Генерал Мороз

Запрос «Русская зима» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Генерал Мороз — расхожее представление о российском климате в зимний период как о решающем факторе, влияющем на неудачи западноевропейских армий во время военных (боевых) действий на территории России, мифический генерал. Одно из первых произведений в русской литературе на тему связи зимы и поражения неприятеля в России — военно-историческая статья 1835 года Д. В. Давыдова «Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году?», где Давыдов опровергает данную теорию. Данные представления вошли в массовую культуру в виде клише генерал Мороз и генерал Зима^{[неавторитетный источник?]}, аналогичных генералу Грязь (распутица). Клише использовалось как противниками России (французскими генералами 1812 года), так и союзниками (во время войны 1812 года, Первой мировой войны).

Климатический фактор в истории войн в России

Вторжение шведских войск

Осенью 1708 года в ходе Северной войны войска Карла XII вели боевые действия против русской армии Петра I в Малороссии. Наступившая зима стала самой холодной в Европе за 500 лет. Шведские войска, лишённые также снабжения, были загнаны на зимние квартиры и терпели жестокие лишения. Мороз был таким сильным, что даже птицы замерзали на лету.

Вторжение наполеоновской армии

Отечественная война 1812 года началась с вторжения 610-тысячной Великой армии Наполеона. По мере продвижения, главная часть войска таяла из-за оставления заслонов и гарнизонов, и к Бородинскому сражению Наполеон имел 150—160 тысяч человек. По мере отступления от Москвы потери росли и до морозов, но, грянув в конце октября, они застали французов в Смоленске, где были отмечены массовые случаи замерзаний насмерть и обморожений конечностей. Тысячи французов, изнурённые болезнями, плелись за немногими боеспособными частями. В мемуарах французских военачальников и исторических произведениях 1810 — 1830-х годов «русская зима» и «Генерал Мороз» нередко выступали как основные причины поражения Наполеона. Сам Наполеон и его маршалы позже искали «объективные» причины поражения, ссылаясь на мороз и на неправильное, с их точки зрения, «невоенное» ведение войны, пытаясь оправдаться в потере 552 тысяч человек и свыше 1200 орудий. Однако, зима наступила не только не раньше обычного, но даже позже. Температура до сражения под Красным (15 — 18 ноября) изменялась от −3°С до −8°С, а 18 ноября наступила оттепель, продолжавшаяся до сражения на Березине (26 — 29 ноября). И только сразу после Березины ударил мороз ниже −20°С. В 1835 году против такой французской трактовки событий выступил генерал 1812 года и писатель Денис Давыдов в своей военно-исторической статье «Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году?», в которой, опираясь целиком на факты, показал, что решающий разгром французской армии произошёл при сравнительно мягкой погоде, а морозы наступили после того, как наполеоновское войско «в смысле военном» уже не существовало.

Итак, во все время шествия французской армии от Москвы до Березины, то есть в течение двадцати шести дней, стужа, хотя и не чрезвычайная (от двенадцати до семнадцати градусов), продолжалась не более трех суток, по словам Шамбре, Жомини и Наполеона, или пяти суток, по словам Гурго. Между тем французская армия при выступлении своем из Москвы состояла, по списку французского главного штаба, отбитому нами во время преследования, из ста десяти тысяч человек свежего войска, а по словам всех историков кампании, представляла только сорок пять тысяч по прибытии своем к берегам Березины. Как же подумать, чтобы стодесятитысячная армия могла лишиться шестидесяти пяти тысяч человек единственно от трех- или пятисуточных морозов, тогда как гораздо сильнейшие морозы в 1795 году в Голландии, в 1807 году во время Эйлавской кампании, продолжавшиеся около двух месяцев сряду, и в 1808 году в Испании среди Кастильских гор, в течение всей зимней кампании, скользили, так сказать, по поверхности французской армии, не проникая в средину её, и отстали от ней, не разрушив ни её единства, ни устройства? Все это приводит нас к тому уверению, что не стужа, а другое обстоятельство — причиною разрушения гигантского ополчения. — Давыдов Д. В. «Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году?»

В этой статье Давыдов приводит слова генерала Гурго, адъютанта Наполеона: «Что касается до сильной стужи, то меру её определить можно тем, что Березина не была еще покрыта льдом во время переправы чрез неё». Французский генерал маркиз де Шамбре (в 1812 году капитан гвардейской конной артиллерии), попавший в русский плен в сражении при Березине, в своём исследовании, на которое ссылаются почти все поздние историки по наполеоновским войнам, «История экспедиции в Россию» приводит подробные климатические условия и утверждает:

Не одна стужа расстроила и истребила французскую армию, потому что второй и девятый корпуса сохранили совершенный порядок, невзирая на претерпение такой же стужи, как и главная армия. Стужа, сухая и умеренная, сопровождавшая войска от Москвы до первого снега, была более полезна, нежели гибельна.

