Пешков, Зиновий Алексеевич

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Пешков и Свердлов

Зиновий Алексеевич Пешков
Зиновий Михаилович Свердлов
Зиновий Пешков в мундире майора французской армии в 1926 году.
Дата рождения	16 октября 1884(1884-10-16)
Место рождения	Нижний Новгород, Российская империя
Дата смерти	27 ноября 1966(1966-11-27) (82 года)
Место смерти	Париж, Франция
Принадлежность	Российская империя Российская империя Третья французская республика Третья французская республика
Сражения/войны	Первая мировая война: Битва при Вердене Вторая мировая война
Награды и премии

Зино́вий Алексе́евич Пе́шков, фр. Zinovi Pechkoff (16 октября 1884, Нижний Новгород — 27 ноября 1966, Париж, имя при рождении Зиновий (За́лман, в отдельных источниках упоминается Иешуа-Залман) Михайлович Свердлов) — генерал французской армии, кавалер пятидесяти правительственных наград, старший брат Я. М. Свердлова и крестник Максима Горького. Владел семью иностранными языками, в том числе арабским, китайским и японским.

Биография

Родился в еврейской семье. Родители жили в Нижнем Новгороде на Большой Покровской, в жилых комнатах (ныне дом № 6) при скоропечатной и гравёрной мастерской (мастерская в доме 8 является музеем).

Нередким гостем семьи Свердловых был живший в те годы в Нижнем Максим Горький (Алексей Пешков). В 1901 году Зиновий вместе с Максимом Горьким был подвергнут аресту по обвинению в использовании мимеографа в целях революционной пропаганды.

В 1902 году Зиновий уехал в Арзамас, где в то время жил в ссылке Максим Горький, и участвовал в читке его новой пьесы «На дне» в роли Васьки Пепла. В. И. Немирович-Данченко, для которого и устраивалось представление, рекомендовал Свердлову учиться на актёра. В 1902 году Зиновий пытался поступить в Императорское филармоническое училище в Москве, но не был зачислен как еврей, лица иудейского вероисповедания (за некоторыми исключениями) не имели права жить в Москве. В сентябре того же 1902 года Зиновий принял православие и получил от Горького, который стал его крёстным отцом, отчество и фамилию — Пешков. Узнав об этом, отец Зиновия отрёкся от своего сына. Однако смена фамилии не была признана властями.

С 1903 по 1904 год Зиновий проходил обучение в школе Московского художественного театра. В 1904 году эмигрировал в Канаду, затем США и Италию, главным образом проживал у Максима Горького, фактически усыновившего Зиновия. В 1910 году Зиновий Пешков женился на Лидии Петровне Бураго, дочери казачьего офицера, но че­рез пять лет они расстались. В дальнейшем, разойдясь с Горьким во взглядах, эмигрировал во Францию, а его жена Лидия Бураго с четырехлетней дочкой Ли­зой Пешковой осталась на Капри. С началом Первой мировой войны поступил в Иностранный легион.

В мае 1915 года потерял в сражении под Верденом правую руку. Был награждён Военным крестом с пальмовой ветвью. В 1916 году после лечения и реабилитации был восстановлен на военной службе и переведён в офицеры, в качестве переводчика был направлен в США, где находился до 1917 года.

С 1917 по 1920 год служил в дипломатических должностях на территории России, Румынии, Китая, Японии, Маньчжурии, Сибири (при Колчаке), Грузии, Крыма (при П. Н. Врангеле).

В 1921 году служил секретарём Международной комиссии помощи по сбору гуманитарных средств для РСФСР. С 1921 по 1926 год был офицером Иностранного легиона в Марокко, где участвовал в военных действиях. С 1926 по 1930 год служил в МИД Франции. С 1930 по 1937 год - при Верховном комиссаре в Леванте. С 1937 по 1940 год служил офицером в Иностранном легионе в Марокко.

Участвовал во Второй мировой войне. После поражения Франции, в 1940 году эмигрировал в Лондон, где вступил в движение «Свободная Франция» и был его представителем в Южной Африке с 1942 по 1943 год. В 1943 году получил звание генерала, в 1944 году статус посла. С 1943 по 1946 год являлся главой миссии в Китае. С 1946 по 1949 год служит главой миссии в Японии в качестве посла. В 1950 году вышел в отставку в звании генерала корпуса.

