Лёгкий крейсер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Лёгкий крейсер  — боевой надводный корабль, подкласс крейсеров, появившийся в начале XX века, продукт эволюции бронепалубных крейсеров под влиянием опыта русско-японской войны. Лёгкие крейсера являлись относительно крупными (в сравнении с эсминцами, минными крейсерами и канонерскими лодками) специализированными артиллерийскими кораблями с развитой броневой защитой, вооружались преимущественно артиллерией среднего калибра. Принимали активное участие в морских сражениях Первой и Второй мировых войн. Военно-морской теоретик Альфред Мэхэн отводил лёгким крейсерам роль разведчиков и истребителей неприятельской торговли[1].

Развитие подкласса происходило в рамках доктрин национальных ВМС и приводило к большим отличиям в предназначении и характеристиках кораблей. Лондонские морские договоры 1930 и 1936 годов привели к выработке определённого международного стандарта, но некоторые различия всё равно сохранялись. В годы Второй мировой войны лёгкие крейсера применялись для решения самых разнообразных задач и достигли высокой степени совершенства.

Строительство лёгких крейсеров прекратилось к концу 1950-х годов. Прекращение развития лёгких крейсеров было связано с изменениями в средствах и методах вооружённой борьбы на море.





Содержание

Возникновение класса лёгких крейсеров

К началу XX века во флотах основных морских держав сложилась, казалось бы, стройная классификация кораблей. Крейсера делились на броненосные и бронепалубные, а в отдельных флотах на классы или ранги. Так, в британском флоте существовало три класса бронепалубных крейсеров: 1-го класса — водоизмещением свыше 6 тыс. тонн, вооружённые орудиями вплоть до 234-мм, предназначенные для действий на коммуникациях и ведения широкой разведки; бронепалубные крейсера 2-го класса — водоизмещением 3—6 тыс. тонн со 152-мм пушками главного калибра, строившиеся для дозора, мелких рекогносцировок и уничтожения торговых судов противника; 3-го класса — крейсера водоизмещением 1,5—3 тыс. тонн с пушками в 102—119 мм, использовавшиеся для посыльной и стационарной службы[2]. В России все крейсера делились на два ранга, причём 1-й ранг включал и броненосные и крупные бронепалубные крейсера[3]. Вместе с тем, бронепалубные крейсера, особенно крупные, подвергались жёсткой критике, причём часть экспертов вообще отрицала их право на существование.

Что же касается до больших бронепалубных крейсеров, то бесполезность их, вне всякого сомнения, очевидна, да об этом и не стоит распространяться…

— Кладо Н. Л. Очерк военных действий на море во время русско-японской войны[4]

Действительно, бронепалубные крейсера отличались весьма слабым бронированием, которое сводилось к броневой палубе со скосами, защищавшей энергетическую установку и снарядные погреба. При этом борт такого корабля был практически не защищён, если не считать расположенных там угольных ям[5].

Недостатки бронепалубных крейсеров были вполне ясны военно-морским кругам, но оснастить эти корабли бортовой бронёй не представлялось возможным по нескольким основным причинам: из-за больших размеров и невысоких удельных характеристик паровых машин, которые были единственно доступными двигателями; из-за низкой стойкости брони до 1900-х годов (до распространения цементирования по Круппу и хром-никель-молибденового легирования); из-за малых боевых дистанций и популярности бронебойных снарядов. Кроме того, пока на вооружении состояла нескорострельная артиллерия, стрелявшая снарядами, начинёнными дымным порохом, потенциальная боевая живучесть бронепалубных крейсеров оценивалась как приемлемая.

К упадку и последующему исчезновению класса бронепалубных крейсеров привело два обстоятельства в начале XX века. Во-первых, это опыт русско-японской войны — первого за долгое время столкновения двух первоклассных морских держав, который внимательно изучался всеми военно-морскими специалистами[6]. В ходе войны на море широко применялась скорострельная артиллерия среднего калибра, стреляющая бризантными снарядами, снаряжёнными «шимозой».

В результате корабли, не прикрытые в достаточной степени бронёй, стали очень уязвимыми. «Защищённые», то есть бронепалубные военные суда, обладавшие только располагавшейся на уровне ватерлинии броневой палубой, могли потерять всю артиллерию, сгореть или просто затонуть, пусть и сохранив при этом уже бесполезные машины и погреба.

— Кофман В. «Бронированный ёж» и его потомки[7]

Таким образом, боевая устойчивость бронепалубного крейсера оказалась неудовлетворительной, а область применения — ограниченной.

Во-вторых, именно в начале XX века в распоряжении кораблестроителей оказались первые пригодные для установки на корабль паровые турбины, радикально превосходившие паровые машины по удельной и агрегатной мощности. Определённую роль сыграл также наметившийся переход на жидкое топливо, позволивший добиться экономии веса и объёма.

В соответствии с английской классификационной терминологией, классический лёгкий крейсер возник в результате слияния крейсера-скаута и бронепалубного крейсера 2-го класса.[8]

Однако переход от бронепалубных крейсеров к лёгким произошёл не сразу и породил ряд промежуточных типов. Первым британским турбинным крейсером стал «Аметист» (англ. Amethyst), принадлежавший типу «Топаз» (англ. Topaze). Значительно лучшие характеристики турбинной установки подвигли британское Адмиралтейство к строительству двух крупных серий турбинных крейсеров небольшого водоизмещения, классифицируемых как скауты (англ. Scout cruiser). Это были крейсера типов «Форвард» (англ. Forward) и «Боадицея» (англ. Boadicea)[9], всего 15 единиц. Впрочем, броневая защита у них по-прежнему сводилась к броневой палубе со скосами. Первыми «настоящими» лёгкими крейсерами принято считать британские корабли типа «Аретьюза» (англ. Arethusa), созданные как продолжение развития типа крейсеров-скаутов, и отличавшиеся многими новшествами, главным из которых был броневой пояс по ватерлинии. Фактически эту честь более заслуживают крейсера типа «Магдебург» (нем. Magdeburg)[10], также имевшие броневой пояс и турбинную установку, первые из которых были заложены и вошли в строй за два года до «Аретьюзы» и за полгода до «Саутгемптона» — первого крейсера типа «Чатам», но понятие «лёгкий крейсер» первоначально употреблялось в отношении турбинных скаутов[9] и в Великобритании, а не в Германии.

Именно с крейсерами типа «Аретьюза» и связано происхождение странного термина «лёгкий крейсер». При проектировании они классифицировались как скауты или крейсера III ранга[11].

Расписывая достоинства вновь строившихся крейсеров в парламенте, Черчилль в связи с этим даже представил их в качестве «лёгких броненосных крейсеров» («light armored cruisers»), как единственными среди малых кораблей флота, защищёнными вертикальной бронёй по всей длине корпуса.

— А. Донец. Прямые потомки «скаутов»: Крейсера типа C[12]

Под термином «броненосный крейсер» британцы обычно подразумевали очень большой корабль, поэтому прилагательное armored вскоре отпало и новые крейсера стали называться лёгкими (light cruisers). Впрочем, в других странах существовали свои национальные классификации и термин стал общепринятым лишь после Лондонской конференции 1930 года.

Лёгкие крейсера сохранили за собой многофункциональность бронепалубных крейсеров: разведчик при эскадре, несение дозорной службы, охрана эскадры от атак миноносцев (эсминцев), набеги на порты противника, в некоторой степени — нарушение морских коммуникаций противника (с учётом тенденции передачи этой функции подводным лодкам). Кроме того, они были адаптированы для выполнения задач в условиях эскадренного боя во взаимодействии с линейными крейсерами (ЛКР) и линкорами дредноутного типа в силу их основного тактического преимущества — прекрасной манёвренности, наследия бронепалубных предшественников. Примечательно, что на русские лёгкие крейсера впервые были возложены дополнительные функции: постановка минных заграждений.

Так как таких крейсеров требовалось очень много, очень остро встал вопрос стоимости. В результате, столь ценимая британским флотом дальность плавания была сочтена второстепенной характеристикой — новые корабли должны были действовать в ограниченной акватории Северного моря. Малые размеры благотворно сказались на цене и накануне Первой мировой войны Великобритания начинает массовое строительство лёгких крейсеров этого типа[13].

Вместе с тем, протяжённые коммуникации Британской империи требовали и другого типа крейсера — крупного, с большой дальностью плавания и относительно хорошими условиями жизни экипажа и, конечно, сильно вооружённого. В конце 1900-х годов британский флот начал получать бронепалубные крейсера типа «Бристоль» (англ. Bristol) и «Веймут» (англ. Weymouth), оснащённые турбинными установками и ставшими родоначальниками «защитников торговли» (англ. Trade protection cruisers)[9].

Их логическим развитием явились лёгкие крейсера с броневым поясом типа «Чатам» (англ. Chatham)[14]. К сожалению для британского флота эти высокоэффективные корабли, очень нужные для борьбы с рейдерами, стоили заметно дороже «Аретьюзы» и её наследников: средняя стоимость крейсера типа «Аретьюза» составляла 285 000 фунтов стерлингов, типа «Чатам» — 356 000 фунтов стерлингов[11].

Развитие лёгких крейсеров германского флота пошло по иному пути. Германская империя не имела экономических возможностей создать два типа специализированных лёгких крейсеров, да и в тактическом плане проект «Аретьюза» считался слишком слабым. Оценивая строившийся в Германии для русского флота крейсер «Новик», бывший, в некоторой степени, прародителем скаутов, немецкие офицеры считали, что даже рекордная скорость не компенсирует слабости вооружения[15]. В результате, германский флот сосредоточился на создании универсального крейсера, одинаково годного и для службы при эскадре, и для действий на коммуникациях. Неудивительно, что по своей размерности новые немецкие крейсера представляли собой нечто среднее между «Аретьюзами» и «Чатамами». Впрочем, немцам также не удалось избежать переходных типов. Впервые установив турбины на бронепалубном крейсере «Любек» (нем. Lübeck)[16], они вслед за этим ввели в боевой состав ещё 6 турбинных крейсеров этого подкласса, принадлежавших к типу «Кёнигсберг» (нем. Königsberg).[17], «Дрезден» (нем. Dresden)[18], «Кольберг» (нем. Kolberg)[19].

Первыми полноценными германскими лёгкими крейсерами стали корабли типа «Магдебург» (нем. Magdeburg)[10]. Они отличались хорошим бронированием, надёжной системой подводной защиты, превосходными мореходными качествами и маневренностью. Лишь сравнительно слабая артиллерия портила хороший проект. Это объяснялось предвоенным мнением германских экспертов, которые считали, что хорошая выучка комендоров в сочетании с высокой скорострельностью 105-мм орудий даст больше попаданий[15]. Дальнейшим развитием «Магдебурга» стали лёгкие крейсера типа «Карлсруэ» (нем. Karlsruhe)[20].

Интерес к новому классу крейсеров проявляли в других странах, однако сложное финансовое положение их военно-морских сил, вызванное «линкорной» лихорадкой, не позволяло уделить строительству лёгких крейсеров достаточно внимания.

Итальянский флот получил перед войной 3 лёгких крейсера — одиночный «Куарто» (Quarto) и два типа «Нино Биксио» (Nino Bixio). В итальянском флоте они числились скаутами (итал. esploratori), принадлежность этих крейсеров к лёгким оспаривается, так как они не имели бортовой брони[21].

