Приграничная зона «Завеса»

Для термина «Завеса» см. также другие значения.

Приграничная зона «Завеса»
Основной конфликт: Афганская война (1979—1989). Комплекс военных мероприятий ОКСВА у пакистано-афганской и ирано-афганской границы
Дата	март 1984 - апрель 1988
Место	15 приграничных провинций Республики Афганистан
Итог	значительное сковывание транспортных поставок афганским моджахедам
Противники
40-я Армия Афганские моджахеды
Командующие
Командиры 40-й Армии: Генералов Л.Е. Родионов И.Н. Дубынин В.П. Громов Б.В. Командиры 15-й обрспн: Бабушкин В.М. Старов Ю.Т. Командиры 22-й обрспн: Герасимов Д.М. Сапалов Ю.А.
Силы сторон
11 000 военнослужащих разведывательных подразделений и подразделений специального назначения неизвестно
Потери
570 убитых и 11 пропавших без вести только в подразделениях специального назначения около 17 000 убитых только от действий подразделений специального назначения

Приграничная зона «Завеса» (План «Завеса», «Караванная война») — комплекс мероприятий предпринятых советскими войсками по блокированию пакистано-афганской и ирано-афганской границы в годы Афганской войны.

История создания приграничной зоны

Ситуация к 1984 году

К началу 1984 года руководство ВС СССР осознаёт острую необходимость в блокировании караванных путей, по которым отрядам вооружённой оппозиции из Пакистана перебрасывались вооружение, боеприпасы, продовольствие и людские резервы.
До 1984 года постоянными рейдами по местам скопления противника и ликвидацией складов вооружения противника занималось небольшое количество советских войск, размещённых в восточных и юго-восточных провинциях, в состав которых входили:

• 70-я отдельная гвардейская мотострелковая бригада — провинции Кандагар и Гильменд;
• 56-я отдельная гвардейская десантно-штурмовая бригада — провинции Пактия и Логар;
• 66-я отдельная мотострелковая бригада — провинции Нангархар и Кунар;
• 191-й отдельный мотострелковый полк — провинция Газни;
• 860-й отдельный мотострелковый полк — провинция Бадахшан. Перекрывал выход из Ваханского коридора.

Данные формирования дислоцировались на относительно небольшом удалении от границы и своими подразделениями, рассредоточенными сторожевыми заставами по главным дорогам, незначительно сковывали возможности противника по транспортировке грузов.
Требовалось наличие достаточного количества формирований, которые должны были заняться поиском и уничтожением караванов. Советские войска нуждались в переходе от пассивного охранения основных дорог к активному поиску караванов по всем возможным путям их следования.
В феврале 1984 года руководством ВС СССР принимается решение о принятии плана по созданию приграничной зоны «Завеса» — главной задачей которой будет являться блокирование большинства караванных дорог, по которым шло снабжение моджахедов из Пакистана. Позже было принято решение расширить сферу контроля и на западном направлении — ликвидировать снабжение противника из Ирана. Данный комплекс мероприятий в мемуарах многих военных и в трудах военных историков часто упоминается под термином «Караванная война».
Началом осуществления плана стала передислокация в марте 1984 года в восточные провинции двух отрядов специального назначения (ооспн), которые находились в составе ОКСВА с октября 1981 года.
Данными отрядами (сводные батальоны) были:

• 154-й ооспн (в/ч 35651) — сформирован на базе 15-й обрспн в г. Чирчик УзССР. Передислоцирован из г. Айбак провинции Саманган в Джелалабад провинции Нангархар.
• 177-й ооспн (в/ч 43151) — сформирован на базе 22-й обрспн в г. Капчагай КазССР. Передислоцирован из г. Гульбахор провинции Парван в г. Газни одноимённой провинции.

Отдельно из СССР был переброшен 173-й ооспн (в/ч 96044). Он был сформирован 29 февраля 1980 года на базе 12-й отдельной бригады специального назначения (12-й обрспн), в г. Лагодехи Грузинской ССР, ЗакВО. Данный отряд первоначально формировался по подобию мусульманских батальонов, и должен был вводиться в Афганистан в 1980 году. Однако был введён только 10 февраля 1984 года. К 14 февраля 173-й ооспн прибыл на место постоянной дислокации в г. Кандагар одноимённой южной провинции.
Сразу после передислокации все три отряда были задействованы в перехвате караванов.
Перехват караванов осуществлялся двумя методами:

1. В дневное время — высадка с вертолётов досмотровых групп, которые проверяли на наличие оружия и боеприпасов караваны на дорогах.
2. В тёмное время суток — организация засад на караванных тропах.