Вторжение гитлеровской коалиции

Воспоминания Гудериана: По плану «Барбаросса», войска Третьего рейха должны были завершить блицкриг до зимы 1941/1942. По этой причине зимнее обмундирование не было заготовлено в надлежащем количестве, а когда всё же войска оказались накрыты морозами, существующая одежда не могла быть доставлена с польских складов за сотни километров на фронт. Автомашины, локомотивы, орудия и бронетехника также не были готовы к жутким холодам, ознаменовавшим ту зиму, и регулярно выходили из строя или не заводились. Критический момент застал немцев в нескольких десятках километров от Москвы, когда у оставшихся танков закончилось горючее, а пехотинцы не могли заставить себя выйти на открытый воздух.

Однако Гудериан в своих воспоминаниях явно лукавит. Согласно графику температур под Москвой в 1941 году, впервые температура воздуха понизилась до −7° 4 ноября. Эта температура продержалась 3 дня, и затем поднялась до нуля. Температура воздуха опустилась на 15 — 18 градусов лишь на 3 дня (11 — 13 ноября) и в дальнейшем вновь находилась между границами в −5 — −10 градусов, значительно снизившись лишь к началу контрнаступления РККА.

В культуре

• После поражения Наполеона 1 декабря 1812 года в Англии вышла карикатура «Генерал Мороз бреет маленького Бони» (англ. General Frost shaving little Boney), давшая начало образу непобедимого союзника русской армии.
• В черновом тексте так называемой Десятой главы «Евгения Онегина» (1830) Пушкин упомянул русскую зиму в соответствующем контексте:

Гроза 12 года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский Бог?

• Роль русской зимы, губительной для немцев и австрийцев, возникала также в массовой культуре стран Антанты в Первую мировую войну (карикатура «Генерал Зима наступает на немцев» на первой странице французской газеты Le Petit Journal в 1916 году).
• В фантастическом контексте выступает русская (преждевременная) зима в повести Михаила Булгакова «Роковые яйца». В главе этой повести под названием «Морозный бог на машине» аномальные русские морозы в августе уничтожают вылупившихся в лаборатории профессора Персикова мутантов — змей, крокодилов и страусов, размножившихся в чудовищных количествах, заполонивших ряд областей и наносящих поражения Красной Армии. Этот сюжет в изменённом виде заимствован Булгаковым из романа Герберта Уэллса «Война миров», где начавшие уничтожать человечество марсиане внезапно гибнут от земных бактерий.
• В романе Тома Кленси «Оперативный центр: Зеркальное отражение» упоминается, что в 1941 году немцы были разгромлены под Москвой «не без помощи морозов, доходивших до −200° по Фаренгейту». Это составляет −128,9° по Цельсию, и на 39,6° ниже абсолютного рекорда холода (−89,2 °C), зафиксированного в Антарктиде.

Литература

• Chew, Allen F. (1981), «Fighting the Russians in Winter: Three Case Studies» Combat Studies Institute, U.S. Army Command and General Staff College, Fort Leavenworth, Kansas. [books.google.ru/books?id=u7guk073i_gC&printsec=frontcover&dq=Fighting+the+Russians+in+Winter:+Three+Case+Studies&source=bl&ots=W1zeSFlNBh&sig=_DPewTKGU_h3go-dLWbV9nXKdNI&hl=ru&ei=kFpFTNJYxd446tHZ4QM&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=7&ved=0CDUQ6AEwBg#v=onepage&q&f=false books.google]. Проверено 20 июля 2010.
• Давыдов Д. В. [militera.lib.ru/memo/russian/davydov_dv/05.html Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году?] (1835). — Давыдов Д. В. Военные записки (сборник) — М.: Воениздат, 1982. — Тираж 100 000 экз. — Милитера. Проверено 6 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EN9qNa8Z Архивировано из первоисточника 12 февраля 2013].
• Тарле Е. В. [www.museum.ru/1812/Library/tarle1/part10.html Глава Х. Березина и гибель Великой армии]. [www.museum.ru/1812/Library/tarle1/index.html Нашествие Наполеона на Россию]. — М.: Издательство АН СССР, 1959. Проверено 6 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EN9r0oj5 Архивировано из первоисточника 12 февраля 2013].
• Клаузевиц К. [www.museum.ru/museum/1812/Library/Clausewitz/part04.html 1812 год. Общий обзор событий похода 1812 г. в Россию, часть II] (1937). Проверено 6 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EN9rWmsD Архивировано из первоисточника 12 февраля 2013].

Ссылки

• Сабитов Ирек. [www.trud.ru/article/22-11-2001/33158_general_moroz_voeval_na_dva_fronta.html «Генерал Мороз» воевал на два фронта] (22 ноября 2001). — М.: Газета «Труд» № 216. Проверено 6 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EN9sQrQi Архивировано из первоисточника 12 февраля 2013].

Отрывок, характеризующий Генерал Мороз

– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.