Авианосцы типа «Эссекс»
Тип «Эссекс» (англ. Essex class) — серия тяжёлых ударных авианосцев США периода Второй мировой войны. Спроектированы в 1938—1940 годах, при этом первоначально предполагалось построить лишь один корабль этого типа, в дополнение к авианосцам типа «Йорктаун». Однако уже вскоре были заказаны ещё два, а вступление США в войну в декабре 1941 года потребовало массовой постройки авианосцев, в качестве которых, как наиболее современный, был выбран тип «Эссекс». В общей сложности с 1940 по 1945 были построены 24 авианосца типа «Эссекс», что сделало их как наиболее многочисленной серией авианосцев в истории, не считая эскортных, так и наиболее многочисленной серией военных кораблей водоизмещением более 20 000 т.
Первый из авианосцев типа «Эссекс» вступил в строй в декабре 1942 года, а в 1943 году они стали основным типом тяжёлых авианосцев США и активно использовались вплоть до конца войны, причём при этом ни один из них не был потерян, хотя несколько из авианосцев получали серьёзные повреждения. В первые послевоенные годы 14 из них были выведены в резерв, при этом часть из него уже не выводилась. В 1949—1953 годах большинство из них прошли капитальную модернизацию, при этом модернизированные корабли стали известны также как тип «Орискани», по имени первого из них, перестроенного ещё на стапеле. В таком виде они использовались в ряде послевоенных конфликтов, включая Корейскую и Вьетнамскую войны, но в конце 1960-х — начале 1970-х большинство из этих морально устаревших кораблей было снято с вооружения. Лишь один из них, «Лексингтон», оставался в строю в роли учебного авианосца вплоть до 1992 года.
Представители
| Название | Номер | Судоверфь | Закладка | Спуск на воду | Вступление в строй | Судьба |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Эссекс Essex |
CV-9 | NNS | 28 апреля 1941 | 31 июля 1942 | 31 декабря 1942 | снят с вооружения 30 июня 1969, пущен на слом |
| Йорктаун Yorktown |
CV-10 | NNS | 1 декабря 1941 | 21 января 1943 | 15 апреля 1943 | снят с вооружения 27 июня 1970, музейный корабль |
| Интрепид Intrepid |
CV-11 | NNS | 1 декабря 1941 | 26 апреля 1943 | 16 августа 1943 | снят с вооружения 15 марта 1974, музейный корабль |
| Хорнет Hornet |
CV-12 | NNS | 3 августа 1942 | 30 августа 1943 | 29 ноября 1943 | снят с вооружения 26 июня 1979, музейный корабль |
| Франклин Franklin |
CV-13 | NNS | 7 декабря 1942 | 14 октября 1943 | 31 января 1944 | снят с вооружения 1 октября 1964, пущен на слом |
| Лексингтон Lexington |
CV-16 | Bethlehem | 15 июля 1941 | 26 сентября 1942 | 17 марта 1943 | снят с вооружения 8 ноября 1991, музейный корабль |
| Банкер-Хилл Bunker Hill |
CV-17 | Bethlehem | 15 сентября 1941 | 7 декабря 1942 | 24 мая 1943 | снят с вооружения 1 ноября 1966, пущен на слом |
| Уосп Wasp |
CV-18 | Bethlehem | 18 марта 1942 | 17 августа 1942 | 24 ноября 1943 | снят с вооружения 1 июля 1972, пущен на слом |
| Беннингтон Bennington |
CV-20 | верфь флота в Нью-Йорке | 15 декабря 1942 | 26 февраля 1944 | 6 августа 1944 | снят с вооружения 15 января 1970, пущен на слом |
| Бон Омм Ричард Bon Homme Richard |
CV-31 | верфь флота в Нью-Йорке | 1 февраля 1943 | 29 апреля 1944 | 26 ноября 1944 | снят с вооружения 2 июля 1971, пущен на слом |
