Лёгкие крейсера типа «Кливленд»
Лёгкие крейсера типа «Кливленд» — тип лёгких крейсеров[2] флота США времён Второй мировой войны. Самая многочисленная серия крейсеров в истории. Первоначально заказано 30 единиц, затем заказ увеличился до 52. В итоге построили 27 крейсеров этого типа: «Кливленд» (CL-55[3] Cleveland), «Коламбия» (CL-56 Columbia), «Монтпелье» (CL-57 Montpelier), Денвер" (CL-58 Denver), «Санта-Фе» (CL-60 Santa Fe), «Бирмингем» (CL-62 Birmingham), «Мобайл» (CL-63 Mobile), «Винсенс» (CL-64 Vincennes), «Пасадена» (CL-65 Pasadena), «Спрингфилд» (CL-66 Springfield), «Топека» (CL-67 Topeka), «Билокси» (CL-80 Biloxi), «Хьюстон» (CL-81 Houston), «Провиденс» (CL-82 Providence), «Виксбург» (CL-86 Vicksburg), «Дулут» (CL-87 Duluth), «Майами» (CL-89 Miami), «Астория» (CL-90 Astoria), «Оклахома-Сити» (CL-91 Oklahoma City), «Литл-Рок» (CL-92 Little Rock), «Амстердам» (CL-101 Amsterdam), «Портсмут» (CL-102 Portsmouth), «Уилкс-Барре» (CL-103 Wilkes-Barre), «Атланта» (CL-104 Atlanta), «Дейтон» (CL-105 Dayton), «Манчестер» (CL-83 Manchester). «Галвестон» (CL −93 Galveston) был достроен лишь в 1958 году как ракетный крейсер CLG-3. Являлись развитием крейсеров типа «Бруклин». Такое большое количество объясняется не исключительными данными проекта, а решением, принятым в 1940 году командованием флота — для ускорения работ строить вариации уже существующих кораблей. Низкая остойчивость так и осталась «ахиллесовой пятой» этих крейсеров на все время их службы. Вероятно, именно это стало причиной весьма недолгой послевоенной службы. Почти все они пошли на слом в относительно молодом возрасте.
Ещё 2 единицы были достроены по проекту «Фарго». Кроме того ещё 9 единиц были достроены как лёгкие авианосцы типа «Индепенденс».
Содержание
История создания
В сентябре 1939 года началась война в Европе, все договорные ограничения отпали и, чтобы не терять времени, вместо нового проекта, решено было взять за основу проект крейсера «Helena», усилив его тяжёлое зенитное вооружение. Большое количество построенных крейсеров отнюдь не является свидетельством качеств конструкции, это было во время войны потребности в количестве единиц[4].
Конструкция
Во многих справочных изданиях гуляют ошибочные, зачастую фантастические данные по этим крейсерам. Так им приписывается наличие протяжённого пояса от первой до последний башни, двух броневых палуб 76,2 и 51 мм, 127 мм брони башен и 203 мм рубки: разумеется эти цифры не имеют никакого отношения к реальности[5]. Ошибочна и дальность 14 000 миль на 15 узлах, реальная дальность составляла 8640 миль на том же ходу[6].
«Кливленды» имели гладкопалубный с седловатостью корпус, такой подход к проектированию корпусов с 1930-х годов стал характерной чертой американской кораблестроительной школы и применялся к кораблям самых разных классов — от эсминцев до линкоров типа «Айова».
Новые крейсера имели ту же самую длину, что и «Хелена», но ширина увеличивалась на 1,4 м, так как на стадии проектирования возникли серьезные сомнения относительно остойчивости, увеличение ширины, без соответствующего увеличения длины, должно было повлечь уменьшение скорости почти на узел при неизменном водоизмещении, по сравнению с 33,5 узлами, полученными «Хеленой» на испытаниях, но планировалось, что водоизмещение снизится до 9520 дл. тонн и они будут на 230 тонн легче чем «Хелена», а потеря составит не более 0,1 узла[7]. Однако оценка массы силовой установки увеличилась с 1590 до примерно 1730 тонн[8] и о экономии речи уже не было. На первых кораблях открытые мостики были установлены на крыше штурманской рубки, и были сохранены боевые рубки, на последующих кораблях для сокращения перегрузки боевые рубки не устанавливали. Характерной особенностью типа являлась отсутствие иллюминаторов, это было сделано для повышения живучести[9]. Высота надводного борта при нормальном водоизмещении из-за перегрузки составляла всего лишь 7,6 м в носу (против 9,45 м крейсера «Белфаст» и 8,2 м у «Бруклина») и только 5,6 м на миделе и 6,4 м в корме.
