USS Franklin D. Roosevelt (CV-42)
Франклин Д. Рузвельт (CVB/CVA/CV-42) — второй из трёх авианосцев типа «Мидуэй».
Содержание
История
1945—1954
Корабль построен на военно-морской верфи Нью-Йорка. На церемонии крещения, прошедшей 29 апреля 1945 года ему было дано имя «Coral Sea», однако 8 мая 1945 года президент Гарри Трумэн удовлетворил ходатайство Министра ВМС и корабль был переименован в «Franklin D. Roosevelt» в честь не дожившего несколько недель до победы президента США Ф. Рузвельта. Это был первый случай в истории США, когда авианосец был назван в честь государственного деятеля[1].
«Рузвельт» вступил в строй 27 октября 1945 года на военно-морской верфи Нью-Йорка. Первым командиром корабля был капитан 1 ранга Аполло Соучек. Во время испытательного плавания «Рузвельт» с 1 по 11 февраля 1946 году присутствовал в Рио-де-Жанейро на инаугурации бразильского президента Эурику Гаспара Дутра. В апреле и мае того же года в составе Восьмого флота авианосец участвовал в манёврах у Восточного побережья США, первых крупных учениях ВМС США в послевоенные годы.
21 июля 1946 года с палубы «Рузвельта» впервые в истории США взлетел реактивный самолёт. Капитан 3 ранга Джеймс Дэвидсон (James Davidson) совершил несколько успешных взлётов и посадок на самолёте McDonnell XFD-1 Phantom недалеко от Кейп-Генри, шт. Виргиния[2] Эксперименты с реактивными самолётами продолжились в ноябре, когда подполковник морской пехоты Мэрион Карл (Marion E. Carl) совершил два катапультных взлёта, 4 свободных взлёта и 5 посадок с помощью аэрофинишёра на самолёте P-80A.
С августа по октябрь «Рузвельт» был впервые выдвинут в Средиземное море. В составе соединения кораблей он посетил Афины в рамках поддержки, которую США оказывала прозападному правительству Греции в гражданской войне с коммунистическими мятежниками. Во время визитов в средиземноморские порты корабль посетили тысячи людей.
После выдвижения в Средиземное море, корабль вернулся к американским берегам, где пробыл до июля 1947 года, когда он прибыл на Военно-морскую верфь Норфолка для ремонта. Во время ремонта счетверённые 40-мм зенитные автоматы «Бофорс» были заменены 40 спаренными (20×2) 76-мм орудиями Mk 22.
С сентября 1948 по январь 1949 года «Рузвельт» совершил второе плавание в Средиземное море. В 1950 году он стал первым кораблём, который вышел в море с ядерным оружием на борту. В сентябре-октябре 1952 года он принял участие в операции «Mainbrace», первых крупных учениях НАТО в Северной Атлантике. Кроме «Рузвельта» а учениях принимали участие авианосцы USS Midway (CV-41), USS Wasp (CV-18), HMS Eagle (R05), линкоры USS Wisconsin (BB-64) и HMS Vanguard (23).
1 октября 1952 года «Рузвельт» был реклассифицирован в CVA-42. 7 января 1954 года он отплыл на верфь Puget Sound для реконструкции. Поскольку корабль был слишком большим, чтобы пройти Панамским каналом, ему прошлось обогнуть мыс Горн. На место он прибыл 5 марта 1954 года. 23 апреля 1954 года корабль был выведен из состава флота.
Реконструкция 1954—1956
«Рузвельт» стал первым кораблём типа «Мидуэй», который прошёл реконструкцию по программе SCB-110. Стоимость реконструкции составила $48 млн. Корабль получил закрытый «штормовой нос», три новых паровых катапульты (одну C-11-2 и две C-11-1), усиленный аэрофинишёр, увеличенный мостик, зеркальную посадочную систему, угловую посадочную палубу длиной 147 м. Кормовой элеватор был смещён на край палубы с правого борта, носовой элеватор был увеличен, грузоподъёмность каждого из элеваторов была увеличена до 34 тонн. Объём цистерн для авиационного топлива увеличился с 1320 до 1700 м³. Стандартное водоизмещение корабля увеличилось до 51 000 т, наибольшее водоизмещение достигло 63 400 т. Для компенсации веса была снята большая часть 127-мм зенитных орудий Mk 16 (оставлено 10) и демонтирован броневой пояс весом 3200 т. Кроме того, корабль был оборудован блистерами.
