территории вплоть до заключения мира (ст. 8). Несмотря на значительные обязательства, взятые на себя Россией, договор был ей выгоден, т. к. удерживал Речь Посполитую в состоянии войны со Швецией и сковывал шведские силы на польской территории.

Литература

• Беспалов А. В. Северная война. Карл XII и шведская армия. Путь от Копенгагена до Переволочной. 1700—1709. — М: Рейтар, 1998.
• Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Великого. — М.: Международные отношения, 1990

Отрывок, характеризующий Нарвский договор

– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.