Традиционный противник итальянцев Австро-Венгрия пополнила свой флот лёгким крейсером «Адмирал Шпаун» (Admiral Spaun), который был бы вполне удачным кораблём, если бы не слабость вооружения, состоявшего из семи 100-мм орудий[22]. Получив первый опыт, кораблестроители двуединой империи построили 3 крейсера типа «Новара» (Novara), представлявшие собой вариант «Шпауна» с усиленным вооружением и более совершенной энергетической установкой[22].

Интерес к лёгким крейсерам проявили также французский и российский флоты. Во Франции был разработан проект крейсера-эскадренного разведчика (фр. Éclaireur d’escadre)[23], в России заложили 8 крейсеров типа «Светлана»/«Адмирал Нахимов»[24]. Крупные и хорошо защищённые, они должны были иметь высокую скорость и мореходность и нести солидное вооружение (15—130-мм российские и 8—138-мм французские). Однако эти корабли оказались ещё и достаточно дорогими. В результате, с началом Первой мировой французские крейсера даже не закладывались, а в России так и не смогли достроить новые крейсера до конца войны.

Политическое руководство США своим основным военно-морским приоритетом считало строительство дредноутов — раз уж линкоры являются главной силой флота, то надо построить их как можно больше. В результате американский флот отличался крайней несбалансированностью. К 1914 году США имели в строю 6 лёгких крейсеров — 3 типа «Честер» (англ. Chester) и столько же типа «Сент-Луис» (англ. St. Louis), но ни один из них не мог быть назван современным по меркам начала Первой мировой. Оснащённые паровыми машинами, они были слишком тихоходными, а «Честер» ещё и очень слабо вооружённым[25].

Япония, внимательно следившая за всеми военно-морскими новшествами, не замедлила приступить к строительству новых крейсеров. К 1912 году в состав японского флота вошли 3 крейсера типа «Тикума» (Chikuma) — вполне удачные корабли, близкие по характеристикам британским «Чатамам»[26].

Кроме того, строительство или заказ иностранным, прежде всего английским фирмам, лёгких крейсеров планировали Испания, Греция, Китай и даже Турция, чьи финансы находились под внешним управлением. Испанская кораблестроительная программа 1913 года предусматривала постройку двух турбинных крейсеров, но ввести их в строй удалось лишь в 1920-х годах[27]. Для Греции в Великобритании были заказаны два 5200-тонных крейсера — «Кацонис» и «Кондуриотис». С началом войны их реквизировало Британское Адмиралтейство[28]. Для ВМС Турции заказали два турбинных лёгких крейсера водоизмещением 3550 тонн[29]. ВМС Китая в свою очередь решили воспользоваться услугами австро-венгерских кораблестроителей, заказав им современный лёгкий крейсер водоизмещением 4900 тонн[30]. Август 1914 года перевёл эти планы в разряд фантастики. Лишь нейтральная Бразилия успела получить два относительно современных, но слабо вооружённых крейсера типа «Байя», хотя на момент постройки они были самыми быстроходными в мире[31].

Лёгкие крейсера в Первой мировой войне

Предвоенная «линкорная лихорадка» привела к тому, что большинство флотов вступили в войну с совершенно несбалансированным составом. В особенности это относилось к лёгким крейсерам. Самым большим числом кораблей этого класса располагала Британская империя — 36 единиц[9]. Германский флот насчитывал 6 лёгких крейсеров[32], ВМС США имели также шесть крейсеров[25], но куда менее удачных. По 3 единицы кораблей этого типа имели Австро-Венгрия[22], Италия[21] и Япония[26]. Прочие воюющие державы лёгких крейсеров не имели и в течение всей войны были вынуждены обходиться без них.

В годы войны лёгкие крейсера Великобритании и Германии использовались чрезвычайно активно в операциях обоих флотов и несли значительные потери[33]. Существенный урон лёгким крейсерам нанесло и участие в повседневной боевой деятельности, к которой они привлекались очень интенсивно.

Германия в 1914 году пыталась развернуть войну на британских коммуникациях с помощью, прежде всего, крейсеров. В частности, 5 кораблей этого класса входили в состав эскадры адмирала Шпее и ещё 3 действовали самостоятельно — «Эмден», «Карлсруэ» и «Кёнигсберг». Несмотря на надежды германского командования, уже к концу 1914 года британцы сумели их нейтрализовать, хотя и с привлечением огромных сил[34]. Самым современным из числа немецких рейдеров был «Карлсруэ». Благодаря высокой скорости он успешно ускользал от противника, но стал жертвой внутреннего взрыва[34].

Опыт военных действий показал, что крейсера, вооружённые орудиями такого же калибра, как и эсминцы, по сравнению с ними, являются гораздо более эффективными артиллерийскими платформами. Вместе с тем выявилась ошибка германских адмиралов, уповавших на скорострельность 105-мм орудий. Характерным примером этого стал бой между немецким «Эмденом»[35] и британским «Сиднеем». Германские комендоры первыми добились попаданий и в целом стреляли лучше, но явное превосходство 152-мм артиллерии британцев (бортовой залп «Сиднея» — 295 кг, а «Эмдена» — 72 кг) обеспечило им решительную победу[15]. В дальнейшем все уцелевшие крейсера немцы перевооружили на 150-мм калибр.

Строительством лёгких крейсеров в годы Первой мировой войны занимались, в основном, Великобритания и Германия. Остальные воюющие страны, желавшие получить этот класс кораблей, были вынуждены сосредоточиться на сухопутной войне. Лишь Япония ввела в годы войны 2 единицы типа «Тэнрю» — быстроходные, но очень слабо вооружённые[26]. Впрочем, они должны были использоваться как лидеры эсминцев.

Британцы, не дожидаясь вступления в строй крейсеров типа «Аретьюза», заложили первую серию кораблей серии «C» — 6 крейсеров типа «Кэролайн» (англ. Caroline)[36] — несколько более крупных и лучше вооружённых. Первый из них вошёл в строй в декабре 1914 года. В дальнейшем эволюция британских крейсеров свелась к постепенному повышению размеров, увеличению скорости, а также к усилению вооружения и броневой защиты. В 1915—1916 годах британский флот пополнили 8 крейсеров типа «Каллиопа» (англ. Calliope)[37] причём на последних крейсерах серии разнокалиберное вооружение сменил единый калибр — 152-мм. Самой крупной серией лёгких крейсеров оказался тип «Каледон» (англ. Caledon)[38] — 14 единиц, вступивших в строй в 1917—1919 годах. На них впервые начинает внедряться линейно-возвышенное расположение орудий. Наиболее совершенными лёгкими крейсерами военной постройки стали корабли типа «Даная» (англ. Danae) — серия «D»[39]. Первые 3 единицы успели попасть в состав флота во время войны, ещё 5 были достроены после неё, 4 крейсера снято со строительства[40]. Повторяя по вооружению «Каледон», они были крупнее и мореходнее. Размерами они вплотную приблизились к «защитникам торговли», строительство которых было во время войны прекращено. И, наконец, в самом конце войны были заложены 2 единицы типа «E» — «Эмеральд» (англ. Emerald) и «Энтерпрайз» (Enterprise)[41] — крейсера, в которых все усилия конструкторов были брошены на увеличение скорости, благодаря удвоению мощности турбин, достигшей 33 узлов, но достроенных лишь в 1926 году.

Помимо этого Британское Адмиралтейство поставило весьма своеобразный эксперимент, построив три лёгких линейных крейсера — «Корейджес», «Глориес» и «Фьюриес». По конструкции они были увеличенными в размере лёгкими крейсерами, да и силовая установка была аналогична крейсеру «Чэмпион», но рассчитана на 4 вала и с бо́льшим числом котлов — 18 вместо 8. Позже эти экстравагантные корабли, получившие прозвище «белые слоны адмирала Фишера», были перестроены в авианосцы[42].

Германский флот времён войны получил заметно меньшее число лёгких крейсеров[32]. Первыми кораблями этого класса, вступившими в строй в военное время, стали 2 единицы типа «Грауденц» (нем. Graudenz)[43] — увеличенным «Магдебургом», но с несколько меньшей скоростью. Их развитием стала пара типа «Висбаден» (нем. Wiesbaden)[44] — первые германские лёгкие крейсера с турбинами оснащёнными гидродинамическим редуктором и изначально вооружённые 150-мм орудиями. Наконец, в 1914—1916 годах в Германии заложили 14 крейсеров типа «Кёнигсберг II» (нем. Königsberg II) и «Кёльн II» (нем. Cöln II) — крупные корабли с сильным вооружением, но его размещение оставалось, в сравнении с британскими кораблями того же класса, устаревшим. Боевые качества этих кораблей были явно лучше крейсерских[45]. До конца войны немцам удалось ввести в строй лишь 6 крейсеров этого типа.

Кроме этих кораблей, Германия построила также 2 крейсера-минных заградителя типа «Бруммер» (нем. Brummer), слабо вооружённых, но весьма быстроходных[46]. Они были первыми кораблями этого класса, который получил определённое развитие в послевоенные годы.

Лёгкие крейсера 1920-х годов

Лёгкие крейсера США

К началу Первой мировой войны американский флот не имел ни одного современного лёгкого крейсера. Восполнить эту нехватку была призвана амбициозная кораблестроительная программа 1916 года, включавшая, помимо прочего, строительство крейсеров — океанских разведчиков. Ключевым требованием к разработчикам стало достижение максимально возможной скорости. В результате, крейсера типа «Омаха» (англ. Omaha)[47] получились неудачными. Слишком узкие обводы корпуса и его переоблегчённость привели к снижению мореходности, оконечности были, наоборот, перегружены, а размещение артиллерии неудовлетворительным. Тем не менее, спешка в условиях военных лет, а затем начавшаяся гонка морских вооружений привели к постройке 13 единиц этого типа. Все они были закончены в период между 1923 и 1925 годами и фактически устарели в момент вступления в строй.

Лёгкие крейсера Германии

После окончания Первой мировой войны германский флот был серьёзно скован условиями Версальского договора. В отношении крейсеров он запрещал немцам строительство кораблей водоизмещением более 6000 тонн и с вооружением более 150-мм. Благодаря тому, что в составе германского флота почти все корабли уже выслужили установленный договором 20-летний срок, немцы могли приступить к обновлению своего флота уже в начале 1920-х годов. Первенцем нового немецкого кораблестроения стал крейсер «Эмден» (нем. Emden), почти точная копия кораблей военной постройки[48]. Несмотря на то, что «Эмден», строившийся с большими трудностями, устарел уже в момент вступления в строй, фактически он являлся единственным реально боеспособным кораблём этого класса в ВМС гитлеровской Германии.

Быстрое развитие морских вооружений и стремление германских властей получить пусть небольшой, но современный флот привело к разработке принципиально нового проекта, вошедшего в историю как крейсера типа «К». Основными задачами новых кораблей были разведка при эскадре и самостоятельные рейдерские действия, а основными чертами — мощное вооружение и высокую скорость. Впервые в немецком флоте крейсера получили башенную артиллерию, а их силовая установка впервые в мире стала комбинированной дизель-паротурбинной. Три крейсера этого типа вошли в строй в 1929—1930 годах, но оказались неудачными[49]. Ограничение водоизмещения не позволило дать крейсерам адекватную защиту, дизели крейсерского хода оказались маломощными, но главный недостаток был в другом. Слишком узкий и лёгкий корпус сделал корабли маломореходными, что сделало невозможным эффективное применение крейсеров в северных морях.