Машинная установка осталась четырёхвальным ТЗА мощностью 100 000 л. с. Первоначальный проект предусматривал установку турбин экономического хода и первые корабли серии их получили, что должно было обеспечить им дальность хода 11 000 миль на 15 узлах. Было высказано мнение, что они не могут поддерживать высокую крейсерскую скорость военного времени и экономия от их использования была бы не большая. Более того, стратегические материалы и производственные мощности были ограничены и на последующих кораблях, начиная с CL 57, турбины экономического хода не устанавливались, а на ранее получивших их крейсерах эти турбины демонтировали[7]. Расположение машин сохранилось как на CL49. Однако длина машинных отделений была увеличена по сравнению с «Бруклином», чтобы избавиться от тесноты. В проекте предусматривалось, для компенсации верхней массы, возросшей по сравнению с «Сент-Луисом», изготовление надстроек из алюминиевых сплавов, но в условиях военного времени надстройки были вынуждены выполнить стальными, что привело к росту стандартного водоизмещения до 11 734 дл. тонн (практически столько же, сколько у «Судзуя» в бытность его тяжёлым крейсером и больше, чем когда тот был лёгким). Не смотря на желание сэкономить, по сравнению с «Хеленой», это не удалось, так «Манчестер» стоил 34 055 871 $[10].
Увеличившийся по сравнению с «Бруклинами» почти в полтора раза экипаж страдал от ухудшившейся обитаемости. «Кливленды» стали нелюбимыми крейсерами. Это проблему решили только на типе Фарго: там не только вместо половины ангара сделали дополнительные кубрики, но и сократили экипаж до 992 человек.
Вооружение
Двенадцать 152-мм орудий Мк. 16 в трёхорудийных башнях. Орудия 152-мм/47 Мк. 16 снабжались четырьмя типами снарядов: бронебойным, полубронебойным (common) и двумя типами фугасных (с дистанционной трубкой и мгновенного действия). Полубронебойные несли 2,3 % ВВ, фугасные 13 %. Масса всех типов снарядов 46,7 кг, заряда 14,5, латунной гильзы 12,8. Начальная скорость всех снарядов 812 м/с, максимальная дальность 21 473 м. Позже для Мк. 16 был создан «сверхтяжёлый» бронебойный снаряд весом 59 кг (заряд 0,9 кг или 1,53 %). Диапазон углов, при котором осуществлялось заряжание был от −5 до 20°. При угле возвышения больше 20° скорострельность падала с восьми до пяти выстрелов в минуту, из-за этого орудия нельзя было использовать в качестве зенитных. Орудия имели индивидуальные люльки, но привод вертикального наведения был общим. Хотя орудия могли подыматься выше, амбразуры ограничивали угол возвышения 41°[11]. Башни получились очень тесными, с расстоянием между осями орудий 1,4 м, это приводило к увеличению рассеивания снарядов в залпе[12]. Первые «Кливленды», как и «Хелена» (CL-50 Helena), несли новые 127/38 универсальные орудия в спаренных установках Мк. 32 mod 0 (правда двенадцать штук — вполне линкорная норма), но эти двухорудийные установки выпускали только на 60 % больше снарядов на установку, чем одноорудийные 127/25 «Бруклина»[11].
Зенитные автоматы
Лёгкое зенитное вооружение первоначально ограничивалось 12,7-мм пулемётами, согласно уточнённого проекта крейсера должны были нести четыре счетверённых 28 мм автомата и 200-тонный балласт для сохранения остойчивости, но проектное вооружение не получил ни один крейсер потому, что ещё до ввода в строй первого крейсера ненадежные 28-мм автоматы заменили на спаренные 40-мм «бофорсы». Первые крейсера получили 4×2 «Бофорса» (спаренные бофорсы весили немногим более чем «чикагское пианино»). На следующих крейсерах количество «бофорсов» только увеличивалось: CL57, 58, 60, 64-68, 81, 80 имели 4×4, 4×2, CL62 и 63 4×4, 6×2, CL106 и 107 6×4, 2×2, количество «эрликонов» было различно от 13 до 21. Остальные крейсера получили стандартное вооружение 4×4 и 6×2 «бофорсов» и 10 «эрликонов». Увеличение численности команды повлекло за собой ухудшение бытовых условий.
