Китаевская пустынь
Монастырь | |
Страна | Украина |
Город | Киев |
Конфессия | Православие |
Епархия | Киевская епархия |
Тип | Мужской |
Первое упоминание | 1716 |
Основные даты: | |
Здания: Церковь Троицы • Церковь св. Серафима Саровского • Церковь Двенадцати апостолов • Церковь Трёх русских святителей | |
Известные насельники | Досифея Киевская, Феофил Киевский |
Статус | Действующий монастырь |
Сайт | [kitaevo.kiev.ua Официальный сайт] |
Свято-Троицкий Китаевский монастырь, также известный как Кита́евская пу́стынь (укр. Кита́ївська пустинь) — православный монастырь в Китаеве (историческая местность в Киеве). Действовал в XVIII — начале XX веков; восстановлен в 1990-е годы.
История монастыря
Документированная история обители начинается с 1716 года, и ещё в XIX веке Китаев стал популярным местом паломничества. Наиболее известными из китаевских старцев были Досифей и Феофил. Стефан Демьянович Ковнир в 1763—1768 годы построил в монастыре один из последних памятников украинского барокко — церковь Троицы.
Пустынь была известна своими садами, которыми занимались опытные садоводы из монашествующей братии. В соседстве с Китаевской пустынью (между Голосеевом и Китаевом) в 1860-е годы был основан Болгарский хутор, где бывший униатский архиепископ Иосиф Сокольский, с разрешения митрополита заложил виноградник.
К концу XIX века окончательно сложился архитектурный ансамбль монастырского подворья шестиугольной формы. В него вошли кирпичная Троицкая церковь, 45-метровая колокольня, трапезная с церквями Двенадцати апостолов и Трёх русских святителей — Петра, Алексия и Ионы, дом настоятеля, братский корпус, двухэтажный дом для престарелых священнослужителей, келейные корпуса и кирпичная ограда с экономическими воротами. С 1898 г. на территории хоз. двора действовал лаврский свечной завод. К новому корпусу богадельни в 1904 г. пристроена церковь св. Серафима Саровского.
В 1920-е годы храмы продолжали действовать, но сама пустынь уже не принадлежала монахам: в кельях разместили детскую колонию, часть сооружений использовались сельскохозяйственными учреждениями. В 1930 г. пустынь была окончательно ликвидирована, территория и сооружения переданы Всесоюзному исследовательскому институту плодового и ягодного хозяйства (с 1954 г. — Украинский НИИ садоводства). Колокольня разобрана в 1932 г., другие сооружения сильно пострадали во время Второй мировой войны. После войны на территории пустыни располагались Республиканский учебно-производственный комбинат пчеловодства и Украинский научно-исследовательский институт защиты растений.
Современность
После реставрации в начале 1990-х годов Троицкая церковь была передана УПЦ (1992). После археологических исследований 1993—94 гг. были обустроены пещеры и в них освящён храм св. Досифея. С 1996 г. обитель имеет статус самостоятельного монастыря.
Интересные факты
Китаева пустынь уникальна тем, что там в храме Двенадцати апостолов собраны мощи всех 12-ти апостолов (за исключением святого Иоанна Богослова, взятого с телом в Рай, и предателя Иуды Искариота, отпавшего от апостольского лика), а также мощи святых праведных Иоакима и Анны (родителей Пресвятой Богородицы) и праведных Захарии и Елизаветы (родителей Иоанна Крестителя) и многих других великих святых.
Галерея
- Kiev Kytaiv Lakes 070628c.jpg
Пруды у Китаевской пустыни.
- Храм Серафима Саровского.jpg
Житие Серафима Саровского. Роспись храма прп. Серафима Саровского.
- Kitaev Hermitage.jpg
Келья в Китаевских пещерах.
Напишите отзыв о статье "Китаевская пустынь"
Ссылки
- [kitaevo.kiev.ua Официальный сайт Свято-Троицкого Китаевского мужского монастыря]
- [archiv.orthodox.org.ua/page-1072.html Свято-Троицкий монастырь (Китаевская пустынь)]
Отрывок, характеризующий Китаевская пустынь
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.