Отдельно от 154-го, 173-го и 177-го ооспн действовала 459-я отдельная рота специального назначения (459-я орспн или в/ч 44633), которая дислоцировалась в Кабуле с февраля 1980 года.
Для установки сигнальной телеметрической аппаратуры, которая помогала выявить продвижение караванов на удалённых горных маршрутах, от 40-й армии привлекалась 897-я отдельная рота разведки специальной аппаратурой (897-я оррса — в/ч 41377).
В качестве специальной аппаратуры использовался прибор, представляющий собой сейсмоакустический датчик со встроенным радиопередатчиком типа «Реалия-У» 1К18. По обнаруженным специальной аппаратурой целям осуществлялся налёт артиллерией или авиацией, после чего производился осмотр местности досмотровой группой, отправленной на вертолётах.

Реформирование войсковой разведки

11 ноября 1984 года издаётся директива Генштаба ВС СССР, по которой произошло реформирование разведывательных подразделений в 40-й Армии.
Согласно директиве в каждом мотострелковом, парашютно-десантном, десантно-штурмовом и танковом батальоне 40-й армии были созданы разведывательные взвода. В итоге количество разведывательных взводов в 40-й армии достигло 146 единиц (включая полковые разведывательные роты и отдельные разведывательные батальоны дивизий). В общем количестве к декабрю 1984 года в осуществлении плана «Завеса» было задействовано 11 рейдовых мотострелковых батальонов. При этом основная нагрузка по организации засад приходилась на 3 отдельных разведывательных батальона мотострелковых дивизий (650-й, 781-й и 783-й орб), 4 отдельных отряда специального назначения (в сентябре 1984 года добавится 668-й оспн), 1 отдельную роту специального назначения, 20 разведывательных рот из состава бригад и полков и 73 разведывательных взвода из состава линейных батальонов, то есть 33 расчетных батальона. Указанные подразделения могли выставить одновременно 180 засад. С учетом ротации, отдыха и подготовки частей, а также возможностей авиации 40-й армии каждый день выставлялось не более 30-40 засад.

Увеличение численности спецназа

К середине 1984 года становится ясным что усилий, предпринимаемых 3 отрядами и 1 ротой специального назначения, недостаточно для кардинального изменения ситуации. Требовалось наличие большего количества подразделений специального назначения. Кроме караванов, следующих из Пакистана, требовался контроль за приграничными районами с Ираном.
В связи с этим с июня 1984 года принимается решение о планомерном формировании дополнительно ещё 5 отрядов специального назначения по структуре соответствовавших находившимся в Афганистане:

• 668-й ооспн (в/ч 44653) — сформирован 21 августа 1984 года на базе 9-й отдельной бригады специального назначения (9-я обрспн), в г.Кировоград Украинской ССР, КВО. Передислоцирован в сентябре 1984 года в г. Баграм провинции Парван. К 4 марта 1985 года отряд был передислоцирован в н.п. Суфла под г. Бараки в провинции Логар.
• 334-й ооспн (в/ч 83506) — сформирован 13 января 1985 года на базе 5-й обрспн, в г.Марьина Горка Минской области Белорусской ССР, БВО. Передислоцирован 14 марта 1985 года в г. Асадабад провинции Кунар.
• 370-й ооспн (в/ч 83428) — сформирован 13 января 1985 года на базе 16-й обрспн, в пгт Чучково Рязанской области РСФСР, МВО. Передислоцирован 21 марта 1985 года в г. Лашкаргах провинции Гильменд.
• 186-й ооспн (в/ч 54783) — сформирован 15 февраля 1985 года на базе 8-й обрспн, в г. Изяслав Украинской ССР, ПрикВО. Передислоцирован 30 апреля 1985 года в г. Шахджой провинции Забуль.
• 411-й ооспн (в/ч 41527) — сформирован последним непосредственно на территории Афганистана в период с 19 ноября по 17 декабря 1985 года, в г. Шинданд из военнослужащих 22-й обрспн и 5-й гвардейской мотострелковой дивизии. Передислоцирован 25 декабря 1985 года в г. Фарах провинции Фарахруд.