| Тикондерога Ticonderoga |
CV-14 | NNS | 1 февраля 1943 | 7 февраля 1944 | 8 мая 1944 | снят с вооружения 1 сентября 1973, пущен на слом |
| Рэндольф Randolph |
CV-15 | NNS | 10 мая 1943 | 29 июня 1944 | 9 октября 1944 | снят с вооружения 13 февраля 1969, пущен на слом |
| Хэнкок Hancock |
CV-19 | Bethlehem | 26 января 1943 | 24 января 1944 | 15 апреля 1944 | снят с вооружения 30 января 1976, пущен на слом |
| Боксер Boxer |
CV-21 | NNS | 13 сентября 1943 | 14 декабря 1944 | 16 апреля 1945 | снят с вооружения 1 декабря 1969, пущен на слом |
| Лейте Leyte |
CV-32 | NNS | 21 февраля 1944 | 23 августа 1945 | 11 апреля 1946 | снят с вооружения 15 мая 1959, пущен на слом |
| Кирсердж Kearsarge |
CV-33 | верфь флота в Нью-Йорке | 1 марта 1944 | 5 мая 1945 | 2 марта 1946 | снят с вооружения 13 февраля 1970, пущен на слом |
| Орискани Oriskany |
CV-34 | верфь флота в Нью-Йорке | 1 мая 1944 | 13 октября 1945 | 25 сентября 1950 | снят с вооружения 30 сентября 1975, затоплен в 2006 |
| Репрайзел Reprisal |
CV-35 | верфь флота в Нью-Йорке | 1 июля 1944 | спущен на воду в 1946 для очистки стапеля, не достроен | ||
| Антиетам Antietam |
CV-36 | верфь флота в Филадельфии | 14 марта 1943 | 20 августа 1944 | 28 июня 1945 | снят с вооружения 8 мая 1963, пущен на слом |
| Принстон Princeton |
CV-37 | Philadelphia NSY | 14 сентября 1943 | 8 июля 1945 | 18 ноября 1945 | снят с вооружения 30 января 1970, пущен на слом |
| Шангри-Ла Shangri-La |
CV-38 | верфь флота в Норфолке | 15 января 1943 | 24 февраля 1944 | 15 сентября 1944 | снят с вооружения 30 июля 1971, пущен на слом |
| Лейк-Чемплен Lake Champlain |
CV-39 | верфь флота в Норфолке | 15 марта 1943 | 2 ноября 1944 | 3 июня 1945 | снят с вооружения 2 мая 1966, пущен на слом |
| Тарава Tarawa |
CV-40 | верфь флота в Норфолке | 5 января 1944 | 12 мая 1945 | 8 декабря 1945 | снят с вооружения 1 июня 1967, пущен на слом |
| Вэлли-Фордж Valley Forge |
CV-45 | Philadelphia NSY | 7 сентября 1944 | 18 ноября 1945 | 3 ноября 1946 | снят с вооружения 16 января 1970, пущен на слом |
| Иво Джима Iwo Jima |
CV-46 | NNS | 29 января 1945 | не достроен, разобран на стапеле | ||
| Филиппин Си Philippine Sea |
CV-47 | Bethlehem | 19 августа 1944 | 5 сентября 1945 | 11 мая 1946 | снят с вооружения 1 декабря 1969, пущен на слом |
| CV-50 — CV 55 | не закладывались, постройка отменена в 1945 | |||||
Напишите отзыв о статье "Авианосцы типа «Эссекс»"
Литература
- С. А. Балакин. Авианосцы типа «Эссекс». — Москва: Моделист-конструктор, 1999. — 32 с. — (Морская коллекция № 6 (30) / 1999). — 4800 экз.
- С. А. Балакин. Авианосцы типа «Орискани» и «Мидуэй». — Москва: Моделист-конструктор, 2000. — 32 с. — (Морская коллекция № 1 (31) / 2000). — 4800 экз.
- All the World's Fighting Ships 1922—1946 / R. Gardiner. — Лондон: Conway Maritime Press / US Naval Institute Press, 1996. — 675 с. — ISBN 1-55750-132-7.
|
Это заготовка статьи о классах и типах судов и кораблей. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Это заготовка статьи о Соединённых Штатах Америки. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Авианосцы типа «Эссекс»
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