Бронирование
Общая масса брони составила 1568 тонн — 13,18 % стандартного водоизмещения (на «Бруклине» 1798 тонн — 18,54 %[13]), для сравнения, для типа «Раймондо Монтекуколли» этот показатель составлял 1376 тонн или 18,3 %[14], а на «картонных крейсерах» был 11,3 — 11,5 % от стандартного водоизмещения[15]. Бронирование в целом повторяло «Бруклин», но вертикальное бронирование было значительно ослаблено, так высота короткого главного пояса (не более 56 м) была уменьшена с 4,2 м до 2,7 м при той же толщине (127 мм) и длине, боковые стенки башен с 76 мм до 32, кормовые с 38 до 32 мм. Горизонтальное оставлено без изменений. По верней кромке поясов шла палуба 80-фунтовой стали толщиной 49,8 мм, (в районе двойного борта имела толщину 43,6 мм (70#)), в районе кормовых башен броневой палубы не было. Зона свободного маневрирования для 49 кг снарядов с начальной скоростью 853 м/с составляла при курсовом угле 90° 47 — 108 каб[7]. Против 203 мм (152 кг) снарядов американских тяжёлых крейсеров зона свободного маневрирования отсутствовала[16]. Носовой погреб защищал узкий подводный пояс толщиной 51 мм. Траверзы: носовой — 92,25 мм и кормовой — 127 мм. Усилили лишь защиту кормовых погребов (толщина внутренней продольной переборки 120 — 76 мм). Барбеты башен имели толщину 152 мм, они же являлись снарядными погребами. К зарядным погребам шли 76-мм податочные трубы. Кормовой зарядный погреб был прикрыт коробом с 120 мм боковыми стенками с внешнем траверсом 92,25 мм и 120-76 мм внутренним траверсом и 51 мм крышей. Конструктивная противоторпедная защита отсутствовала.
Энергетическая установка
Энергетическая установка общей мощностью 100 000 л. с., котлы с параметрами пара (давление — 41,4 кг/см²[17], температура — 454° С), должна была обеспечить ход 32,5 узла. Силовая установка — эшелонного типа, такой тип размещения установки, после инцидента с «Хантером», применялся в США к кораблям самых разных классов — от эсминцев до линкоров. Реальная масса энергетических установок крейсеров этого типа составила 1839—1959 дл. т[18] и её удельный вес был очень велик — 18,7-19,9 кг/л.с. больше не только чем на любом современном иностранном крейсере, но и больше чем на «Бруклине» (17,9 кг/л.с.). Хотя в возможности достижения проектной скорости были сомнения, предполагалось, что эти крейсера как и «Бруклины» превысят проектную скорость, но здесь конструкторов ждало жестокое разочарование. Зато с маневренностью всё было в порядке[19]. Крейсера не развивали проектной скорости, несмотря на превышение проектной мощности, так на испытаниях CL-80 развил скорость 31,93 узла при мощности 103 505 л. с. и водоизмещении 14 000 тонн[6]. Скорость большинства крейсеров во время службы не превышала 30 узлов[20]. Полный запас топлива по сравнению с «бруклинами» уменьшился и составлял 1504—2100 дл. тонн. Реальная дальность возрастала незначительно и составила у лучших экономов 8640 миль на ходу 15 узлов[6]. Как и на «Сент-Луис» планировали всего два турбогенератора, но мощностью по 600 кВт, и два дизель-генератора[21], общей мощность всех электро-генераторов, как и на «Хелене» должна была составить 2200 кВт, но потом установили четыре турбогенератора мощностью по 600 кВт и два дизель-генератора, которые имели мощность по 250 кВт[22].
Модернизации
Ставилось дополнительное радиолокационные оборудование. Снимались «эрликоны», ставились дополнительные «бофорсы». Наиболее распространённым вооружением к маю 1944 года стало следующее: 4×4 и 6×2 «бофорса» и 10 «эликонов». Ближе к концу войны с крейсеров для снижения перегрузки снимали одну из катапульт и дальномеры с башен № 1 и № 4, но эти меры оказались каплей в море, так же была ослаблена противоосколочная защита постов. Крейсера, конечно же, не опрокидывались на службе, но вот резерва для модернизаций совершенно не оставалось.