Для координации действий, управления и решения вопросов снабжения 8 отрядов требовалось разделить их по соединениям и создать управления соединений, в связи с чем в марте 1985 года в Афганистан были введены управления (штабы бригад и службы) 15-й и 22-й отдельных бригад специального назначения из ТуркВО и САВО соответственно. К каждому управлению бригады были присоединены вновь сформированные подразделения тылового обеспечения и отряд специальной радиосвязи (осрс — батальон связи)
Все 8 отрядов были разделены в подчинение между 15-й и 22-й обрспн и для конфиденциальности им были присвоены условные обозначения отдельный мотострелковый батальон (омсб) и порядковый номер по дате ввода в Афганистан:

• 15-я отдельная бригада специального назначения
  • 154-й ооСпН (1-й омсб)
  • 177-й ооСпН (2-й омсб)
  • 668-й ооСпН (4-й омсб)
  • 334-й ооСпН (5-й омсб)
• 22-я отдельная бригада специального назначения
  • 173-й ооСпН (3-й омсб)
  • 370-й ооСпН (6-й омсб)
  • 186-й ооСпН (7-й омсб)
  • 411-й ооСпН (8-й омсб)

6 отрядов действовали в приграничье с Пакистаном. 370-му ооспн была назначена широкая зона ответственности, включающая западную часть провинции Кандагар и малонаселённые провинции Гильменд и Нимроз. Последняя граничит как с Пакистаном, так и Ираном. 411-му ооспн была назначена зона ответственности в полупустынном приграничье с Ираном, в провинции Фарах.
Приграничные районы северо-западной провинции Герат, также граничившей с Ираном и находившейся севернее зоны ответственности (провинции Фарах), являлись зоной ответственности разведывательных подразделений 5-й гвардейской мотострелковой дивизии.
Аналогично приграничные участки северо-восточной провинции Бадахшан, находившиеся севернее зоны ответственности 334-го ооспн, являлись зоной ответственности разведывательных подразделений 201-й мотострелковой дивизии.
В итоге к концу 1985 года практически все приграничные провинции с Ираном и Пакистаном были разделены по зонам ответственности между подразделениями специального назначения и разведывательными подразделениями 40-й Армии. Исключения составили небольшие участки приграничья, которые невозможно было контролировать из-за удалённости и сложности горного рельефа. К примеру округ Хост провинции Пактия или Ваханский коридор в провинции Бадахшан.
Численность бригад составляла почти 2500 человек. На 15 мая 1988 года (на начало вывода войск) в личном составе 15-й обрспн числилось 2482 человека. Из них 302 офицера и 147 прапорщиков.
Непосредственно в самих отдельных отрядах по штату было 538 человек личного состава, из которых 340 человек числилось непосредственно в 4 разведывательных ротах и участвовало в рейдах и засадах. Общая штатная численность военнослужащих спецназа, имевших соответствующую подготовку и участвовавших в осуществлении плана «Завеса» в 15-й и 22-й обрспн, а также 459-й орспн единовременно достигала 2800 человек.

Поддержка авиации

Обе созданные бригады получили авиационную поддержку от ВВС 40-й Армии в виде прикреплённых вертолётных полков и вертолётных эскадрилий, осуществлявших переброску подразделений специального назначения и их огневую поддержку при столкновении с противником.
За 15-й обрспн была закреплена:

• 239-я отдельная вертолётная авиаэскадрилья (239-я оваэ) Ми-24 (16 ед.) Ми-8 (16 ед.) с дислокацией в Газни.

За 22-й обрспн была закреплена:

• 205-я отдельная вертолётная авиаэскадрилья (205-я оваэ) Ми-24(16 ед.) Ми-8 (16 ед.) с дислокацией в Лашкаргах

За 459-й отдельной ротой специального назначения была закреплена вертолётная эскадрилья от 50-го смешанного авиационного полка с дислокацией в Кабуле.

Также оказывали содействие 15-й обрспн и 22-й обрспн:

• 280-й отдельный вертолётный полк (280-й овп) Ми-6 (12 ед.) Ми-24(22 ед.) Ми-8 (23 ед.) дислоцированный в Кандагаре и находившийся в подчинении 70-й огмсбр.
• 292-й Краснознамённый отдельный вертолётный полк (292-й овп) Ми-6 Ми-24 Ми-8 (Кундуз — Джелалабад — в подчинении 66-й омсбр)
• 335-й отдельный боевой вертолётный полк (335-й обвп) Ми-24 (24 ед.) Ми-8 (24 ед.) (Джелалабад — Газни — Гардез — в подчинении 56-й одшбр)

Особенности дислокации отрядов

Для того чтобы отряды специального назначения могли полностью сконцентрировать свои усилия исключительно на борьбе с караванами противника, требовалось переложить все функции по охранению дислокации отрядов на другие линейные формирования. В связи с этим все вновь прибывшие отряды были дислоцированы в небольшие гарнизоны, образованные мотострелковыми, парашютно-десантными и десантно-штурмовыми батальонами, которым были приданы для усиления артиллерийские и танковые подразделения.
Примером подобных дислокаций являются:

• В гарнизоне г. Шахджой провинции Забуль, в который вошёл 186-й ооспн 22-й обрспн, были дислоцированы из боевых подразделений: 3-й парашютно-десантный батальон 317-го парашютно-десантного полка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии и 9-я гаубичная артиллерийская батарея 1074-го артиллерийского полка 108-й мотострелковой дивизии.
• В гарнизоне г. Асадабад провинции Кунар, в который вошёл 334-й ооспн 15-й обрспн, были дислоцированы из боевых подразделений: 2-й мотострелковый батальон, 2-я гаубичная артиллерийская батарея и 2-я танковая рота 66-й отдельной мотострелковой бригады.
• В гарнизоне г. Лашкаргах провинции Гильменд, в который вошёл 370-й ооспн, были дислоцированы из боевых подразделений (на апрель 1985 года): 2-й мотострелковый батальон, танковый взвод и гаубичная артиллерийская батарея от 70-й отдельной гвардейской мотострелковой бригады и 1-я пушечная самоходная артиллерийская батарея от 28-го армейского артиллерийского полка

Боевая деятельность спецназа

В марте 1985 года с окончанием передислокации управлений 15-й и 22-й бригад план создания приграничной зоны «Завеса» вступил в решающую фазу.

Основные задачи

Задачами поставленными перед отрядами специального назначения стали:

• разведка местности и доразведка данных полученных от агентуры;
• уничтожение формирований мятежников и караванов;
• поиск и уничтожение баз подготовки моджахедов и складов боеприпасов и вооружения;
• захват пленных;
• осуществление разведки караванных маршрутов с вертолётов и досмотр караванов;
• минирование караванных путей и установка на них разведывательно-сигнализационной аппаратуры;
• организация засад на караванных путях.

Результативность

По оценкам руководства 40-й армии, в период с марта 1984 года по май 1988 года, результатом деятельности военнослужащих подразделений специального назначения стало:

• уничтожение 17 000 моджахедов;
• захват и уничтожение 990 караванов с оружием и боеприпасами;
• обнаружение и уничтожение 332 складов с оружием и боеприпасами;
• захват 825 пленных.

По мнению военных экспертов, в ходе реализации плана приграничной зоны «Завеса» удавалось перехватывать только 12-15 % от общего количества караванов.

Потери

Общие потери среди военнослужащих подразделений специального назначения за 9 лет Афганской войны составили 725 человек. Из этого количества в период создания приграничной полосы «Завеса» с марта 1984 по конец апреля 1988 года погибло в общей сложности 580 военнослужащих:

• 15-я обрспн — 355 убито и 10 человек пропало без вести;
• 22-я обрспн — 199 человек и 1 человек пропал без вести;
• 459-я орспн — 16 человек.

Большие потери в подразделениях специального назначения происходили из-за неправильной оценки ситуации, а также невыполнения пунктов Боевого устава и служебных инструкций. Наибольшую известность получили следующие инциденты:

• Гибель Мараварской роты — гибель трети (29 из 85) личного состава 1-й роты 334-го ооспн 15-й обрспн, произошедшее в результате череды грубых ошибок командования батальона в планировании и осуществлении рейда.
• Гибель разведывательной группы Каспий-724 — гибель 75 % (12 из 16) личного состава 4-й группы 2-й роты 186-го ооспн 22-й обрспн в результате нарушения служебных инструкций командиром группы при проведении засады.

Окончание плана «Завеса»

В связи с выводом советских войск, объявленных Горбачёвым М. С., к концу апреля 1988 года был произведён поэтапный отвод подразделений, выполнявших сторожевое охранение на приграничных участках к крупным гарнизонам. К 15-18 мая 1988 года все формирования в юго-западных, южных, юго-восточных и восточных приграничных провинциях Афганистана, участвовавшие в приграничной зоне «Завеса», покинули места дислокации и были выведены на территорию СССР, за исключением 177-го и 668-го ооспн 15-й обрспн, которые до окончания полного вывода войск к 15 февраля 1989 года оставались в Кабуле.

Критика действий спецназа

Вопреки широко распространённому мнению о том, что действия подразделений специального назначения в Афганистане были эффективными, а подготовка военнослужащих была на необходимом высоком уровне, существует диаметрально противоположное компетентное мнение, высказанное ветеранами формирований ВДВ, участвовавших в Афганской войне.

По их мнению, отбор и боевая подготовка военнослужащих, а также организация и методы боевой работы спецназа никак не соответствовали необходимому по обстановке уровню. В связи с этим формирования спецназа несли неоправданно высокие потери, не сопоставимые с потерями в формированиях ВДВ.

