Паисий Величковский

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Паисий и фамилией Величковский.

Паисий Величковский
Портрет святого Паисия, XVIII век
Имя в миру	Пётр Иванович Величковский
Рождение	21 декабря 1722(1722-12-21) Полтава
Смерть	15 ноября 1794(1794-11-15) (71 год) Нямецкий монастырь
Почитается	в Русской православной церкви
Канонизирован	6 июня 1988 года на Поместном Соборе Русской православной церкви
В лике	преподобных
День памяти	15 ноября по юлианскому календарю
Подвижничество	исихазм

Архимандрит Паи́сий (Паи́сий Ня́мецкий, в миру Пётр Иванович Величко́вский; 21 декабря 1722, Полтава — 15 (26) ноября 1794, Нямецкий монастырь) — православный монах; клирик Константинопольского Патриархата; переводчик, святой. Память — 15 ноября в Соборе Молдавских святых. Переводил святоотеческие труды и почитается восстановителем монашеских традиций исихазма и «умной молитвы».

Служение проходило на территории Украины, на Афоне, Молдавии.

Биография

Родился в городе Полтава в семье малороссийского протоиерея Иоанна, потомственного священника, где был одиннадцатым ребёнком. Пётр учился в Киевской духовной школе. После 3-х лет обучения он вернулся домой и сообщил матери о намерении оставить школу и уйти в монастырь — намерение, которое последняя не одобрила.

По совету черниговского старца Пахомия, в 17 лет отправился в Любеч, к иеросхимонаху Иоакиму; но по прошествии 3-х месяцев его жизни в монастыре, с назначением нового настоятеля, Петру пришлось удалиться из монастыря. После скитаний по разным малороссийским обителям поступил в Медведовский монастырь под Чигирином; был пострижен в рясофор с именем Платон.

После захвата Медведевского монастыря униатами перешёл в Киев, где работал в типографии Киево-Печерской лавры, овладев там искусством чеканки по меди.

Затем направился в Молдо-Валахию, где жил в монастыре Св. Николая — Трейстены, а вскоре перешёл в скит Кырнул. В молдавских монастырях всего пробыл около трёх лет, подвизаясь под руководством старцев о. Василия, о. Михаила и о. Онуфрия.

Будучи 24 лет предпринял путешествие на Святую Гору Афон, куда он со своим спутником иеромонахом Трифоном прибыли 4 июля 1746 года, в канун памяти преподобного Афанасия Афонского; поселился в монастыре Пантократор. Жил в нищете около 4-х лет.

Монах

В 1750 году на Святую Гору прибыл молдавский старец о. Платона — схимонах Василий, который постриг Платона в мантию с наречением ему имени Паисий.

В 1758, на 36-м году жизни, о. Паисий был рукоположён в иеромонаха. При увеличении числа своей братии, по их просьбе, о. Паисий испросил у Пантократора старую келию пророка Илии и приступил к устройству скита пророка Илии, став основателем одного из крупнейших скитов на Афоне.

Со временем, ввиду военных действий между Россией и Турцией, в которую были вовлечены и греческие монахи Афона, решил уйти вместе со своей братией в Молдо-Валахию, где положил труды к совершенствованию тамошней монашеской жизни. По благословению митрополита Молдавского в Яссах получил в 1763 году Свято-Духов монастырь в Драгомирне в Буковине, где установил строгий общежительный порядок, причём богослужение совершалось и на церковнославянском, и на румынском. После того как Драгомирня по окончании русско-турецкой войны (по договору 1774 года) перешла к Австро-Венгрии, управлял Секульским монастырём, откуда в 1779 году перешёл в Нямецкий (близ города Тыргу-Нямц (рум. Târgu Neamţ)).

В 1790 году в Нямецком монастыре, который к тому времени был занят российскими войсками, архиепископом Екатеринославским и Херсонским (кафедра тогда была в Полтаве) Амвросием (Серебрениковым), за год до того назначенным местоблюстителем Молдо-Влахийской экзархии, был возведён в сан архимандрита.

В Нямецкой лавре он много трудился над переводами святоотеческих сочинений и создал славянский свод «Добротолюбия».

Наследие

Переводы Паисия с греческого на «славенский» язык долгое время были единственными в России и читались повсюду. Таковы: сборник «Добротолюбие», сочинения преподобного Исаака Сирина, Феодора Студита, преподобного Варсонофия, святителя Григория Паламы, преподобного Максима Исповедника, Иоанна Златоуста и многое другое.

Широко известны поучительные труды Паисия Нямецкого (Величковского).

По словам историка Г. П. Федотова, «Паисий Величковский становится отцом русского старчества. Непосредственно связанная с ним Оптина пустынь и Свято-Успенская Саровская пустынь делаются двумя центрами духовной жизни: два костра, у которых отогревается замёрзшая Россия».

Оказал значительное влияние на многих православных подвижников России конца XVIII и XIX веков. Серафим Саровский получил благословение на уход в Саров от затворника Китаевской пустыни (под Киевом) старца Досифея, который был духовно связан с обителью преподобного Паисия и направлял туда своих учеников. Сборник «Добротолюбие» был настольной книгой Прохора Мошнина — будущего старца Серафима Саровского.

С его духовным наследием связана история старчества в Оптиной пустыни. Первые оптинские старцы — преподобные Лев (Леонид), Макарий, Моисей — были прямыми учениками учеников преподобного Паисия, а их учеником явился Амвросий Оптинский.

Был прославлен в лике святых на Поместном Соборе Русской православной церкви 1988 года. Память — 15 ноября по юлианскому календарю.

Библиография

• [www.paisius-niamets.orthodoxy.ru/biblio.html Библиография. Духовное наследие прп. Паисия Нямецкого (Величковского)].

Ссылки

• [azbyka.ru/otechnik/Paisij_Velichkovskij/kriny-selnye Крины сельные или цветы прекрасные, собранные вкратце от Божественного Писания]
• [paisius-niamets.orthodoxy.ru/ Сайт о Паисии Нямецком]
• [www.russianorthodoxchurch.ws/synod/documents/art_mlavropaisii.html О преподобном Паисии Величковском (к 210-летию со дня преставления)] Статья митрополита Лавра на сайте РПЦЗ
• [days.pravoslavie.ru/Life/life6782.htm Преподобный Паисий Величковский] на сайте pravoslavie.ru

Отрывок, характеризующий Паисий Величковский

Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил: