Паспорт (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Паспорт (значения).
Паспорт
Жанр

трагикомедия

Режиссёр

Георгий Данелия

Продюсер

Константин Александров
Филипп Раттон

Автор
сценария

Георгий Данелия
Реваз Габриадзе
Аркадий Хайт

В главных
ролях

Жерар Дармон

Оператор

Вадим Юсов

Композитор

Гия Канчели

Кинокомпания

«Паспорт продюксьон» (Франция)
Студия «Ритм», «Мосфильм» (СССР)
«Пагона Продакшен» (Австрия)
«Израфильм» (Израиль)

Длительность

96 мин.

Страна

СССР СССР
Австрия Австрия
Израиль Израиль
Франция Франция

Год

1990

IMDb

ID 0100337

К:Фильмы 1990 года

«Паспорт» — художественный фильм режиссёра Георгия Данелии 1990 года, действие которого происходит в разгар перестройки (фильм датирует начало событий 1987 годом, конец — 1990 годом).





Сюжет

 Описание сюжета в статье или разделе является слишком длинным или подробным в сравнении с остальным текстом статьи.
Пожалуйста, отредактируйте статью, чтобы в ней описывалось произведение, а не просто пересказывался сюжет.

СССР

Хормейстер детского хора Яков Папашвили (Жерар Дармон) с женой (Наталья Гундарева) собирается переезжать из Грузии в Израиль, на историческую родину его матери-еврейки. Сильно переживающий этот отъезд отец Якова (особенно из-за расставания с любимой, вероятно единственной, внучкой Наной), этнический грузин, посылает провожать семью Якова из Грузии до Москвы своего второго сына (от второй, уже грузинской жены) Мераба Папашвили (тоже Жерар Дармон). Мераб работает шофером, совершенно далек от политики, отъезд брата воспринимает с легкой грустью (сам он не уехал бы даже в своих мечтах), но его искренность и непосредственность, чувство юмора и взрывной характер приводят к цепи невероятных приключений, составляющих сюжет фильма… Приключения начинаются уже в поезде в Москву. Мераб выбрасывает пакетик с какими-то камешками, оказывается — это Яша взял с собой на чужбину горсть родной земли. В смятении Мераб срывает стоп-кран, выкатывается из вагона и сгребает в ладони родную землю, за этим занятием застает его со всех ног примчавшийся на ЧП начальник поезда (Абессалом Лория). Показательна реакция последнего, он громко кричит: «Ты что делаешь, сын осла! Это щебень из Астрахани! Вон грузинская земля! Три шага сделать лень!».

По приезде в Москву Мераб с армейским другом идут отметить встречу в ресторан, швейцар их не пускает, а потом жена Яши аргументированно доказывает милиции, что надо отпустить и отъезжающего в Израиль, и его друга Василия Кузьмича — «главного раввина Московской области». Друзья посадили швейцара в фонтан…

В аэропорту Яша невзначай посетовал Мерабу — расстаемся надолго, может быть навсегда, хотелось бы выпить перед расставанием шампанского. Шампанского в аэропорту нет, но, как между прочим сообщила им работница аэропорта, оно свободно продается в магазинах за чертой пограничного контроля (по ту сторону границы). Мераб решается на хитрость. Похожий на брата, с густыми усами и характерной национальной внешностью, Мераб по паспорту Якова проходит пограничный контроль, чтобы купить пару бутылок в зоне ожидания (дьюти-фри), а затем вернуться. Пересечь «границу» обратно, ему, естественно, не позволяют пограничники, отсылая к начальству. В поисках чиновника, уполномоченного выпустить его обратно, находящийся в стрессовой ситуации и запутавшийся Мераб бегает по кабинетам в аэропорту, забегает и в самолёт. В самолёте, естественно, его все принимают за Якова, бессовестно задержавшего полёт, самолет быстро взлетает. С двумя бутылками шампанского в руках и паспортом брата Яши Мераб летит в Вену, где запланирована промежуточная посадка на пути в Израиль. В Вене Мераб рассчитывает восстановить истину…

Австрия

В Вене Мераб сперва проводит время с Борей (Олег Янковский), попутчиком и соседом по сиденью в самолёте. Боря оказывается авантюристом-уголовником и имеет при себе большую сумму в долларах. Боря зовёт Мераба работать «к себе», но тот отказывается и просит отвезти его на такси к посольству СССР. Там всё оказывается непросто: посольство закрыто в выходной, вышедший к Мерабу чиновник посольства (Евгений Леонов) сначала объясняет Мерабу, что надо приходить в понедельник, а потом вызывает полицию. Возмущённая полиция (с Израилем есть договоренность, что репатрианты не устраивают акции протеста у советского посольства) привозит Мераба в израильское агентство по репатриации «Сохнут». Встретившийся Боря, уже расставшийся со своим капиталом в местном казино, окончательно объясняет Мерабу, что ему в любом случае грозит тюремное заключение за пересечение границы по чужим документам. И они оба отправляются в Израиль.

Израиль

В Израиле Мераб попадает в офис приема и оформления репатриантов в аэропорту Бен-Гурион, где проходит формальную процедуру оформления гражданства Израиля и получает 100 шекелей на карманные расходы. На процедуре присутствует американская журналистка, которая донимает Мераба провокационными вопросами.

Сразу вернуться в СССР Мерабу не удаётся и он обращается к живущему и преуспевающему там телеоператору Изе — дяде жены его брата Якова — с просьбой одолжить денег и помочь. У Мераба уже имеется план: он летит по туристической визе в СССР, там отдаёт паспорт брату, и последний уже по-настоящему отправляется с семьёй в Израиль, после чего всё становится на свои места. Дядя и тётя относятся к Мерабу с явным подозрением, опасаясь, что КГБ подослал к ним агента, хотя последняя, находит в нем приятного собеседника. Их подозрения усиливаются, когда в телефонном разговоре с Москвой Вася называет своего друга Мераба по старому армейскому прозвищу — Сержант. Дядя требует от Мераба покинуть его дом, угрожая пистолетом.

Мераб пытается найти выход из создавшегося положения. Встречает на рынке некогда знакомого бывшего милиционера из Грузии (Мамука Кикалейшвили), с которым отправляется на свадьбу, с намерением поправить ситуацию за счёт расположенности в такой день богатого и влиятельного отца невесты. Им является некий Тенгиз из Сухуми, с которым у Мераба есть общий друг в Грузии. Но на этой свадьбе оказывается дядя Изя, закричавший на весь зал, что Мераб — агент КГБ. После того, как его вышвыривают со свадьбы, Мераб начинает бродяжничать. Позвонив по телефону в Тбилиси, Мераб узнает, что его отец взял в заложники американского туриста, и только немедленное возвращение Мераба спасет отца от уголовной ответственности. Пытаясь вернуться домой, Мераб обращается в консульскую группу, находящуюся в финском посольстве, но получает отказ, а при попытке повлиять на консула, он по ошибке пристегивает себя наручниками к машине финского посла, едва не попадая в полицию за хулиганство. Он ближе знакомится с американской журналисткой, сперва думая, что она за ним следит, и в порыве негодования уничтожив её ценную магнитофонную запись. На этой записи было записано интервью с дядей Сеней (Армен Джигарханян) — бывшим советским разведчиком-ветераном Великой Отечественной войны, который теперь живёт в Израиле. Мераб с журналисткой отправляются в гости к разведчику. Дядя Сеня выслушивает Мераба, советует ему добраться по суше до южных границ СССР и предлагает свою помощь.