Ещё до ввода до достройки крейсеров типа «К» был заложен крейсер «Лейпциг» (нем. Leipzig), который стал развитием проекта «К». У «Лейпцига» было несколько усилено бронирование и значительно улучшена силовая установка за счёт установки более мощных дизелей. Впрочем, обводы корпуса не изменились, и мореходность «Лейпцига» оказалась не лучше, чем у предшественников[50].

Лёгкие крейсера Франции

После окончания Первой мировой войны крейсерские силы французского флота находились в плохом положении. Достаточно сказать, что самыми новыми в его составе были броненосные крейсера типа «Вальдек-Руссо» (Waldeck-Rousseau)[51] 1911 года, устаревшие ещё в момент постройки. Но и представленный в 1920 году проект нового лёгкого крейсера не блистал высокими характеристиками. Выйти из положения удалось лишь благодаря ознакомлению с полученными по репарациям немецкими крейсерами и документацией на американский крейсер «Омаха».

В 1922—1923 годах были заложены три крейсера типа «Дюгэ Труэн» (Duguay Trouin), вошедшие в строй в 1926 году. Эти корабли стали первыми в мире лёгкими крейсерами с линейно-возвышенным расположением орудийных башен, отличались прекрасной мореходностью. На этом список достоинств заканчивался. Бронирование являлось чисто символическим, а 155-мм орудия характеризовались очень низкой скорострельностью[52].

Далее французы увлеклись созданием крейсеров-образцов. Сначала в строй вошёл «Плутон» (Pluton), очень слабо вооружённый и небыстроходный[53], затем французский флот получил специализированный учебный крейсер «Жанна д’Арк» (Jeanne d’Arc) ничтожной боевой ценности[54].

Лёгкие крейсера Италии

Первые четыре лёгких крейсера Италии были заложены в 1928 году в ответ на появление у французского флота крупных и хорошо вооружённых лидеров. В течение 1931 года вся четвёрка вступила в строй. В военно-морской литературе этот тип классифицируется как «Альберико да Барбиано», известные также как Condottieri A[55]. В конструкции крейсеров отразились характерные черты итальянской кораблестроительной школы. Основная ставка делалась на скорость, достигавшую на испытаниях 39 узлов и даже более, но в исключительно благоприятных условиях. Платой за это достоинство стала низкая мореходность, непрочность корпуса, крайне слабая броневая защита и совершенно неудовлетворительная артиллерия, дававшая огромный разброс снарядов. Дальнейшая эволюция итальянских лёгких крейсеров первого поколения проходила по пути увеличения размеров и незначительного усиления защиты, побороть же недостатки вооружения итальянские кораблестроители так и не смогли.

Лёгкие крейсера СССР

Экономическое положение Советской России в начале 1920-х годов не позволяло вести серьёзные работы в области кораблестроения. Ввиду этого вопрос о строительстве крупных боевых единиц даже не ставился руководством флота. Однако имелось 8 недостроенных крейсеров типа «Светлана», оставшихся от императорского флота, и с улучшением финансовой ситуации удалось достроить два из них по проекту, близкому к первоначальному[56]. В итоге, в течение 1927—1928 годов флот получил крейсера «Червона Украина» (бывший «Адмирал Нахимов») и «Профинтерн» (бывший «Светлана», с 1939 — «Красный Крым»). Однако проект, разработанный в 1912 году, к концу 1920-х успел устареть. Самыми серьёзными недостатками были низкая скорость, слабое бронирование и неудачно размещённая артиллерия, которая имела недостаточный калибр.

«Профинтерн» и «Червона Украина» как крейсера в условиях Чёрного моря никакой ценности не представляли и, по сути, являлись очень большими мореходными канонерскими лодками.

— Платонов А. В. Крейсеры советского флота[57]

Третий крейсер типа «Светлана», «Адмирал Лазарев», вошедший в строй в 1932 году под названием «Красный Кавказ»[58], подвергся основательным изменениям. Главным из них стала полная замена артиллерии главного калибра на 180-мм орудия, разработанные уже в советское время. По дальности стрельбы они не имели равных среди крейсеров мира, но уникальные баллистические характеристики были куплены ценой крайне низкой живучести стволов[59]. В целом, три достроенных крейсера, пополнивших Черноморский флот, существенно уступали новейшим зарубежным кораблям того же класса, но разработка нового проекта в те годы была непосильной для советских конструкторов.

Лёгкие крейсера Японии

Ещё в ходе Первой мировой войны командованием японского флота было принято решение развивать в классе лёгких крейсеров проект «Тэнрю». Однако, после получения первых сведений о характеристиках закладываемых в США крейсерах типа «Омаха», эти планы были пересмотрены. Тип «Тэнрю», бывший скорее лидером эсминцев, казался на фоне американского проекта слишком слабым. В результате японский флот стали пополнять заметно более крупные боевые единицы.

Первыми в этом ряду стали 5 крейсеров типа «Кума»[60] заложенные в 1918—1919 годах и способные, по мнению японских адмиралов, выполнять как функции лидера, так и задачи эскадренной разведки. Таким образом, был создан специфический японский тип универсального лёгкого крейсера. За пятёркой «Кума» в 1920—1921 годах были заложены 6 крейсеров типа «Нагара»[61]. Фактически они представляли слегка усовершенствованный проект «Кума» с новыми 610-мм ТА и бортовым гидросамолётом. Почти сразу начали и новую версию того же проекта — «Сэндай»[62], которых намеревались построить 7 единиц, но Вашингтонский договор 1922 года ограничил их тремя. С конструктивной точки зрения они отличались от предшественников только типом силовой установки. Все эти корабли отличались слабым и неудачно расположенным артиллерийским вооружением и устарели уже к моменту вступления в строй.

Кроме того, японский флот пополнился и одиночным крейсером «Юбари»[63]. Построенный как экспериментальный, он послужил концептуальной основой для японских тяжёлых крейсеров.

Лёгкие крейсера других стран

Получить корабли нового класса хотели и ряд государств, не участвовавших в Первой мировой войне. В 1915 году парламент Нидерландов принял закон о флоте, согласно которому предполагалось построить и два лёгких крейсера для защиты голландских Ост-Индских колоний. Проект, подготовленный фирмой «Крупп», сводился к воспроизведению германских крейсеров в увеличенном виде. Две единицы типа «Ява»[64] были заложены ещё в 1916 году. К несчастью для голландцев, их верфи строили добротно, но очень медленно, и к 1925—1926 годам, когда их крейсера вступили в строй, некогда передовой проект уже успел устареть.

Кроме Нидерландов, в этот период лишь одна второстепенная морская держава пожелала обзавестись лёгкими крейсерами . Ещё в годы Первой мировой войны испанцы заложили одиночный крейсер «Рейна Виктория Эугения»[65], в конструктивном плане повторявший британские корабли типа «Бирмингем». Строительство затянулось, и крейсер вошёл в строй лишь через 8 лет после закладки. Тем не менее, развитие класса лёгких крейсеров в Испании продолжилось, и к 1925 году ВМС этой страны получили пару крейсеров типа «Мендес Нуньес»[66] — местной копии британских крейсеров типа «Каледон». И, наконец, к 1930 году флот пополнился тремя единицами типа «Принсипе Альфонсо», ставших развитием британских крейсеров типа «E»[67]. Все эти корабли успели устареть уже к моменту вступления в строй, но приняли активное участие в Гражданской войне.

Военно-морские руководители Польши также мечтали о большом флоте, включавшем и крейсера. Первоначально польский флот желал получить 6 крейсеров, затем умерил свои претензии до двух крейсеров и, наконец, удовлетворился 4 эсминцами[68].

Стандартизация лёгких крейсеров

Решения Вашингтонской морской конференции 1922 года привели к массовому строительству тяжёлых крейсеров в основных морских державах. Но попытки вместить в водоизмещение, ограниченное 10 000 тонн, максимальное количество вооружения в сочетании с высокой скоростью и дальностью плавания привело к созданию несбалансированных кораблей, чья огневая мощь совершенно не соответствовала их защищённости[69]. К тому же, строительство «вашингтонских» крейсеров оказалось очень дорогостоящим.

Учитывая сложную экономическую ситуацию ведущих держав в конце 1920-х годов, в военно-морских кругах возникло стремление к созданию менее крупного и значительно более дешёвого «универсального» крейсера. Особую активность в этом проявила Великобритания, нуждавшаяся в весьма значительных крейсерских силах для защиты своего судоходства. Кроме того, существовало мнение, что в рамках лимита водоизмещения можно будет создать более сбалансированный корабль с артиллерией не более 6—6,1 дюйма (152—155 мм).

После долгих и трудных переговоров стороны согласились ввести новую классификацию крейсеров. Статья XV Лондонского договора 1930 года определяла крейсер как надводный корабль, иной чем авианосцы и линкоры, имеющий водоизмещение более 1850 тонн или вооружённый артиллерией крупнее 5,1 дюйма (130 мм). В свою очередь, крейсера подразделялись на класс «A» с артиллерией более 155 мм и класс «B» с артиллерией, не превышавшей 155 мм[70]. При этом было введено ограничение по суммарному тоннажу крейсеров типа «B» и составлявшее 143 500 английских тонн (145 796 метрических тонн) для США, 192 200 английских тонн (195 275 метрических тонн) для Британского Содружества и 100 450 английских тонн (102 057 метрических тонны) для Японии.

Договор подписали США, Великобритания с доминионами и Япония. Франция и Италия Лондонский договор не подписывали, но впоследствии достигли двухстороннего соглашения об ограничении морских вооружений. В результате все ранее построенные крейсера с артиллерией не более 155 мм стали числиться в международных соглашениях лёгкими, хотя существовали и национальные классификации.

Следующей страницей в нелёгкой схватке военно-морских дипломатов стал Лондонский морской договор 1936 года. Его подписали лишь США, Великобритания и Франция. Италия и Япония от участия в соглашении уклонились. Согласно этому документу, все крейсера подразделялись на два класса. Класс «A» включал в себя крейсера с артиллерией более 6,1 дюйма (155 мм), более известные как тяжёлые крейсера. Договор запрещал строительство и приобретение таких кораблей до 1942 года.

Класс «B» составили крейсера водоизмещением свыше 3000 тонн, но не более 8000 тонн, с артиллерией, не превышающей 6,1 дюйма (155 мм)[71]. Ограничение водоизмещения было предложено Великобританией, нуждавшейся в очень большом количестве крейсеров, которые в силу этого не могли быть слишком дорогими, тогда как Великобритания оценивала свои минимальные потребности в 70 крейсеров[72].

Лёгкие крейсера 1930-х годов

Лёгкие крейсера Великобритании и Британского Содружества

Долгое время британский флот не нуждался в кораблях этого класса — после Первой мировой в строю оставалось 48 вполне современных по меркам 1920-х годов лёгких крейсеров. К строительству таких крейсеров Великобритания вернулась после 12-летнего перерыва в 1930 году. 8-дюймовые «защитники торговли» оказались чрезвычайно дорогими, а империя нуждалась в огромном количестве крейсеров для защиты своих морских коммуникаций. К тому же, начали выводиться из состава крейсера военной постройки, и проблема стала более чем актуальной.