В конце мая 1943 года в результате боевого опыта, было установлено два независимых аварийных дизель-генератора мощностью по 60 кВт на всех крейсерах этого типа[22].
Служба
| Название | Название | фирма-строитель | заложен | спущен | вошёл в строй | Примечания |
|---|---|---|---|---|---|---|
| «Кливленд» | CL-55 Cleveland | New York Shipbuilding | 1 июля 1940 | 1 ноября 1941 | 15 июня 1942 | |
| «Коламбия» | CL-56 Columbia | New York Shipbuilding | 19 августа 1940 | 17 декабря 1941 | 29 июня 1942 | |
| «Монпелье» | CL-57 Montpelier | New York Shipbuilding | 2 декабря 1940 | 12 февраля 1942 | 9 сентября 1942 | |
| «Денвер» | CL-58 Denver | New York Shipbuilding | 26 декабря 1940 | 4 апреля 1942 | 15 октября 1942 | |
| «Амстердам» | CL-59 Amsterdam | New York Shipbuilding | 1 мая 1941 | 22 августа 1942 | - | достроен как авианосец Independence (CV/CVL-22) |
| «Санта-Фе» | CL-60 Santa Fe | New York Shipbuilding | 7 июня 1941 | 10 июня 1942 | 24 ноября 1942 | |
| «Таллахасс» | CL-61 Tallahassee | New York Shipbuilding | 2 июня 1941 | - | - | достроен как авианосец Princeton (CV/CVL-23) |
| «Бирмингем» | CL-62 Birmingham | Newport News | 17 февраля 1941 | 20 марта 1942 | 29 января 1943 | |
| «Мобайл» | CL-63 Mobile | Newport News | 14 апреля 1941 | 15 мая 1942 | 24 марта 1943 | |
| «Винсенс» | CL-64 Vincennes | Bethlehem, Quincy | 7 марта 1942 | 17 июля 1943 | 21 января 1944 | заложен под названием Flint |
| «Пасадена» | CL-65 Pasadena | Bethlehem, Quincy | 6 февраля 1943 | 28 декабря 1943 | 8 июня 1944 | |
| «Спрингфилд» | CL-66 Springfield | Bethlehem, Quincy | 13 февраля 1943 | 9 марта 1944 | 9 сентября 1944 | |
| «Топека» | CL-67 Topeka | Bethlehem, Quincy | 21 апреля 1943 | 19 августа 1944 | 23 декабря 1944 | |
| «Нью Хэвен» | CL-76 New Haven | New York Shipbuilding | 11 августа 1941 | - | - | достроен как авианосец Belleau Wood (CV/CVL-24) |
| «Хантингтон» | CL-77 Huntington | New York Shipbuilding | 17 декабря 1941 | - | - | достроен как авианосец Cowpens (CV/CVL-25) |
| «Дейтон» | CL-78 Dayton | New York Shipbuilding | 29 декабря 1941 | - | - | достроен как авианосец Monterey (CV/CVL-26) |
| «Вилмингтон» | CL-79 Wilmington | New York Shipbuilding | 13 марта 1942 | - | - | достроен как авианосец Cabot (CVL-28) |
| «Билокси» | CL-80 Biloxi | Newport News | 9 июля 1941 | 23 февраля 1943 | 31 августа 1943 | |
| «Хьюстон» | CL-81 Houston | Newport News | 4 августа 1941 | 19 июня 1943 | 20 декабря 1943 | заложен под названием Vicksburg |
| «Провиденс» | CL-82 Providence | Bethlehem, Quincy | 27 июля 1943 | 28 декабря 1944 | 15 мая 1945 | |
| «Манчестер» | CL-83 Manchester | Bethlehem, Quincy | 25 сентября 1944 | 5 марта 1945 | 29 октября 1946 | |
| без имени | CL-84 | Federal, Kearny | - | - | - | отменен постройкой |
| «Фарго» | CL-85 Fargo | New York Shipbuilding | 11 апреля 1942 | - | - | достроен как авианосец Langley (CVL-27) |
| «Виксбург» | CL-86 Vicksburg | Newport News | 26 октября 1942 | 14 декабря 1943 | 12 июня 1944 | заложен под названием Cheyenne |
| «Дулут» | CL-87 Duluth | Newport News | 9 ноября 1942 | 3 января 1944 | 18 сентября 1944 | |
| без имени | CL-88 | Federal, Kearny | - | - | - | отменен постройкой |
| «Майами» | CL-89 Miami | Cramp | 2 августа 1941 | 8 декабря 1942 | 28 декабря 1943 | |
| «Астория» | CL-90 Astoria | Cramp | 6 сентября 1941 | 6 марта 1943 | 17 мая 1944 | заложен под названием Wilkes-Barre |
| «Оклахома-Сити» | CL-91 Oklahoma City | Cramp | 8 декабря 1942 | 20 февраля 1944 | 22 декабря 1944 | |