К примеру, за период осуществления плана «Завеса», который длился 4 года и 1 месяц, формирования специального назначения потеряли убитыми и пропавшими без вести 581 военнослужащих. Для сравнения, 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, превышавшая по численности личного состава вместе взятые 15-ю и 22-ю обрспн (около 7 500 человек против 5 000), за 9 лет боевых действий потеряла убитыми и пропавшими без вести 855 человек.

О «тайных операциях» спецназа, его полетах на вертолетах знали все «духи» в округе, что никак не способствовало решению специальных задач. Полеты «вслепую» в зоне ответственности без агентурного сопровождения задач не приносили результатов. Увидят «спецы» на маршруте полета трактор на тропке, «бурубухайку» — налетят, досмотрят, порвут электрооборудование и улетят. Ни системной разведывательной работы, ни организации добывания данных о противнике — все на авось. При этом спецназ нес потери, несоизмеримые с результатами боевой деятельности. В работе специальной разведки должна всегда присутствовать изящность, творчество, мысль, нестандартные решения. Если бы так воевали мы, разведчики 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, то комдивы Рябченко и Слюсарь закопали бы нас живыми. И поделом. Признаться, до тошноты насмотрелся я на бездарную работу «спецов», которая вызывала недоумение и разочарование. 1988 год, афганская война подходила к завершению, но они так и не научились быть подразделением специального назначения, от чего несли большие неоправданные потери. Отсутствие профессионализма офицерского состава, содержательной работы с изюминкой (они же были приписаны к спецназу), неспособность мыслить творчески, делало деятельность «спецов» малопродуктивной. Выпускники Киевского ВОКУ не смогли быть убедительными для боевых отрядов моджахедов.
Мне в спецназе все же нравился один очень важный момент — самостоятельность командира отряда (батальона) в принятии решений. Нам, комбатам ВДВ, самостоятельности как раз всегда и не хватало — над нами всегда довлела куча начальников и командиров. Казалось бы, есть все козыри для эффективной работы на результат, однако — нет. Вылазки «спецов» сопровождались большими потерями в личном составе, а «лихое» переодевание в афганскую форму для проведения налета на моджахедов приводило к гибели солдат без результатов операции. Командованию специальных операций не приходила в голову мысль — без агентурного сопровождения спецназ — легкая добыча для боевиков сопротивления, имеющих огромный опыт ведения партизанской войны.

— Валерий Марченко «Афган. Разведка ВДВ в действии»

Среди офицеров ВДВ низкой считали не только подготовку военнослужащих спецназа, но и качество разведывательной информации, поставляемой им по агентурным источникам, что подтверждали сами офицеры спецназа.

Из воспоминаний заместителя командира 7-й роты 317-го парашютно-десантного полка Владимира Бурмистрова:

…На окраине Калата располагалась резидентура Главного Разведывательного Управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР, поставлявшая информацию батальону спецназа ГРУ, находившемуся в Шахджое. По словам офицеров батальона, информация, поступавшая из Калата, почти никогда не подтверждалась и результатов не приносила…

— Валерий Марченко «Афган. Разведка ВДВ в действии»

Данное мнение озвучено Валерием Марченко, дважды кавалером ордена Красной Звезды и ордена Красного Знамени Республики Афганистан, отслужившим в Афганистане 4 года на разных командных должностях в 103-й вдд.

См. также

• Контрпартизанская война
• 15-я отдельная бригада специального назначения
• 22-я отдельная бригада специального назначения

Литература

• Сергей Козлов. Спецназ ГРУ. Том 3. Афганистан - звездный час спецназа. 1979-1989гг. — Москва: «Русская панорама», 2013. — P. 186-539. — 736 p. — 3000 экз. — ISBN 978-5-93165-324-2.
• С.М.Беков, Старов Ю.Т., Овчаров А.А., О.В.Кривопалов. 15 бригада СПЕЦНАЗ: Люди и судьбы. — Москва: Русская панорама, 2009. — 556 p. — 1800 экз. — ISBN 978-5-93165-239-9.
• Сергей Козлов. 22 гвардейская отдельная бригада спецназ. — Москва: Русская панорама, 2011. — ISBN 978-5-93165-295-5.
• Сергей Козлов. Спецназ ГРУ-2.Война не окончена, история продолжается. — Москва: Русская панорама, 2002. — 632 p. — ISBN 5-93165-064-4.

Ссылки

• [www.rsva-ural.ru/library/mbook.php?id=386 «Спецназ на тропе войны». Волков Александр Владиленович. Научный сотрудник музея «Шурави»]

Отрывок, характеризующий Приграничная зона «Завеса»

– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.