Первым проектом лёгкого крейсера стал «Линдер» (англ. Leander)[73], всего было построено 5 единиц. Его развитием были крейсера австралийского флота, именовавшиеся типом «Сидней» (англ. Sydney) — 3 единицы. Основными требованиями к новым крейсерам стали дальность и мореходность при умеренном водоизмещении. Наученное горьким опытом с «Хаукинсами», Британское Адмиралтейство не хотело провоцировать другие страны на строительство крупных кораблей. Бронирование и вооружение рассматривались как второстепенные характеристики, поскольку задачей этих крейсеров виделась борьба с рейдерами коммерческого типа.

Одновременно британцы продолжили и линию скаутов, заложив 4 крейсера типа «Аретьюза» (англ. Arethusa)[74] для эскадренной службы. Корабли оказались небольшими и недорогими, но их боевые возможности — скромными. Тем временем из Японии стали приходить настораживающие сообщения о новых лёгких крейсерах.

Когда они получили сведения о строительстве в Японии лёгких крейсеров типа «Могами» (Mogami), британские специалисты не знали о задуманном японцами жульничестве[75], пришли к выводу о слабости своих лёгких крейсеров. Результатом этого стала закладка пяти крейсеров нового поколения типа «Саутгемптон» (англ. Southampton), а спустя немного времени трёх единиц их улучшенной версии — «Манчестер» (англ. Manchester). Корабли были похожи друг на друга и отличались лишь бронированием. В итоге, в 1937—1938 годах Королевский флот получил 8 отлично вооружённых и бронированных крейсеров. Развитием типа этих удачных кораблей стали два крейсера типа «Белфаст» (англ. Belfast)[76], оказавшиеся наиболее сильно бронированными лёгкими крейсерами в мире, однако слишком дорогими[77].

Параллельно с развитием мощных крейсеров с 152-мм артиллерией британский флот приступил к строительству небольших боевых единиц для поддержки и противодействия эсминцам и обеспечении ПВО главных сил флота. Ввиду таких требований было принято решение об оснащении новых кораблей 133-мм универсальными орудиями. Начиная с 1937 года было заложено 9 крейсеров типа «Дидо» (англ. Dido), вооружённых 8—10 пушками, а также зенитными автоматами. Но новые корабли оказались несостоятельными в обеих ролях. Как крейсера они были слишком слабо вооружены, как корабли ПВО не годились из-за низкой скорострельности универсальных орудий и недостаточных скоростей их наводки[78].

Кроме того, в развитии британских лёгких крейсеров присутствовала и особая ветвь — минные заградители типа «Эбдиел» (англ. Abdiel). Все четыре корабля отличались нехарактерной для британской кораблестроительной школы ставкой на максимально возможную скорость, что оказалось очень полезным в годы Второй мировой, и отнюдь не для минных постановок[79].

Лёгкие крейсера США

После постройки в начале 1920-х годов серии лёгких крейсеров «Омаха» США не закладывали новых кораблей этого класса 14 лет. Американские адмиралы считали бессмысленным строить что-то меньшее, чем «вашингтонский» крейсер. Вернуться к лёгким крейсерам вынудил Лондонский договор 1930 года, ограничивший число крейсеров с 203-мм артиллерией. После растянувшегося на три года проектирования был создан проект хорошо бронированного крейсера типа «Бруклин» (англ. Brooklyn)[80]. Состав вооружения был сформирован под влиянием известий о закладке японских крейсеров типа «Могами», и в итоге «Бруклины» получили по 15 152-мм орудий в пяти башнях[81]. В течение 1937—1939 годов ВМС США пополнились 9 кораблями этого типа.

Разработка крейсеров «Атланта» (англ. Atlanta)[82] была вынужденной, так как Второй Лондонский договор 1936 года ограничил водоизмещение новых крейсеров 8000 тоннами. Первоначальные планы строительства уменьшенных «Бруклинов» были отвергнуты, и американский флот выбрал проект небольшого крейсера, предназначенный для совместных действий с эсминцами. Вооружение составили 16 127-мм универсальных орудий, на поздних крейсерах их число уменьшили за счёт зенитных автоматов. Этот проект получился не слишком удачным — как крейсерам «Атлантам» не хватало огневой мощи и бронирования, как кораблям ПВО — систем управления зенитным огнём[83]. До вступления США во Вторую мировую войну флот успел получить 4 крейсера этого типа.

Лёгкие крейсера Франции

В начале 1930-х годов французская политика строительства крейсеров-образцов пошла на убыль. Её последним проявлением стал ещё один уникальный корабль — крейсер-минный заградитель «Эмиль Бертин» (Emile Bertin) имевший хорошее вооружение, скорость до 39 узлов, но почти незащищённый[84].

После строительства оригинальных, но малобоеспособных крейсеров-образцов французский флот наконец перешёл к созданию серий крейсеров. Первыми из них стали 6 кораблей типа «Ла Галиссоньер» (La Galissonniere) вошедших в строй в 1936—1937 годах. По сумме боевых качеств, и особенно по критерию стоимость/эффективность, этот проект считался почти идеальным лёгким крейсером 1930-х годов[85]. Вполне приличное вооружение сочеталась с хорошим бронированием, защищавшим корабль от 150—155-мм снарядов на всех ожидаемых дистанциях. Скорость была высокой, мореходность достойной, а размеры умеренными. Лишь отсутствие зенитных автоматов портило хороший проект.

Развить удачный проект французы попытались в 1939 году, заложив крейсер «Де Грасс» (De Grasse)[86], головной в серии из трёх единиц, но достроить его удалось лишь после Второй мировой войны по радикально изменённому проекту.

Лёгкие крейсера Италии

Несмотря на недостатки первых лёгких крейсеров, итальянцы продолжали развивать этот проект. В течение 1933—1935 годов были построены ещё 4 крейсера типов «Луиджи Кадорна» (Condottieri B)[87] и «Раймондо Монтекукколи» (Condottieri C)[88], но их реальные боевые возможности повысились незначительно.

Получив в 1920-х годах 8 слабозащищённых крейсеров, итальянское командование пришло к выводу о недостаточной боеспособности этих кораблей. Следующая пара «Дюка д’Аоста» (Condottieri D) увеличилась в размерах и получила усиленное бортовое бронирование. Но палубная броня оставалась слабой, и защищённость крейсеров выросла ненамного. Зато существенно улучшилась мореходность[89].

В итоге, в 1933 году были заложены два крейсера типа «Джузеппе Гарибальди» (Condottieri E), ставшие наиболее совершенными лёгкими крейсерами итальянского флота[90]. Резко усилившееся бронирование позволило защитить крейсер от 152-мм снарядов, а на некоторых дистанциях и от 203-мм снарядов. Было увеличено число орудий главного калибра и одновременно улучшилось их размещение в башнях. Мореходность также изменилась в лучшую сторону. По боевым качествам новые крейсера почти не уступали бы аналогам из других стран, если бы не недостатки итальянских боеприпасов, дававшие слишком большой разброс снарядов[91]. Довольное успехом итальянское морское руководство заказало ещё 6 усовершенствованных крейсеров этого типа, но в связи с вступлением Италии в войну ни один из них не закладывался.

Кроме планомерного строительства серий «Кондотьери», итальянские адмиралы реанимировали идею крейсера-скаута. В 1939—1940 годах была заложена серия из 12 единиц типа «Капитани Романи» (Capitani Romani)[92], представлявших собой возврат к идеям ранних «Кондотьери» — минимальные размеры и высокая скорость при символической защите. Строительство проходило в условиях войны, поэтому в строй вступили только 3 крейсера этого типа.

Лёгкие крейсера СССР

Проектирование новых крейсеров отечественного флота началось в 1932 году при активном участии итальянской фирмы «Ансальдо» (Ansaldo). Итальянцы, в частности, предоставили теоретический чертёж «Кондотьери D» и изготовили силовую установку для головного корабля. Согласно первоначальному проекту 26 было построено два крейсера — «Киров» и «Ворошилов»[93], оставшиеся 4 достраивались по откорректированному проекту 26-бис[94]. В их число вошли «Максим Горький», «Слава», «Калинин», «Петропавловск».

По советской классификации они относились к лёгкими крейсерами, Британия во время двухсторонних переговоров признала их лёгкими, хотя по классификации второго Лондонского договора, считались тяжёлыми ввиду 180-мм главного калибра. В данном случае значительное влияние оказала личная приверженность И. В. Сталина к перспективным довоенным разработкам линейных крейсеров для ВМС СССР. Правда, уникальные характеристики артиллерии были куплены ценой снижения живучести орудий. Стремление обеспечить высокую скорость привело к ограничению бронирования, дальность плавания оценивалась как недостаточная для тихоокеанского театра, мореходность оставляла желать много лучшего. Зенитное вооружение оказалось недостаточным, впрочем, как и на всех без исключения крупных кораблях довоенной постройки, но было существенно усилено в ходе Второй мировой войны.

Несбалансированность «Кирова»/«Максима Горького» привела к разработке крейсера проекта 68. Определённое влияние на новые крейсера оказало также англо-советское соглашение 1937 года об ограничении морских вооружений. Крейсера проекта 68 оснащались 152-мм артиллерией, имели улучшенное зенитное вооружение и бронирование, а также большую дальность плавания, но из 7 кораблей этого типа до войны не удалось достроить ни одного. В строй 5 из них вступили лишь в 1950 году по изменённому проекту 68К.

Лёгкие крейсера Германии

После заказа «Лейпцига» германский флот не строил лёгких крейсеров в течение 5 лет. К моменту прихода к власти А. Гитлера конструкторы были заняты разработкой престижных тяжёлых крейсеров — будущих кораблей типа «Адмирал Хиппер», и созданию нового проекта лёгкого крейсера уделялось недостаточное внимание. В результате, флот заказал шестой лёгкий крейсер в виде слегка улучшенного варианта «Лейпцига». Итог этих усилий вышел плачевным — фактически «Нюрнберг» (нем. Nürnberg) оказался ухудшенным крейсером, так как из-за перегрузки имел наименьшую мореходность из всех крупных кораблей кригсмарине[95].

Дальнейшие усилия в этом направлении концентрировались на разработке проекта «M». В нём проектировщики попытались устранить основные недостатки предшествующих крейсеров, но никакими серьёзными преимуществами перед потенциальными противниками он не обладал[96]. Начавшаяся война положила конец планам нового строительства, и кригсмарине вступили в бой с совершенно неудовлетворительными лёгкими крейсерами.

Лёгкие крейсера Японии

К строительству лёгких крейсеров нового поколения японцы приступили лишь перед началом Второй мировой. В 1940 году было начато строительство серии крейсеров типа «Агано»[97], предназначенных для разведки и лидирования эсминцев. В соответствии с этими задачами крейсера получили относительно слабое артиллерийское вооружение и ограниченное бронирование, но развивали высокую скорость. В 1942—1944 годах японский флот получил 4 корабля этого типа. Кроме того, японский флот пытался развить и два узкоспециализированных типа крейсеров. Так, крейсера типа «Оёдо»[98] должны были играть роль флагманов соединений разведывательных ПЛ. Артиллерийское вооружение сосредотачивалось в носовой части, а в корме помещалось авиационное, включавшее 6 гидросамолётов. Планировалось построить 2 крейсера типа «Оёдо», но фактически был заложен лишь головной, вошедший в строй в 1943 году.

