Потебенько, Михаил Алексеевич

Михаил Алексеевич Потебенько укр. Михайло Олексійович Потебенько
Генеральный прокурор Украины
17 июля 1998 года — 30 апреля 2002 года
Предшественник:	Богдан Ференц (и.о.)
Преемник:	Николай Гарник (и.о.)
Народный депутат Украины I и IV созывов
15 мая 1990 года — 12 мая 1994 года 12 мая 2002 года — 25 мая 2006 года
Рождение:	16 февраля 1937(1937-02-16) (87 лет) село Голенка, Бахмачский район, Черниговская область, УССР, СССР

Михаил Алексеевич Потебенько (род. 16 февраля 1937, село Голенка Бахмачского района Черниговской области, УССР, СССР) — украинский государственный деятель, депутат Верховной Рады Украины I (1990—1994), IV (2002—2006) созыва, Генеральный прокурор Украины (1998—2002).

Биография

Родился 16 февраля 1937 года в селе Голенка Бахмачского района Черниговской области.

В 1955 году окончил Голенскую среднюю школу, которой уже в зрелом возрасте оказывал техническую помощь.

В 1960 году окончил юридический факультет Львовского государственного университета имени И.Франко.

В 1960—1963 годах — следователь прокуратуры Новотроицкого района Херсонской области.

В январе—августе 1963 года — следователь прокуратуры Генического района Херсонской области.

В 1963—1967 годах — старший следователь прокуратуры Херсонской области.

В 1967—1969 годах — прокурор, заместитель начальника следственного отдела прокуратуры Херсонской области.

В 1969—1973 годах — инструктор отдела административных и торгово-финансовых органов Херсонского ОК КПУ.

В 1973—1975 годах — начальник отдела юстиции Херсонского облисполкома.

В 1975—1978 годах — заведующий отделом административных органов Херсонского ОК КПУ.

В 1978—1983 годах — прокурор Херсонской области.

В 1983—1987 годах — заместитель Прокурора Украинской ССР — начальник следственного управления.

В 1987—1990 годах — первый заместитель Прокурора УССР.

С февраля 1990 по сентябрь 1991 года — прокурор УССР.

С сентября 1991 по октябрь 1991 года — начальник управления кадров Прокуратуры Украины.

С октября 1991 по июнь 1992 года — заместитель прокурора Херсонской области.

В 1990 году был выдвинут кандидатом в Народные депутаты Украины трудовым коллективом совхоза имени Богдана Хмельницкого Березнеговатского района.

18 марта 1990 года был избран депутатом Верховной Рады Украины I созыва от Новобужского избирательного округа № 291 (Николаевская область). Член Комиссии Верховной Рады Украины по вопросам законодательства и законности.

В 1994—1996 годах — заместитель Центрально-Украинского транспортного прокурора.

В 1996—1997 годах — прокурор Киевской области.

В 1997—1998 годах — прокурор Киева.

С 17 июля 1998 по 30 апреля 2002 года — Генеральный прокурор Украины.

С июля 1998 по июль 2000 года — член Координационного совета по вопросам судебно-правовой реформы при Президенте Украины.

С июля 1998 по ноябрь 2001 года — член Комиссии по доработке и согласованию проектов Уголовного, Уголовно-процессуального и Уголовно-исполнительного кодексов Украины.

С ноября 1998 по июль 2002 года — член Высшего совета юстиции Украины.

31 марта 2002 года был избран депутатом Верховной Рады Украины IV созыва по многомандатному общегосударственному округу от Коммунистической партии Украины (№ 20 в списке).

Член фракции Коммунистической партии Украины (фракция коммунистов) (15.05.2002 — 29.05.2002), член группы «Демократические инициативы» (12.07.2002 — 17.09.2003), член группы «Народовластие» (23.10.2003 — 14.05.2004), член группы «Демократические инициативы Народовластие» (14.05.2004 — 21.05.2004), член группы «Союз» (21.05.2004 — 31.05.2005), член группы «Демократическая Украина» (02.06.2005 — 08.09.2005), член фракции политической партии «Вперед, Украина!» (08.09.2005 — 04.11.2005), член группы Народного блока Литвина (04.11.2005 — 25.05.2006).

Член Комитета Верховной Рады Украины по вопросам законодательного обеспечения правоохранительной деятельности. Член Временной следственной комиссии Верховной Рады Украины для расследования обстоятельств издания Указа Президента Украины «Об освобождении В. Сацюка от должности первого заместителя Председателя Службы безопасности Украины». Член Временной следственной комиссии Верховной Рады Украины по вопросам расследования причин неудовлетворительного состояния системы государственных закупок и проверки фактов возможного злоупотребления служебным положением должностных лиц, других связанных с этим вопросов. Член Временной следственной комиссии Верховной Рады Украины по вопросам проверки соблюдения конституционных прав и свобод человека и гражданина. Член Временной специальной комиссии Верховной Рады Украины по вопросам мониторинга избирательного законодательства.

Автор около 40 научных и научно-методических работ, в частности: «Прокуратура Украины: проблемы настоящего и будущего» (1999), «Годы становления и утверждения» (1999), «Правоохранительные органы обязаны твердо придерживаться принципа законности и требований Президента» (2000), «Поиск истины» (2000).

Награды

• Орден князя Ярослава Мудрого III степени (16.02.2007).
• Орден князя Ярослава Мудрого IV степени (05.07.2002).
• Орден князя Ярослава Мудрого V степени (22.08.2000).
• два Ордена «Знак Почёта».
• Отличие Президента Украины — юбилейная медаль «20 лет независимости Украины» (08.10.2011).
• Орден Преподобного Нестора Летописца (УПЦ).
• Орденский знак «Слава на верность Отчизне» III степени.
• 6 медалей.
• Заслуженный юрист Украины (22.08.1996).
• Почётный профессор Национального университета «Одесская юридическая академия».

Ссылки

• [static.rada.gov.ua/zakon/new/NEWSAIT/DEPUTAT1/291.htm Потебенько Михаил Алексеевич на сайте Верховной Рады Украины I созыва]
• [gapp.rada.gov.ua/mps/info/expage/5449/5 Потебенько Михаил Алексеевич на сайте Верховной Рады Украины IV созыва]

Отрывок, характеризующий Потебенько, Михаил Алексеевич

– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.