Ривадавия (линкор)
«Ривада́вия» (исп. ARA Rivadavia) — аргентинский дредноут типа «Ривадавия»; головной корабль серии из двух кораблей. Заказан и построен в США в ответ на строительство Бразилией линейных кораблей типа «Минас-Жерайс»[1].
Назван в честь Бернардино Ривадавии — первого президента Аргентинской Республики.
Содержание
Предыстория
Напряжённые отношения южноамериканских региональных держав — Аргентины и Бразилии, вынуждали правительства этих государств поддерживать вооружённые силы на относительно высоком уровне. На начало XX века основу аргентинского флота составляли броненосные крейсера типа «Гарибальди» итальянской постройки, что в изменившихся реалиях ведения войны на море, не соответствовало амбициям «Розового дома». А после того, как Рио-де-Жанейро заказал британским судостроителям новый революционный класс корабля — три дредноута, обеспокоенная Аргентина предприняла ответные меры[1].
Представители аргентинских ВМС, в отличие от других малых стран, решили не обращаться к какой-либо конкретной крупной судостроительной компании, а провели своеобразный международный конкурс.
Аргентинскую военно-морскую комиссию возглавил контр-адмирал Онофре Бетбедер. В 1908 году в Лондоне, южноамериканцы объявили о намерении правительства заказать два линкора, шесть эскадренных миноносцев и двенадцать подводных лодок. Также существовала возможность заказа третьего линкора. Откликнулись французская «Форж и Шатье», германская «Блом унд Фосс», английские «Армстронг», «Виккерс» и другие, итальянская «Ансальдо», североамериканские «Уильям Крамп», «Фор Ривер» и другие, всего пятнадцать фирм[1].
Конкуренция за аргентиский заказ была жёсткой. Сумма контракта составила 2,2 миллиона фунтов стерлингов. После получения представленных разработок, аргентинцы, выбрав лучшее из них, скорректировали свои требования и объявили о новом конкурсе. Судостроители переработали свои проекты, аргентинцы их внимательно изучили, и только затем было оглашено окончательное решение, поразившее весь мир. Заказ достался североамериканской верфи «Фор Ривер» из Куинси, штат Массачусетс, которая снизила цену на 224 000 фунтов стерлингов за корабль. В конструкции линкора ясно прослеживалось влияние международного конкурса, хотя большинство элементов являлись чисто американскими. США рассматривали эти корабли в качестве «резерва» для включения в случае необходимости в состав собственных ВМС[2].
Служба
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Линкор «Ривадавия» прослужил в составе аргентинского флота четыре десятка лет, пройдя за это время всего лишь одну существенную модернизацию. В боевых действиях корабль не участвовал. Будни «Ривадавии» проходили в учениях и заграничных плаваниях.
3 октября 1941 года во время учений, проходивших у берегов архипелага Огненная Земля, случилась крупнейшая трагедия в истории аргентинского флота. В условиях густого тумана произошло столкновение нескольких кораблей, в результате чего, эсминец «Корриентес» (исп. Corrientes) разломился и затонул, а крейсер «Альмиранте Браун» получил тяжёлые повреждения после того, как в него врезался «Ривадавия»[3].
См. также
Напишите отзыв о статье "Ривадавия (линкор)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Патянин, 2008, с. 2.
- ↑ В.Л.Кофман. ВМС США и стран Латинской Америки 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — Москва. — С. 22. — («Морская коллекция» № 5(11)/1996).
- ↑ Патянин, 2008, с. 4.
Литература
- Патянин С. В., Барабанов М. С., Митюков Н. В. ВМС стран Латинской Америки и Азии // Корабли Второй мировой войны.. — М.: ООО «Коллекция», 2008. — («Морская кампания»). — 600 экз.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи о флоте желательно?:
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ривадавия (линкор)
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