Также были заложены 4 учебных крейсера типа «Катори», три из которых были получены флотом в 1940—1941 годах. Четвёртый корабль не достраивался в связи с началом войны. Имевшие более чем скромные характеристики, эти корабли были лишь ограниченно боеспособными[99].

Лёгкие крейсера других стран

1930-е годы характерны снижением интереса морских держав третьего эшелона к строительству крейсеров. Лишь 3 страны позволили себе обзавестись единичными кораблями этого класса. Наибольший интерес к крейсерам из числа этих стран выказывали Нидерланды, которым приходилось готовиться к возможному нападению Японии на голландские владения в Юго-Восточной Азии. Вместе с тем, кораблестроительные программы сдерживало стремление правительства страны к максимальной экономии.

После затяжных дебатов, в 1933 году был заложен «экономичный» крейсер «Де Рёйтер» (De Ruyter), существенно уступавший зарубежным аналогам[100]. Несколько скрашивали ситуацию эффективные зенитные автоматы «Бофорс-Хаземайер»[101] (Bofors-Hazemeyer), впрочем, неудачно расположенные. В дальнейшем голландцы увлеклись созданием лёгких крейсеров минимального водоизмещения, предназначенных для лидирования эсминцев, заложив пару кораблей типа «Тромп» (Tromp)[102], но до начала военных действий ввели в строй только один из них. Потерпев неудачу с дешёвыми кораблями, голландцы вернулись к идее полноценных крейсеров и в 1939 году заложили две единицы типа «Эндрахт» (Eendracht)[103]. Увеличенное водоизмещение позволило установить полноценное вооружение из 10 152-мм орудий[104]. Вторжение немецких войск в мае 1940 года застало оба корабля на стапелях.

Шведский флот получил в 1934 году совершенно оригинальный крейсер-авиатранспорт «Готланд» (Gotland). Скромно вооружённый корабль нёс 8 гидросамолётов. Идея оказалась малоудачной — самолёты быстро устарели, и к 1940-м годам корабль обходился без авиационного вооружения[105].

Наконец, в 1939 году аргентинский флот обзавёлся крейсером «Ла Архентина» (La Argentina), построенным в Великобритании и совмещавшим функции боевого и учебного корабля. Характеристики единственного лёгкого крейсера Аргентины были весьма скромными, но, как обычно бывало в Латинской Америке, корабль прожил долгую жизнь и был списан лишь в 1974 году[106].

Китай в 1930-е годы получил два лёгких крейсера минимального для этого класса кораблей тоннажа (2500 т) — «Нин-Хай» и «Пин-Хай», — созданные по японскому проекту (один корабль строился в Японии, другой — в Китае под наблюдением японских специалистов). Корабли несли достаточно мощное артиллерийское вооружение — шесть 140-миллиметровых орудий в двухорудийных башнях, а «Нин-Хай» был даже оснащён гидросамолётом. В то же время специфической чертой этих крейсеров была их архаичная двигательная установка — паровая машина вместо турбин, к тому же часть котлов питалась углём. Скорость «Нин-Хая» и «Пин-Хая» не превышала 23 узлов. Фактически, китайские крейсера были ближе к большим канонеркам или шлюпам. Они были потоплены японской палубной авиацией в сентябре 1937 года, в самом начале японо-китайской войны. Впоследствии были подняты японцами, перевооружены как эскортные корабли и вновь потоплены осенью 1944 года уже американцами[107]. В 1930-е годы Китай также вёл переговоры с Германией о покупке лёгкого крейсера «Эмден», которые не увенчались успехом.

Попытку иметь собственные крейсера предпринял даже Таиланд (до 24 июня 1939 года — Сиам). В 1938 году сиамский флот заказал два крейсера типа «Таксин». Ввиду отсутствия соответствующей индустрии, проектирование и строительство этих кораблей было поручено итальянской компании CRDA, что и привело к неприятному для заказчика финалу. В августе 1942 года недостроенные крейсера были конфискованы итальянским правительством. С конструктивной точки зрения таиландские крейсера должны были стать уменьшенным подобием итальянских лёгких крейсеров[108].

Лёгкие крейсера во Второй мировой войне

Лёгкие крейсера в бою

Перед вступлением в войну основные державы — участники конфликта имели в составе своих флотов следующее количество лёгких крейсеров: Великобритания — 47[109], США — 19[110], Франция — 12[111], Германия — 6[112], Италия — 13[113], Япония — 20[114], Нидерланды — 4[115] и СССР — 7 лёгких крейсеров[116].

Будучи в большинстве флотов сравнительно многочисленными и дешёвыми боевыми единицами, лёгкие крейсера приняли самое активное участие в борьбе на море. Практически ни одна операция ведущих флотов не обходилась без лёгких крейсеров. Вместе с тем, в использовании кораблей этого класса имелись и национальные особенности.

Лёгкие крейсера стран Оси

Лёгкие крейсера стран Оси не сыграли значительной роли в боевых действиях. Особенно неудачно выступили немецкие корабли. Уже первые операции показали крайне низкую мореходность лёгких крейсеров Кригсмарине (за исключением «Эмдена») и командование было вынуждено перевести их на Балтику, где они без особых успехов действовали до конца войны[117]. Итальянские лёгкие крейсера также не порадовали своих создателей. Почти сразу выявилась ошибочность ставки итальянцев на высокую скорость. Фактически итальянским рекордсменам ни разу не удалось уйти от формально менее скоростного противника. В боевом отношении итальянские корабли также оказались слабыми — броневая защита была явно недостаточной, а артиллерия — несовершенной. В итоге, после первых поражений итальянские крейсера действовали крайне осторожно, но даже в этих случаях несли потери, причём опасными для них оказались и британские эсминцы[118].

Японские лёгкие крейсера действовали более успешно. Они хорошо выполняли свою основную функцию — лидирование эскадр эсминцев, приняв в этой роли участие в ряде сражений. В то же время, общая устарелость большинства японских лёгких крейсеров не позволяла им рассчитывать на успех в открытом бою с однотипными американскими кораблями. Однако, действуя в составе соединений с более крупными кораблями, японские лёгкие крейсера могли рассчитывать на успех — так, в ходе боя у острова Саво лёгкий крейсер «Тэнрю» предположительно добился попаданий одной или двух торпед в американский тяжёлый крейсер «Куинси», а крейсер «Юбари» поразил торпедой тяжёлый крейсер «Винсеннс» и артиллерийским огнём — эсминец «Ральф Тэлбот»[119]. Часто японские лёгкие крейсера применялись для эскортирования отрядов десантных кораблей и транспортов. Основные потери японские корабли этого класса понесли от атак подводных лодок и авиации[120].

Лёгкие крейсера союзников

Лёгкие крейсера Великобритании, в принципе, показали себя хорошо. Действуя на всех театрах, они, как правило, успешно сражались даже с более сильным противником. Более того, эти корабли доказали, что в определённых обстоятельствах могут быть опасны даже для кораблей формально более мощного класса. По мнению ряда авторов, британские корабли типа «Фиджи» могут считаться идеальным лёгким крейсером Второй мировой по критерию «стоимость/эффективность»[69]. Основные потери в ходе войны британские корабли этого класса понесли от действий авиации.

Лёгкие крейсера ВМС США также проявили себя достойным образом.

Дневные артиллерийские бои уступающий в силах противник вести не желал. Яванское море и Командорские острова ясно показали, что лёгкий крейсер днём не в состоянии дать отпор тяжёлому. Англичане на Средиземном море поняли это гораздо раньше и таких боёв просто не принимали. Зато ночью ситуация оказывалась диаметрально противоположной. На первый план выходила не мощь орудий или дальнобойность, а огневая производительность. И здесь новейший лёгкий крейсер с 12—15 орудиями 152 мм оказывался явно сильнее тяжёлого. Бой у мыса Эсперанс, бой в заливе Императрицы Августы, Новогодний бой очень показательны в этом смысле.

— А. Больных. Американские крейсера Второй мировой войны. Заключение[83].

Особенно отличились эти корабли в боях за остров Гуадалканал. Крейсера США военной постройки вступили в строй в момент, когда крупные бои артиллерийских кораблей на тихоокеанском театре почти прекратились, но зато хорошо проявили себя как крейсера ПВО, в особенности корабли типа «Кливленд».

Советские лёгкие крейсера в ходе войны использовались отнюдь не в том ключе, какой предполагался при их строительстве. Крейсера Балтийского флота практически всю войну провели в качестве плавучих батарей, поддерживавших защитников Ленинграда. Черноморские крейсера активно применялись для решения самых разнообразных задач, включая даже непосредственную высадку десантов. Основной угрозой для них стала немецкая авиация, и с 1943 года крупные корабли Черноморского флота не участвовали в боевых операциях, опасаясь потерь. Тем не менее, из имевшихся на флоте 9 крейсеров погиб лишь один, хотя другие получили серьёзные повреждения[116]. Таким образом,

…истинными универсалами оказались крейсера с многочисленными 152-мм орудиями, однако эпоха артиллерийских крейсеров близилась к завершению.

— [69]

Лёгкие крейсера в кораблестроительных программах Второй мировой

Массовое строительство крейсеров в годы Второй мировой войны смогли позволить себе только США и Великобритания. Незначительное количество кораблей этого класса были также построены в Италии, СССР и Японии.

Ещё до вступления США в войну на американских верфях были размещены заказы на 30 лёгких крейсеров типа «Кливленд» (англ. Cleveland)[121]. После 7 декабря 1941 года были выданы новые заказы. В конечном счёте предполагалось построить 52 таких корабля, являвшихся модифицированной версией крейсеров типа «Бруклин». Хотя реально было построено лишь 29 крейсеров, «Кливленды» стали самой большой крейсерской серией в истории. Ещё 9 кораблей были достроены как лёгкие авианосцы типа «Индепенденс»[122].

Дальнейшим развитием этого проекта стали лёгкие крейсера типа «Фарго» (англ. Fargo)[123], представлявшие собой вариацию «Кливленда» с одной дымовой трубой и изменёнными надстройками — это было сделано для улучшения диаграмм обстрела зенитной артиллерии. В 1943—1944 годах заказали 9 крейсеров проекта, но в связи с окончанием войны достроили лишь 2. Продолжалась также постройка лёгких крейсеров типа «Атланта». В 1942—1946 годах американский флот получил 7 таких кораблей, разделённых на 2-ю и 3-ю серии, причём последние имели значительные отличия от прототипа[124].

И наконец, в 1945 году были заказаны 4 крейсера типа «Вустер» (англ. Worcester)[125], но заложить сумели лишь 2, вступивших в строй после войны. Изюминкой этих оригинальных кораблей была батарея универсальных 152-мм орудий главного калибра, предназначенных для борьбы с высотными бомбардировщиками. Артиллерия получилась неудачной и проект не имел продолжения.