В 1964 году отправляется со специальной миссией к генералиссимусу Чан Кайши на Тайвань.

Являлся кавалером ордена Почётного легиона. Был другом генерала де Голля.

Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Семья

• Отец — Михаил Израилевич Свердлов (умер в 1921 г.), был гравёром; мать — Елизавета Соломоновна (умерла в 1900 г.) — домохозяйкой. В семье росло шестеро детей — две дочери (Софья и Сара) и четыре сына (Зиновий, Яков, Вениамин и Лев). После смерти жены (1900) Михаил Израилевич Свердлов принял православие и женился вторым браком на Марии Александровне Кормильцевой; в этом браке родилось ещё двое сыновей — Герман и Александр.

• Младший брат — Яков Михайлович Свердлов (1885—1919), один из руководителей большевистской партии, председатель ВЦИК РСФСР (после революции).
• Брат — Вениамин Михайлович Свердлов (1887—1939). Ещё до революции уехал в США и открыл там банк. После революции 1917 Яков Свердлов вызвал брата в Россию. В 1938 был арестован и затем расстрелян по приговору ВКВС как «троцкист».
• Брат — Лев Михайлович Свердлов (1893—1914).
• Сёстры — Софья (1882—1951) и Сара (1890—1964).
• Единокровные братья от второго брака отца — Герман и Александр.
• Жена (1910—1915) — Лидия Петровна Бураго, дочь казачьего офицера.
• Дочь — Елизавета Зиновьевна Маркова-Пешкова. Жила вместе с матерью на Капри в Италии, затем вышла замуж за второго секретаря посольства СССР в Риме, старшего лейтенанта госбезопасности Ивана Маркова, с которым в 1937 уехала в СССР. В 1938 её муж был расстрелян. Она сидела в лагере, была освобождена, преподавала итальянский язык в Военном институте иностранных языков, в 1948 году из-за угрозы нового ареста срочно уехала из Москвы на Кубань, работала дворником на пляже и умерла в Сочи в 1990 году. От Маркова имела двух сыновей 1935 г.р. и 1938 г.р. Старший сын Александр Иванович служил в морской пехоте, в звании капитана погиб в автокатастрофе в 1968 г. Младший сын Алексей Иванович работал журналистом в «Московском Комсомольце», «Книжном обозрении» и др..
• Младшая дочь - Мария-Вера (Мариучча) Фьяски, жила в Италии.

Мемуары

• A Few Glimpses into Russia, by Lieut. Zinovi Pechkoff National Geographic pages 238—285, vol 32, 1917 (англ.)
• The bugle sounds,: Life in the Foreign legion by Zinovi Pechkoff 1926 ASIN B00085PURU (англ.)
• Bugle Sounds : Life In The Foreign Legion (1927) by Maj. Zinovi Pechkoff Feb 13, 2009 ISBN 1-84574-128-5 ISBN 978-1-84574-128-0 (англ.)

Литература

• Francis Huré, Portraits de Pechkoff, De Fallois, Paris, 2006 ISBN 2-87706-602-9 (фр.)
• Пархомовский М. Сын России, генерал Франции. — М.: Московский рабочий, 1989 ISBN 5-239-00643-1

Ссылки

• Борис Бажанов. [www.hrono.ru/libris/lib_b/bazhan06.html Воспоминания бывшего секретаря Сталина]
• [www.eleven.co.il/article/15386 Электронная еврейская энциклопедия] — интернет-версия Краткой еврейской энциклопедии на русском языке в 11 томах (Иерусалим, 1976—2005).
• Пётр Мультатули [www.protvino-forum.ru/showthread.php?t=4177 Чёрное семейство. Яков Свердлов и его братья], отрывки из книги «Свидетельствуя о Христе до смерти… Екатеринбургское злодеяние 1918 года. Новое расследование» Издательство «Сатисъ», СПб 2007
• [sites.google.com/site/zinovipeshkof/galerea Фотогалерея о Зиновии Пешкове]
• [www.echo.msk.ru/programs/all/553276-echo/ «Зиновий Пешков (Свердлов) — неизвестные факты»], передача «Наше всё» на радиостанции «Эхо Москвы», 16.11.2008

Отрывок, характеризующий Пешков, Зиновий Алексеевич

– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.