| «Литл-Рок» | CL-92 Little Rock | Cramp | 6 марта 1943 | 27 августа 1944 | 17 июня 1945 | |
| «Галвестон» | CL-93 Galveston | Cramp | 20 февраля 1944 | 22 апреля 1945 | 28 мая 1958 | вошёл в строй как ракетный крейсер CLG-3 |
| «Янгстаун» | CL-94 Youngstown | Cramp | 4 сентября 1944 | - | - | отменен постройкой |
| «Баффало» | CL-99 Buffalo | New York Shipbuilding | 31 августа 1942 | - | - | достроен как авианосец Bataan (CVL-29) |
| «Ньюарк» | CL-100 Newark | New York Shipbuilding | 26 октября 1942 | - | - | достроен как авианосец San Jacinto (CVL-30) |
| «Амстердам» | CL-101 Amsterdam | Newport News | 3 марта 1943 | 25 апреля 1944 | 8 января 1945 | |
| «Портсмут» | CL-102 Portsmouth | Newport News | 28 июня 1943 | 20 сентября 1944 | 25 июня 1945 | |
| «Уилкс-Барре» | CL-103 Wilkes-Barre | New York Shipbuilding | 14 декабря 1942 | 24 декабря 1943 | 1 июля 1944 | |
| «Атланта» | CL-104 Atlanta | New York Shipbuilding | 25 января 1943 | 6 февраля 1944 | 3 декабря 1944 | |
| «Дейтон» | CL-105 Dayton | New York Shipbuilding | 8 марта 1943 | 19 марта 1944 | 7 января 1945 |
Оценка проекта
Крейсера оказались самым слабым проектом военного времени. Скоропалительная военная импровизация, подчиненная двум требованиям — побыстрее, помощнее. Крейсера были несбалансированы — наступательные качества крейсеров считались приоритетнее оборонительных. Не смотря на спешность постройки, крейсера опадали на те типы боёв для которых проектировались[23].
Лёгкое зенитное вооружение было недостаточным: в два раза меньше чем у «Балтиморов», которые были крупнее всего на 2000 тонн, и на шесть стволов меньше, чем в у в два раза меньших «Атлант», ещё они имели один специфический недостаток, который другие флоты оставили в броненосной эпохе: несли на вооружении два среднекалиберных орудия близких калибров, что затрудняло пристрелку на средних и больших дистанциях по одной цели. Фридман писал по этому поводу, что многие специалисты считают наличие двух близких калибров недостатком, но во первых масса снарядов отличалась в два раза, а во вторых другого крупного калибра зенитной артиллерии у США не было[24]. Бронирование было ослаблено по сравнению с прототипом. Лишившись мощи «Бруклинов», они не стали зенитным щитом для авианосцев. «Кливленды» имели очень большую строительную перегрузку. Модернизированный потенциал «Кливлендов» оказался небольшим, и поэтому они пошли на слом раньше своих «старших братьев». Защита в пределах силовой установки была хуже, чем у «Бруклина», но её можно было считать достаточной[7], в то время как незащищённые носовая и кормовая оконечности (длиной 75 и 55 м соответственно) могли привести к гибели корабля в случае подводных пробоин даже при условии, что корабль будет находиться в зоне свободного маневрирования и броня не будет пробита. Схема защиты «всё или ничего» предназначалась для боёв на больших дистанциях, в которых участвовать крейсерам не довелось. По опыту боевых действий незащищенные оконечности легко разрушались даже снарядами эсминцев и осколками, что приводило к обширным затоплениям. Наличие поперечных водонепроницаемых переборок помогало мало, так как они тоже могли быть пробиты. Плохо проявили себя как крейсера ПВО, именно крейсер типа «Кливленд» не смог уберечь подопечного от одного единственного японского самолёта[25]. Экипаж на них был огромный — в два раза больше чем на «Атлантах» и на сто человек больше чем на гораздо более мощных «Батиморах». В 1947 году эти новые крейсера (некоторым не было и двух лет) выведены в резерв, а в 1959-60 годах отправлены на слом[26].