Великобритания продолжила строительство крейсерских серий, заложенных ещё до войны. С 1940 года начали вступать в строй крейсера типа «Фиджи» (англ. Fiji — Colony 1-й серии), представлявшие собой уменьшенный вариант крейсеров типа «Манчестер»[126]. В 1940—1942 годах Королевский флот получил 8 крейсеров этого типа. Тем не менее, большие потери в первые годы войны вызвали новую потребность в крейсерах, поэтому были заложены ещё 3 крейсера типа «Уганда» (англ. Uganda — Colony 2-й серии). Артиллерия главного калибра на них была сокращена, и за счёт этого увеличено количество зенитных автоматов[127]. Кроме того, продолжилось развитие крейсеров типа «Улучшенный Дидо» — в усовершенствованном варианте. В 1942—1944 годах в строй вступило 5 крейсеров этого типа. Количество универсальных орудий на них было уменьшено, изменения в системах управления зенитным огнём позволили повысить его эффективность[128].

СССР в силу обстоятельств не мог позволить себе масштабного строительства крупных кораблей. С началом войны была заморожена, в частности, постройка лёгких крейсеров проекта 68. Лишь на Дальнем Востоке удалось достроить заложенные ещё до войны 2 лёгких крейсера проекта 26-бис[129].

Итальянцы в ходе войны смогли достроить лишь 3 из 12 заложенных крейсеров типа «Капитани Романи» и сделали неудачную попытку перестроить конфискованные на верфи таиландские корабли в крейсера ПВО типа «Этна» (Etna)[130]. Немецкие кораблестроители ограничились лишь разработкой нескольких проектов кораблей этого класса, до закладки дело не дошло. Японцы достроили 4 лёгких крейсера, заложенных ещё до войны.

Из нейтральных стран строительство крейсеров в этот период вела только Швеция. По заданию шведов итальянская фирма CDRA спроектировала крейсер на основе своего же проекта для сиамского флота. 2 единицы типа «Тре Крунур» (Tre Cronor) были заложены в 1943 году, но строительство велось неспешно и было завершено уже после войны[131].

Лёгкие крейсера в послевоенный период

Послевоенные программы по строительству лёгких крейсеров

В послевоенный период строительство новых лёгких крейсеров в западных странах было весьма ограниченным. США и Великобритания и без этого обладали огромными флотами, намного превосходящими любого возможного противника. В частности, американский ВМФ насчитывал 59[132] лёгких крейсеров, британский — 50[133]. Кроме того, большое влияние на развитие флотов оказывала неопределённость, связанная с появлением новых средств борьбы — ядерного оружия и управляемых ракет.

США в послевоенный период ограничились достройкой крейсеров, находившихся в высокой степени боевой готовности. Были введены в строй 3 лёгких крейсера типа «Атланта» (в 1949 году переклассифицированы в крейсера ПВО), 1 типа «Кливленд», 2 типа «Фарго» и 2 типа «Вустер». Одновременно была прекращена постройка 23 крейсеров, а значительная часть оставшихся выведена в резерв. 6 крейсеров типа «Бруклин» были проданы латиноамериканским странам.

Великобритания, находившаяся в сложном экономическом положении, стала на путь крупномасштабного сокращения флота. В 1945—1955 были пущены на слом 32 крейсера, переданы Индии 2 крейсера, гоминьдановскому Китаю — 1. Ограничились лишь достройкой двух крейсеров типа «Свифтшур» (англ. Swiftsure) — усовершенствованная версия «Колоний»[134]. Ещё 3 корабля серии стояли недостроенными до 1954 года, когда было принято решение доделать их в качестве крейсеров типа «Тайгер» (англ. Tiger), которым было суждено стать последними чисто артиллерийскими крейсерами мира[135].

Французский флот насчитывал после войны 9 крейсеров, 2 из них были списаны в 1945—1955 годах. Строительство крейсера «Де Грасс», заложенного ещё в 1939 году, было продолжено по изменённому проекту и закончено в 1956[136].


Голландский флот имел к концу 1945 года 2 крейсера в боевом составе и ещё два достроил в 1950—1953 годах по изменённому проекту «Де Зевен Провинсен»[137].

Италия располагала к 1946 году 9 крейсерами. Из этого количества в строю осталось 4, 1 был сдан на слом и 4 переданы по репарациям (Франции — 2, Греции — 1, СССР — 1).

СССР располагал к концу 1945 года 8 крейсерами и ещё два крейсера получены по репарациям из Германии и Италии. Два крейсера («Красный Кавказ», «Красный Крым») были списаны в 1953 году. Однако именно крейсера наряду с подводными лодками заняли в советских кораблестроительных программах 1940—1950-х годов важнейшее место.

Предварительный вариант первой послевоенной кораблестроительной программы СССР предусматривал, в частности, постройку 102 крейсеров различных типов, включая 30 со 180-мм артиллерией и 60 со 152-мм[138]. Ввиду явной неадекватности подобных планов, в программе строительства флота на 1945—1955 годы было запланировано строительство 34 крейсеров, в том числе 30 лёгких[139]. К 1950 году были достроены по скорректированному проекту заложенные до войны крейсера проекта 68К. В 1953—1957 годах вступили в строй 15 крейсеров проекта проекта 68-бис, ещё 6 крейсеров этого типа были сданы на слом в высокой степени готовности. По своим основным характеристикам они превосходили своих англий­ских собратьев, ещё находившихся в строю в середине 50-х годов, и соответствовали американским кораблям 1940-х годов[140].

История эксплуатации в послевоенный период

В боевых действиях после Второй мировой войны лёгкие крейсера применялись ограниченно. Крейсера США использовались для обстрела береговых целей во время военных действий в Корее и Вьетнаме, британские крейсера применялись для этой цели во время Суэцкого кризиса.

Последний американский лёгкий крейсер «Оклахома» был исключён из состава флота в 1979 году[141], в 1986 году отправился на разделку последний британский лёгкий крейсер «Тайгер»[142].

К 1965 году в составе советского ВМФ оставалось 9 чисто артиллерийских крейсеров проекта 68-бис, из них 4 на консервации. Но с началом Боевой службы флота для кораблей этого типа нашлась работа, причём настолько интенсивная, что пришлось расконсервировать все крейсера проекта. Их активно использовали для сопровождения американских авианосных соединений.

…выяснилось, что самым эффективным и гарантированным способом уничтожения авианосца является расстрел его в упор артиллерией…. Считалось, что даже в случае получения повреждений, даже применяя артиллерию на самоуправлении, крейсер может вывести из строя взлётную палубу авианосца. Но фактически, ставка делалась на внезапный упреждающий удар…

— Платонов А. В. Крейсеры советского флота[143]

Кроме того, велась и интенсивная разработка новых проектов артиллерийских крейсеров. Так, предполагалось заложить 5 крейсеров проекта 84, имевшего 180-мм универсальные орудия в качестве главного калибра[144]. Был также разработан проект малого лёгкого крейсера (МЛК), оснащённого 130-мм универсальным калибром[145]. Деятельность Н. С. Хрущёва положила конец этим планам. Тем не менее, советские крейсера проекта 68-бис числились в составе флота до конца 1980-х годов[146].

Последний случай применения лёгкого крейсера в боевых действиях имел место в 1982 году, когда аргентинский «Генерал Бельграно» стал первым кораблём, потопленным атомной ПЛ в ходе англо-аргентинского конфликта.

На начало 2008 года в составе флотов мира оставался лишь один лёгкий крейсер — перуанский «Альмиранте Грау», бывший голландский «Де Зевен Провинсен»[147].

Модернизация и переоборудование

В ходе стремительного послевоенного развития реактивной палубной авиации, ракетной техники и ядерного оружия, лёгкие артиллерийские крейсера стали более уязвимыми, в результате чего их боевая ценность значительно снизилась. Поэтому как в СССР, так и в США были разработаны программы по модернизации лёгких крейсеров путём оснащения их комплексами ПВО с зенитными управляемыми ракетами.

В рамках данных программ модернизации в конце 1950-х годов 6 американских крейсеров типа «Кливленд» были перестроены в ракетные крейсера типа «Галвестон» (Galveston)[148].

В СССР к модернизации лёгких крейсеров в ракетные приступили в конце апреля 1955 года, когда на судостроительном заводе № 444 в Николаеве (будущем Черноморском судостроительном заводе) начали переоборудование лёгкого крейсера проекта 68-бис «Адмирал Нахимов» по проекту 67ЭП. В ходе модернизации крейсера в носовой части корабля размещалась открытая пусковая установка лоткового типа на неподвижной тумбе, предназначенная для крылатых противокорабельных ракет КСС с максимальной дальностью пуска 43 км[149]. Испытания ракет проводились на крейсере с октября 1955 по 26 апреля 1956 года и повторно с 3 июня по 22 декабря 1956 года, в ходе которых 22 января 1956 года был произведён первый в мире пуск корабельной крылатой ракеты[150].

В конце 1950-х один из крейсеров проекта 68К, «Дзержинский» переоборудовали по проекту 70-Э с установкой ЗРК М-2 «Волхов-М», но опыт оказался неудачным и от перестройки остальных крейсеров отказались[151].

Заключение

Задуманные как узкоспециализированные корабли, лёгкие крейсера непрерывно эволюционировали в течение четырёх десятилетий. На рубеже 1940—1950-х годов они достигли весьма высокой степени совершенства, превратившись в почти универсальные боевые единицы, способные выполнять едва ли не все задачи флота, за исключением разве что противолодочной борьбы. Но, как часто бывало в истории, артиллерийские крейсера, в том числе и лёгкие, стали жертвой военно-технического прогресса. Бурное развитие авиации и ракетного оружия достаточно быстро превратило лёгкие крейсера в устаревшие корабли, пригодные главным образом для огневой поддержки десантных операций. Именно в такой роли они и использовались в ряде локальных конфликтов, исполняя роль больших канонерских лодок. Но даже в этом качестве они проигрывали своим более крупным собратьям — линкорам и тяжёлым крейсерам[83].

Одновременно изменилась военно-стратегическая обстановка на океанских театрах предполагаемой Третьей мировой войны. Советский надводный флот был слишком слаб для морских сражений в классическом стиле, а в борьбе с многочисленными советскими подводными лодками артиллерийские крейсера ничем помочь не могли, что и предопределило достаточно быстрое списание лёгких крейсеров из действующего состава ведущих флотов мира. Что касается массового строительства лёгких крейсеров в СССР в 1950-х годах, то оно обуславливалось желанием Сталина создать океанский флот, а также нуждой иметь относительно мощные, хоть и устаревшие корабли в рядах ослабшего и не способного полностью контролировать даже Чёрное и Балтийское моря советского ВМФ, хотя когда закладывались эти корабли они по праву являлись одними из лучших в своем типе, а позднее даже пригодились как оружие сдерживания авианосцев США до появления мощных ракетных крейсеров[152].