Существенно модернизировалось электронное оборудование. На корабле на новой трубчатой мачте были установлены трёхкоординатный радар AN/SPS-8 и радар воздушного обзора AN/SPS-12.
1956–1968
По окончании реконструкции корабль был возвращён в состав флота 6 апреля 1956 года и после успешно проведённых испытаний прибыл в новый порт приписки Мэйпорт, шт. Флорида.
В феврале «Рузвельт» 1956 года провёл испытания катапульт, самолётов и запуски ракет Regulus в условиях холодной погоды в заливе Мэн. В июле он был выдвинут в Средиземное море в состав 6-го флота и участвовал в совместных учениях НАТО.
В середине 1958 года корабль прошёл реконструкцию, во время которой были демонтированы все оставшиеся 22 76-мм артиллерийских орудия.
24 октября 1958 года в период кульминации Кубинской революции «Рузвельт» был в группе поддержки транспорта USS Kleinsmith (APD-134), осуществляяшего эвакуацию 56 американских граждан и 3 иностранцев из Никары (Куба).
В конце 1960 года на борту «Рузвельта» компанией Control Instrument Company была установлена первая светотехническая система посадки на основе линз Френеля. В марте 1961 года была зафиксирована 100 000-я посадка самолёта на палубу «Рузвельта». Во время реконструкции 1963 года были демонтированы ещё 6 127-мм орудий.
В конце 1964 года в Средиземном море «Рузвельт» потерял лопасть одного из своих 20-тонных винтов. С заклиненным валом № 1 он прибыл из Неаполя (Италия) в Нью-Йорк. После замены винта в Байонне (шт. Нью-Джерси) корабль вернулся в Средиземное море.
С августа 1966 по январь 1967 года «Рузвельт» единственный раз был выдвинут в Юго-Восточную Азию, где 95 дней участвовал в боевых действиях против Вьетнама и получил одну боевую звезду.
В январе 1968 года произошла помпезная церемония празднования 22-летия корабля. Была приглашена итальянская актриса Вирна Лизи. На барбекю, устроенном на полётной палубе, было приготовлено 5000 стейков[3].
Реконструкция 1968–1969
В 1968 году ВМС США планировали начать реконструкцию «Рузвельта» по программе SCB-101. Незадолго до этого, в 1966—1970 годах, подобную реконструкцию стоимостью $202 млн прошёл «Мидуэй». Огромные расходы на модернизацию первого корабля вызвали серьёзную критику, поэтому сумма, выделенная на модернизацию «Рузвельта» была ограничена $46 млн. Целью модернизации была адаптация авианосца к новым самолётам Grumman A-6 Intruder и LTV A-7 Corsair II.
В июле 1968 года «Рузвельт» прибыл на Военно-морскую верфь Норфолка для 11-месячной модернизации. Передний элеватор, расположенный на осевой линии, был перемещён на край палубы перед надстройкой, демонтирована катапульта левого борта, реконструированы помещения для персонала, сняты два из четырёх оставшихся 127-мм артиллерийских орудия. Кроме того, «Рузвельт» получил противопожарную спойлерную систему края палубы с использованием компонент, пригодных для работы с морской водой.
1969–1977
26 мая 1969 года «Рузвельт» вышел в море и в январе 1970 года был в очередной раз выдвинут в Средиземное море в состав 6-го флота.
21-е выдвижение в Средиземное море в октябре 1973 года совпало по времени с «Войной Судного дня». «Рузвельт» служил транзитным аэродромом для поставляемых Израилю самолётов, а также в составе Оперативной группы 60.2 готовился к возможной эвакуации американского персонала.
С 1973 по 1975 годы в составе авиагруппы VAW-121, базировавшейся на «Рузвельт» находилась последняя в ВМС США эскадрилья самолётов ДРЛО Grumman E-1 Tracer.
30 июня 1975 года в связи с принятием новой классификации кораблей ВМС США «Рузвельт» был реклассифицирован во многоцелевой авианосец CV-42.