Напишите отзыв о статье "Лёгкие крейсера типа «Кливленд»"
Примечания
- ↑ Все данные на момент вступления в строй.
- ↑ Согласно международных договоров лёгкими крейсерами не являлись, так как превышали максимально возможное стандартное водоизмещение 10 000 дл. т.
- ↑ Буквы показывают принадлежность к классу: ВВ — линкор, СС, CL, СА — соответственно линейный, лёгкий или тяжелый крейсер, CV — авианосец, DD — эсминец, SS — подводная лодка и т. д.
- ↑ Cruisers, 1984, p. 253.
- ↑ Самые скорострельные крейсера, 2012, с. 22.
- ↑ 1 2 3 Охотники и защитники, 2007, с. 246.
- ↑ 1 2 3 4 Cruisers, 1984, p. 257.
- ↑ Cruisers, 1984, p. 258.
- ↑ [www.microworks.net/pacific/ships/cruisers/cleveland.htm Cleveland class]
- ↑ Cruisers, 1984, p. 362.
- ↑ 1 2 Cruisers, 1984, p. 260.
- ↑ Самые скорострельные крейсера, 2012, с. 14.
- ↑ Самые скорострельные крейсера, 2012, с. 11.
- ↑ Патянин С.В., Дашьян А.В., Балакин К.С. Все крейсера Второй мировой. — С. 260.
- ↑ Патянин С. В., Дашьян А. В. и др. Крейсера Второй мировой. Охотники и защитники. — С. 152.
- ↑ Самые скорострельные крейсера, 2012, с. 23.
- ↑ Cruisers, 1984, p. 274.
- ↑ Cruisers, 1984, p. 479.
- ↑ Cruisers, 1984, p. 270.
- ↑ NVG 236, 2016, p. 36.
- ↑ Cruisers in action, 1999, p. 36.
- ↑ 1 2 Cruisers, 1984, p. 261.
- ↑ Cruisers, 1984, p. 351.
- ↑ Cruisers, 1984, p. 255.
- ↑ Bradshaw, 1990.
- ↑ Охотники и защитники, 2007, с. 247.
Ссылки
- [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/USA_WW2/10.htm Лёгкие крейсера типа «Кливленд»]
- [www.microworks.net/pacific/ships/cruisers/cleveland.htm Cleveland class]
- [www.history.navy.mil/research/histories/ship-histories/danfs/c/cleveland-ii.html Cleveland II (CL-55)]. Naval History and Heritage Command (30 June 2015). Проверено 2 декабря 2015.
Литература
- Крейсера типа «Бруклин». Морская кампания, 2007, № 9.
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1910—2005. — Минск, Харвест, 2007.
- Патянин С. В. Дашьян А. В. и др. Крейсера Второй мировой. Охотники и защитники. — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007. — 352 с. — ISBN 5-699-19130-5.
- Патянин С.В., Токарев М.Ю. [www.ozon.ru/context/detail/id/7463285/ Самые скорострельные крейсера]. — М.: Яуза, Эксмо, 2012. — 112 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-699-53781-5.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1945.- Annapolis, Maryland, U.S.A. : Naval Institute Press, 1996.
- M. J. Whitley. Cruisers of World War Two. An international encyclopedia. — London, Arms & Armour, 1995.
- Каторин Ю. Ф. 2 // Крейсеры. — СПб.: Галея-Принт, 2008. — 172 с. — 500 экз. — ISBN 978-5-8172-0134-5.
- Norman Friedman. U.S. Cruisers: An Illustrated History. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1984. — 496 с. — ISBN 0-87021-715-1.
- Al Adcock. US Light Cruisers in action (Warships No. 12). — Carrollton (Texas): Squadron/signal publications, 1999. — 50 с. — ISBN 978-0-89747-407-8.
MARK STILLE. US LIGHT CRUISERS 1941–45. — Oxford: Osprey Publishing Ltd., 2016. — 48 p. — (New Vanguard). — ISBN 978 1 4728 1140 0.
- T. I. Bradshaw and M. L. Clark. Carrier down: the story of the sinking of the U.S.S. Princeton (CVL-23). — Austin: Eakin Press, 1990. — ISBN 978-0-89015-773-2.
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Лёгкие крейсера типа «Кливленд»
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