См. также

Портал «Морской портал»
Проект «Крейсера»

Напишите отзыв о статье "Лёгкий крейсер"

Примечания

  1. ↑ Федоров Н. В. [www.history.pu.ru/biblioth/novhist/stud-konfer/2003/items/item13.htm Взгляды адмирала Алфреда Мэхэна на военное кораблестроение]. Библиотека исторического факультета СПбГУ (2003). Проверено 17 ноября 2008. [www.webcitation.org/67SdeBS48 Архивировано из первоисточника 6 мая 2012].
  2. ↑ Г.Смирнов В.Смирнов. [commi.narod.ru/bmc/mk1cr/cr17.htm Армада упустившая время]. commi.narod.ru (Моделист Конструктор 05'1979). Проверено 16 ноября 2008. [www.webcitation.org/67SdfQnXD Архивировано из первоисточника 6 мая 2012].
  3. ↑ Платонов А. В. Крейсеры советского флота. — СПб.: Галея Принт, 1999. — С. 6. — ISBN 58172-0010-4.
  4. ↑ Кладо Н. Л. Очерк военных действий на море во время русско-японской войны. — М.: АСТ, 2004. — С. 594. — (Русско-японская война). — ISBN 5-17-025036-3.
  5. ↑ Считалось, что 1 фут угля равноценен 1 дюйму брони.
  6. ↑ До русско-японской войны имели место морские сражения в ходе японо-китайской и испано-американской войн, но явное неравенство противоборствующих в них сторон не давало возможностей для серьёзных выводов.
  7. ↑ Кофман В. «Бронированный ёж» и его потомки // Моделист-конструктор. — 2007. — № 4. — С. 36.
  8. ↑ Смирнов Г., Смирнов В., Иванов И. А. Последние представители класса крейсеров // Моделист-конструктор. — 1981. — № 5.
  9. ↑ 1 2 3 4 С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1995_04/06.htm Лёгкие крейсера] // ВМС Великобритании 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 4/1995).
  10. ↑ 1 2 С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/08.htm Тип «Магдебург»] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  11. ↑ 1 2 Патянин, Дашьян, 2007, с. 7.
  12. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/C_Class/02.htm Введение] // Прямые потомки «скаутов»: Крейсера типа C. — (Крейсера Британии № 5).
  13. ↑ Перед Первой мировой в «лёгкие» были переклассифицированы все бронепалубные крейсера с турбинной установкой.
  14. ↑ В литературе иногда именуются типом «Бирмингем» (Birmingham). Также называются типом Town, так как получили названия британских городов.
  15. ↑ 1 2 3 С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/01.htm Развитие немецких лёгких крейсеров периода Первой мировой войны] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  16. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/04.htm Тип «Бремен»] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  17. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/05.htm Тип «Кенигсберг»] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  18. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/06.htm Тип «Дрезден»] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  19. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/07.htm Тип «Кольберг»] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  20. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/09.htm Тип «Карлсруэ»] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  21. ↑ 1 2 С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1997_04/04.htm Итальянский флот. Лёгкие и бронепалубные крейсера] // ВМС Италии и Австро-Венгрии 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 4/1997).
  22. ↑ 1 2 3 С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1997_04/16.htm Австро-Венгерский флот. Лёгкие и бронепалубные крейсера] // ВМС Италии и Австро-Венгрии 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 4/1997).
  23. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 8.
  24. ↑ И. Ф. Цветков. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/KrKav/chap04.html Глава 2. Проектирование крейсера «Адмирал Лазарев» («Красный Кавказ»)] // Гвардейский крейсер «Красный Кавказ». — Л.: Судостроение, 1989. — 264 с. — (Замечательные корабли). — ISBN 5-7355-0121-6 ББК 68.66 Ц27 УДК 623.823.1.
  25. ↑ 1 2 В. Л. Кофман. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1996_05/05.htm США. Лёгкие и бронепалубные крейсера] // ВМС США и стран Латинской Америки 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 5/1996).
  26. ↑ 1 2 3 С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1999_05/05.htm Япония. Лёгкие и бронепалубные крейсера] // ВМС Японии, Турции и других стран Азии 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 5/1999).
  27. ↑ С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1999_03/05.htm Испания] // ВМС малых стран Европы 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 3/1999).
  28. ↑ С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1999_03/07.htm Греция] // ВМС малых стран Европы 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 3/1999).
  29. ↑ С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1999_05/10.htm Турция] // ВМС Японии, Турции и других стран Азии 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 5/1999).
  30. ↑ С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1999_05/11.htm Китай] // ВМС Японии, Турции и других стран Азии 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 5/1999).
  31. ↑ В. Л. Кофман. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1996_05/17.htm Флоты стран Латинской Америки. Бразилия] // ВМС США и стран Латинской Америки 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 5/1996).
  32. ↑ 1 2 Ю. В. Апальков. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1996_03/06.htm Лёгкие и бронепалубные крейсера] // ВМС Германии 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 3/1996).
  33. ↑ Вильсон Х. Линкоры в бою. — М.: ЭКСМО, 2002. — С. 38—40. — ISBN 5-946610-16-3.
  34. ↑ 1 2 А. Больных. [www.wunderwaffe.narod.ru/HistoryBook/OceanSpace/Cruisers.htm Грозные крейсера] // На океанских просторах. — (Морские битвы Первой мировой).
  35. ↑ Крейсер «Эмден» относился к числу бронепалубных, но был вооружён аналогично лёгким крейсерам первого года войны.
  36. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/C_Class/04.htm Крейсера серии Caroline] // Прямые потомки «скаутов»: Крейсера типа C. — (Крейсера Британии № 5).
  37. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/C_Class/05.htm Крейсера серии Calliope] // Прямые потомки «скаутов»: Крейсера типа C. — (Крейсера Британии № 5).
  38. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/C_Class/09.htm Крейсера серии Caledon] // Прямые потомки «скаутов»: Крейсера типа C. — (Крейсера Британии № 5).
  39. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/D_E_Class/03.htm Проектирование крейсеров типа «improved Ceres»] // Завершение линии «скаутов»: Крейсера типов D и E. — (Крейсера Британии № 6).
  40. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/D_E_Class/04.htm Постройка крейсеров типа D] // Завершение линии «скаутов»: Крейсера типов D и E. — (Крейсера Британии № 6).
  41. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/D_E_Class/06.htm Проектирование и постройка крейсеров типа E] // Завершение линии «скаутов»: Крейсера типов D и E. — (Крейсера Британии № 6).
  42. ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1906—1921. — London, UK: Conway Maritime Press. 1980. С. 39.
  43. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/10.htm Тип «Грауденц»] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  44. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/13.htm Тип «Висбаден»] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  45. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/14.htm Тип «Кенигсберг»] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  46. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWI/12.htm Тип «Бруммер»] // Лёгкие крейсера Германии. — (Боевые корабли мира).
  47. ↑ [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/USA_WW2/02.htm Лёгкие крейсера типа Omaha] // Американские крейсера Второй мировой войны. — (Корабли крупным планом-2).
  48. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWII_1/02.htm Крейсер «Эмден»] // Лёгкие крейсера Германии (1921—1945 гг.). — Т. I: «Эмден», «Кенигсберг», «Карлсруэ» и «Кельн». — (Боевые корабли мира).
  49. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWII_1/03.htm Крейсера типа «К»] // Лёгкие крейсера Германии (1921—1945 гг.). — Т. I: «Эмден», «Кенигсберг», «Карлсруэ» и «Кельн». — (Боевые корабли мира).
  50. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWII_2/01.htm Лёгкий крейсер «Лейпциг». Проектирование и модернизации] // Лёгкие крейсера Германии (1921—1945 гг.). — Т. II: «Лейпциг» и «Нюрнберг». — (Боевые корабли мира).
  51. ↑ С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2000_03/04.htm Броненосные крейсера] // ВМС Франции 1914—1918 гг. Справочник по корабельному составу. — (Морская коллекция № 3/2000).
  52. ↑ Сергей Патянин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MKA/2007_01/04.htm Французские крейсера Второй мировой войны. Часть 1: Лёгкие крейсера типа «Дюге-Труэн»] // Морская кампания. — 2007. — № 1.
  53. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 270—271.
  54. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 272, 273.
  55. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Ital_LKr_1/02.htm «Кондотьери» типа «А». Тактико-технические данные] // Лёгкие крейсера Италии (1932—1945 гг.). — Т. 1: Крейсера типа «Бартоломео Коллеони» и «Луиджи Кадорна». — (Боевые корабли мира).
  56. ↑ И. Ф. Цветков. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/KrKav/chap07.html#chap7_2 Глава 5. Под флагом Страны Советов. 5.2. Окончание достройки крейсеров «Червона Украина» («Адмирал Нахимов») и «Профинтерн» («Светлана»)] // Гвардейский крейсер «Красный Кавказ». — Л.: Судостроение, 1989. — 264 с. — (Замечательные корабли). — ISBN 5-7355-0121-6 ББК 68.66 Ц27 УДК 623.823.1.
  57. ↑ Платонов А. В. Крейсеры советского флота. Указ. соч. — С. 34.
  58. ↑ И. Ф. Цветков. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/KrKav/chap07.html#chap7_4 Глава 5. Под флагом Страны Советов.] 5.4. Устройство и вооружение крейсера «Красный Кавказ» // Гвардейский крейсер «Красный Кавказ». — Л.: Судостроение, 1989. — 264 с. — (Замечательные корабли). — ISBN 5-7355-0121-6 ББК 68.66 Ц27 УДК 623.823.1.
  59. ↑ При стрельбе боевым зарядом — 55 выстрелов, усиленно-боевым — 30 выстрелов. См. Патянин, Дашьян, 2007, с. 191.
  60. ↑ А. А. Михайлов. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_LCr/02.htm Тип «Кума». 5 ед.] // Лёгкие крейсера Японии (1917—1945). — (Боевые корабли мира).
  61. ↑ А. А. Михайлов. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_LCr/04.htm Тип «Нагара». 6 ед.] // Лёгкие крейсера Японии (1917—1945). — (Боевые корабли мира).
  62. ↑ А. А. Михайлов. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_LCr/05.htm Тип «Сендай». 3 ед.] // Лёгкие крейсера Японии (1917—1945). — (Боевые корабли мира).
  63. ↑ А. А. Михайлов. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_LCr/03.htm Тип «Юбари». 1 ед.] // Лёгкие крейсера Японии (1917—1945). — (Боевые корабли мира).
  64. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Hol_Cr/02.htm Первенцы нового флота] // Голландские крейсера Второй мировой войны.
  65. ↑ А. Анка Аламильо, Н. В. Митюков. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2003_09/10.htm История службы. «Рейна Виктория Эугения»] // «Мендес Нуньес» и другие крейсера-скауты испанского флота. — (Морская коллекция № 9/2003).
  66. ↑ А. Анка Аламильо, Н. В. Митюков. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2003_09/index.htm «Мендес Нуньес» и другие крейсера-скауты испанского флота]. — (Морская коллекция № 9/2003).
  67. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 139.
  68. ↑ А. В. Дашьян. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2005_03/01.htm ВМС Польши] // Корабли Второй мировой войны. ВМС Польши и стран Скандинавии (Дании, Норвегии, Швеции и Финляндии). — (Морская коллекция № 3/2005).
  69. ↑ 1 2 3 Патянин, Дашьян, 2007, с. 15.
  70. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 12.
  71. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 14.
  72. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 9.
  73. ↑ С. В. Патянин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2005_06/index.htm Крейсера типа «Линдер» и «Сидней»]. — (Морская коллекция № 6/2005).
  74. ↑ С. В. Патянин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2002_06/index.htm Крейсера типа «Аретьюза»]. — (Морская коллекция № 6/2002).
  75. ↑ Эти корабли изначально проектировались с учётом замены 155-мм орудий на 203-мм, что и было сделано перед началом войны. См. Патянин, Дашьян, 2007, с. 313
  76. ↑ С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1997_01/index.htm Крейсер «Белфаст»]. — (Морская коллекция № 1/1997).
  77. ↑ Строительство «Белфаста» обошлось в 2,141 млн фунтов стерлингов — примерно на 300 тыс. фунтов дороже, чем тяжёлые крейсера типа «Каунти». Лёгкие крейсера типа «Аретьюза» обошлись в 1,21—1,29 млн, типа «Линдер» — в 1,48—1,6 млн, «Перт» — около 1,5 млн фунтов стерлингов // С. А. Балакин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1997_01/15.htm Общая оценка проекта] // Крейсер «Белфаст». — (Морская коллекция № 1/1997).
  78. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 86.
  79. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 107—108.
  80. ↑ [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/USA_WW2/07.htm Лёгкие крейсера типа Brooklyn] // Американские крейсера Второй мировой войны. — (Корабли крупным планом-2).
  81. ↑ Скорострельность 10 в/мин на ствол. Рекорд для корабля в целом — 138 в/мин (крейсер «Саванна»). Крейсера типа «Бруклин». Морская кампания 2007, № 9. С. 9.
  82. ↑ [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/USA_WW2/09.htm Лёгкие крейсера типа Atlanta] // Американские крейсера Второй мировой войны. — (Корабли крупным планом-2).
  83. ↑ 1 2 3 [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/USA_WW2/17.htm Заключение] // Американские крейсера Второй мировой войны. — (Корабли крупным планом-2).
  84. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 274—275.
  85. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 277.
  86. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 281.
  87. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Ital_LKr_1/05.htm «Кондотьери» типа «Б». Тактико-технические данные] // Лёгкие крейсера Италии (1932—1945 гг.). — Т. 1: Крейсера типа «Бартоломео Коллеони» и «Луиджи Кадорна». — (Боевые корабли мира).
  88. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 158.
  89. ↑ Там же.??? С. 160.
  90. ↑ Там же.??? С. 163.
  91. ↑ Итальянские производственные нормы имели очень большие допуски по весу снарядов и зарядов, что приводило к огромному разбросу снарядов в залпе — в сравнении с немецкими боеприпасами на порядок. См.: Тяжёлые крейсера «Тренто», «Триесте», «Больцано». Морская кампания 2007, № 4. С. 12.
  92. ↑ [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/CptRomani/index.htm Лёгкие крейсера типа «Capitani Romani»].
  93. ↑ А. А. Чернышев. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2003_01/index.htm Крейсера типа «Киров»]. — (Морская коллекция № 1/2003).
  94. ↑ А. А. Чернышев. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2003_02/index.htm Крейсера типа «Максим Горький»]. — (Морская коллекция № 2/2003).
  95. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWII_2/04.htm Лёгкий крейсер «Нюрнберг». Проектирование и модернизации] // Лёгкие крейсера Германии (1921—1945 гг.). — Т. II: «Лейпциг» и «Нюрнберг». — (Боевые корабли мира).
  96. ↑ С. Б. Трубицын. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Germ_Cr_WWII_2/07.htm Неосуществлённые проекты] // Лёгкие крейсера Германии (1921—1945 гг.). — Т. II: «Лейпциг» и «Нюрнберг». — (Боевые корабли мира).
  97. ↑ А. А. Михайлов. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_LCr/07.htm Тип «Агано». 4 ед.] // Лёгкие крейсера Японии (1917—1945). — (Боевые корабли мира).
  98. ↑ А. А. Михайлов. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_LCr/08.htm Тип «Ойода». 1 ед.] // Лёгкие крейсера Японии (1917—1945). — (Боевые корабли мира).
  99. ↑ А. А. Михайлов. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_LCr/06.htm Тип «Катори». 3 ед.] // Лёгкие крейсера Японии (1917—1945). — (Боевые корабли мира).
  100. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Hol_Cr/03.htm Третий крейсер для Ост-Индских колоний] // Голландские крейсера Второй мировой войны.
  101. ↑ Представляли собой 40-мм зенитные автоматы шведской фирмы «Бофорс» с системой управления огнём голландской фирмы «Хаземайер». // А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Hol_Cr/03.htm Третий крейсер для Ост-Индских колоний] // Голландские крейсера Второй мировой войны.
  102. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Hol_Cr/04.htm Пигмеи класса крейсеров] // Голландские крейсера Второй мировой войны.
  103. ↑ Первоначально именовался Kijkduin, после войны переименован ещё раз, в De Zeven Provincien. // А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Hol_Cr/05.htm Дальнейшее развитие класса лёгких крейсеров в Голландии] // Голландские крейсера Второй мировой войны.
  104. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Hol_Cr/05.htm Дальнейшее развитие класса лёгких крейсеров в Голландии] // Голландские крейсера Второй мировой войны.
  105. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 286—287.
  106. ↑ Там же.??? С. 20.
  107. ↑ [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2004_06/06.htm Дашьян В. Корабли Второй мировой войны: ВМС Японии]
  108. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 255.
  109. ↑ А. В. Дашьян. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2003_04/05.htm Крейсера] // Корабли Второй мировой войны. ВМС Великобритании. Часть 1. — (Морская коллекция № 4/2003).
  110. ↑ А. В. Дашьян. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2004_01/04.htm Крейсера] // Корабли Второй мировой войны. ВМС США. Часть 1. — (Морская коллекция № 1/2004).
  111. ↑ В. В. Иванов. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2004_11/04.htm Крейсера] // Корабли Второй мировой войны. ВМС Франции. — (Морская коллекция № 11/2004).
  112. ↑ С. В. Патянин. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2005_08/05.htm Крейсера] // Корабли Второй мировой войны. ВМС Германии. Часть 1. — (Морская коллекция № 8/2005).
  113. ↑ А. В. Дашьян. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2003_08/04.htm Крейсера] // Корабли Второй мировой войны. ВМС Италии. — (Морская коллекция № 8/2003).
  114. ↑ А. В. Дашьян. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2004_06/06.htm Крейсера] // Корабли Второй мировой войны. ВМС Японии. Часть 1. — (Морская коллекция № 6/2004).
  115. ↑ А. Донец. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Hol_Cr/index.htm Голландские крейсера Второй мировой войны].
  116. ↑ 1 2 Патянин, Дашьян, 2007, с. 185—200.
  117. ↑ Владимир Кофман. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Nem_LKr/10.htm Деятельность германских лёгких крейсеров] // Германские лёгкие крейсера Второй мировой войны.
  118. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 154.
  119. ↑ Сулига С. В. Лёгкие крейсера «Тенрю», «Тацута» и «Юбари». — С. 28. — (Морская коллекция № 9/2005).
  120. ↑ [wunderwaffe.narod.ru/Magazine/SeaWar/25 Лёгкие крейсера Японии]. — (Война на море).
  121. ↑ [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/USA_WW2/10.htm Лёгкие крейсера типа Cleveland] // Американские крейсера Второй мировой войны. — (Корабли крупным планом-2).
  122. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 243.
  123. ↑ [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/USA_WW2/13.htm Лёгкие крейсера типа Fargo] // Американские крейсера Второй мировой войны. — (Корабли крупным планом-2).
  124. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 239.
  125. ↑ [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/USA_WW2/15.htm Лёгкие крейсера типа Worcester] // Американские крейсера Второй мировой войны. — (Корабли крупным планом-2).
  126. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 91.
  127. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 98.
  128. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 95.
  129. ↑ А. А. Чернышев. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2003_02/03.htm Строительство и испытания крейсеров] // Крейсера типа «Максим Горький». — (Морская коллекция № 2/2003).
  130. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 169.
  131. ↑ Патянин, Дашьян, 2007, с. 288.
  132. ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1947—1995. Указ. соч. — С. 560.
  133. ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1947—1995. Указ. соч. — С. 487—489.
  134. ↑ Там же.??? С. 576.
  135. ↑ Там же.??? С. 504.
  136. ↑ Там же.??? С. 108.
  137. ↑ Там же.??? 272.
  138. ↑ Дроговоз И. Г. Большой флот страны Советов. — Минск: Харвест, 2003. — С. 148. — 686 с. — ISBN 985-13-1366-1.
  139. ↑ Там же.??? С. 154.
  140. ↑ А. Б. Широкорад. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1998_02/09.htm Общая оценка проекта] // Крейсера типа «Свердлов». — (Морская коллекция № 2/1998).
  141. ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1947—1995. Указ. соч. — С. 577.
  142. ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1947—1995. Указ. соч. — С. 504.
  143. ↑ Платонов А. В. Крейсеры советского флота. Указ. соч. — С. 60.
  144. ↑ Широкорад А. Б. Флот, который уничтожил Хрущёв. — М.: АСТ, 2004. — С. 311. — 444 с. — ISBN 5-17-021113-9.
  145. ↑ Там же.??? С. 314—315.
  146. ↑ С. С. Бережной. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1995_01/03.htm Лёгкие крейсера типа «Свердлов» (проект 68-бис) — 14+7 единиц] // Советский ВМФ 1945—1995. Крейсера, большие противолодочные корабли, эсминцы. — (Морская коллекция № 1/1995).
  147. ↑ Кит Фолкнер. Jane’s. Боевые корабли мира. — М.: АСТ, Астрель, 2002. — С. 56. — 512 с. — ISBN 5-17-011256-4.
  148. ↑ Там же.??? С. 577.
  149. ↑ Владимир Асанин. Ракеты отечественного флота. Часть 2. На океанских просторах // Техника и Вооружение. Вчера, сегодня, завтра. — 2007. — № 6. — С. 4.
  150. ↑ Владимир Асанин. Ракеты отечественного флота. Часть 2. На океанских просторах // Техника и Вооружение. Вчера, сегодня, завтра. — 2007. — № 6. — С. 5—6.
  151. ↑ Платонов А. В. Крейсеры советского флота. Указ. соч. — С. 58.
  152. ↑ Платонов А. В. Крейсеры советского флота. Указ. соч. — С. 56.