Дорога домой

Мераб и дядя Сеня на фуре-рефрижераторе направляются в сторону Иордании. Проезжая через пустыню, Мераб нарушает правила дорожного движения, оказываясь за рулём в нетрезвом виде. При этом у него нет прав, а Сеня притворяется, что Мераб угнал у него фуру, пока он спал, а полицейские находят в фуре «обезвреженных» дядей Сеней случайно встреченных ими арабов. Мераба сажают в израильскую тюрьму, где он имеет сначала драку с сокамерником-мусульманином, а потом попадает в камеру к иудеям, но там его находит знакомый по инциденту на свадьбе Тенгиз, понявший свою ошибку. Извинившись, он вносит залог, и Мераб оказывается на свободе. Тенгиз хочет ему помочь попасть домой и везет его на машине к себе. По дороге они встречают фуру, которая, нарушая движение, едет им навстречу по их полосе. Резко затормозив и избежав столкновения, из машины выходит возмущенный Тенгиз, который кричит на Сеню. Мераб сидит в салоне машины Тенгиза. Сеня, ложно показывая на повреждение, заставляет Тенгиза наклониться и встать к нему спиной, после чего Сеня, используя разведческий опыт, нажатием пальцев рук на какую-то точку на теле Тенгиза нейтрализует его. Сеня зовет Мераба к себе в машину, но тот категорически отказывается от его услуг. Тогда Сеня говорит, что переборщил со своим нейтрализующим методом и, возможно, убил Тенгиза. Мераб выходит из машины, наклоняется к Тенгизу и, чувствуя его пульс, уже начинает высказывать возмущение, что Сеня его опять обманул, но последний таким же образом нейтрализует Мераба. В салоне машины просыпается Мераб, Сеня ему объясняет, что если бы полиция поймала их двоих, то кто бы нашёл Тенгиза, который внес залог за него. В конце концов, они добираются до известного дяде Сене прохода в заминированной израильско-иорданской границе, чтобы Мераб через Иорданию, Сирию и Турцию мог вернуться домой. Мераб зовёт Сеню с собой, но тот отказывается. Попрощавшись, Сеня возвращается назад и подрывается на противопехотной мине, возможно, совершив самоубийство. На шум взрыва приезжают иорданские пограничники и арестовывают Мераба. Так он снова оказывается в тюрьме. Теперь в иорданской, где изучает арабский язык.

Наконец, после нескольких лет тюрьмы, Мераб находит в Стамбуле знакомого, контакты которого ему оставил дядя Сеня. Этот связной помогает Мерабу добраться до советско-турецкой границы, чтобы он наконец-то попал домой. Переходя реку, Мераб понимает, что он нарушает границу СССР, но делать нечего, он поднимает руки и просит невидимых пограничников не стрелять в него. Собственно на этом фильм заканчивается, но дальнейшее развитие событий понятно зрителю… Мераба, естественно, задерживают и арестовывают, уже в СССР. Впрочем, в отличие от иорданских властей, его выпускают уже через пару месяцев, и Мераб может выполнить последнюю просьбу дяди Сени — навестить могилу его жены в Омске и положить на неё обручальное кольцо Сени. Этот эпизод показан в самом начале фильма.

В ролях

В главной роли

В ролях

В эпизодах

Нет в титрах

Съёмочная группа

Факты

Признание и награды

Премия Категория Лауреаты и номинанты Результаты
ВКФ «Золотой Дюк» (1990)
Главный приз Георгий Данелия Победа
<center>Кинопремия «Ника» (1992) Премия «Ника» за лучший игровой фильм Георгий Данелия Номинация
Премия «Ника» за лучшую сценарную работу Георгий Данелия
Реваз Габриадзе
Аркадий Хайт 		Победа
Премия «Ника» за лучшую мужскую роль Олег Янковский, роли в фильмах «Паспорт» и «Цареубийца» Победа
Премия «Ника» за лучшую операторскую работу Вадим Юсов Победа
Премия «Ника» за лучшую музыку к фильму Гия Канчели Номинация
<center>МКФ в Римини (1993) Приз «Амаркорд» Георгий Данелия Победа

Напишите отзыв о статье "Паспорт (фильм)"

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Паспорт (фильм)
  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=4606 «Паспорт»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • [ruskino.ru/mov/1210 «Паспорт»] на Рускино.ру
  • «Паспорт» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Примечания

  1. ↑ [vechernie-chelny.ru/view.php?viewyear=2006&viewnum=17&viewart=22 ГЕОРГИЙ ДАНЕЛИЯ: "Я ТОЖЕ ПОЛУЧАЛ «ОСКАР»!, Сергей КОЧНЕВ, 2006]

Отрывок, характеризующий Паспорт (фильм)

– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Паспорт_(фильм)&oldid=81087153»