С июня 1976 по апрель 1977 года на «Рузвельт» базировалась авиагруппа VAW-121, в составе которой находилось 14 самолётов вертикального взлёта и посадки AV-8A Harrier. Этот эксперимент показал, что самолёты вертикального взлёта могут легко интегрироваться в авиагруппу самолётов горизонтального взлёта и участвовать с ними в совместных боевых операциях.
12 января 1977 года в Мессинском проливе «Рузвельт» столкнулся с либерийским зерновозом «Oceanus». Оба корабля дошли до порта своим ходом.
Списание и утилизация, 1977–1978
К концу 1970-х годов «Рузвельт» находился в плохом материальном состоянии, несмотря на те же ремонты и модернизации, которые пришли другие корабли этого типа, «Мидуэй» и «Корал Си». Постоянно возникали проблемы с турбинами General Electric по сравнению с турбинами Westinghouse, которыми были оснащены другие корабли этого типа. В 1977 году, когда вступил в строй CVN-69 «Дуайт Д. Эйзенхауэр», второй авианосец типа «Нимиц», было решено вывести «Рузвельт» из состава флота. В апреле 1977 года «Рузвельт» завершил своё последнее плавание и 30 сентября 1977 года был официально выведен из состава флота. Торжественная церемония состоялась 1 октября 1977 года.
Попытки общественности превратить «Рузвельт» в корабль-музей закончились безрезультатно. Из-за плохого материально-технического состояния выводить корабль в резерв было сочтено нецелесообразным. Малая высота ангара (5,33 м) накладывала ограничения на типы самолётов, которые могли на него базироваться. Поддержание в боеспособном состоянии авианосцев типа «Эссекс» обходилось значительно дешевле. Кроме того, некоторые адмиралы опасались, что поддержание «Рузвельта» в боеспособном состоянии даст администрации Картера повод заморозить строительство авианосцев типа «Нимиц».
1 апреля 1978 года служба продажи и утилизации ВМС США (Defense Reutilization and Marketing Service) продала «Рузвельт» компании River Terminal Development Company за $2,1 млн. После того, как на Военно-морской верфи Норфолка с авианосца было снято пригодное к использованию оборудование, корабль был отбуксирован в Керни (шт. Нью-Джерси), куда прибыл 3 мая 1978 года. В том же году он был разделан на металл.
Интересные факты
Как и многим другим американским кораблям, моряки давали «Рузвельту» прозвища. Наиболее известные из них были «Роскошный Фрэнки» (англ. Swanky Franky), «Фу-де-Ру» (англ. Foo-De-Roo, по созвучию с инициалами), «Рози» (англ. Rosie, по созвучию с фамилией президента). Наиболее популярным было последнее прозвище.
Напишите отзыв о статье "USS Franklin D. Roosevelt (CV-42)"
Примечания
- ↑ Авианосцы типа «Эссекс» «Franklin», «Randolph» и «Hancock» были названы в честь кораблей Континентального флота, а не в честь собственно людей.
- ↑ 6 ноября 1945 года у экспериментального (с комбинированной поршневой и реактивной двигательной установкой) самолёта FR-1 Fireball при посадке на авианосец Wake Island вышел из строя поршневой двигатель. Пилот был вынужден включить реактивный двигатель и, таким образом, совершил посадку на авианосец на реактивной тяге www.history.navy.mil/nan/backissues/1940s/1946/1mar46.pdf
- ↑ www.history.navy.mil/nan/backissues/1960s/1968/jan68.pdf
См. также
Библиография
- Grassey, Thomas B. "Retrospective: The Midway Class." United States Naval Institute Proceedings Vol. 112 (May 1986).
- Эта статья содержит текст из находящегося в общественном достоянии Словаря американских боевых кораблей.
Ссылки
- [ussfranklindroosevelt.com/ USS Franklin D. Roosevelt historical website]
- [www.ussfdrcv42reunion.com/ USS Franklin D. Roosevelt reunion website]
- [archive.org/details/gov.archives.arc.39064 AIRCRAFT CARRIER IS NAMED FOR PRESIDENT ROOSEVELT …, 1945] (кинохроника).
Отрывок, характеризующий USS Franklin D. Roosevelt (CV-42)
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.
Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.
Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