Литература

  • Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1910—2005. — Минск: Харвест, 2007. — ISBN 5-17-030194-4.
  • Патянин С. В., Дашьян А. В. и др. Крейсера Второй мировой. Охотники и защитники. — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007. — 362 с. — (Арсенал коллекция). — ISBN 5-69919-130-5.
  • Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1906—1921. — London: Conway Maritime Press, 1986. — ISBN 0-85177-245-5.
  • Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — London: Conway Maritime Press, 1980. — ISBN 0-85177-146-7.
  • Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1947—1995. — Annapolis, Maryland, U.S.A.: Naval Institute Press, 1996. — ISBN 1557501327.
  • Smithn P. C., Dominy J. R. Cruisers in Action 1939—1945. — London: William Kimber, 1981. — 320 с. — ISBN 0718302184.
  • M. J. Whitley. Cruisers of World War Two. An international encyclopedia. — London: Arms & Armour, 1995. — ISBN 1-85409-225-1.

Ссылки

  • С. В. Сулига. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/2005_09/index.htm Лёгкие крейсера «Тенрю», «Тацута», «Юбари»]. — (Морская коллекция № 9/2005).
  • С. И. Титушкин. [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Ital_Cr/index.htm Итальянские крейсера 1940—1943 гг].


Отрывок, характеризующий Лёгкий крейсер

Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Лёгкий_крейсер&oldid=81036507»