Рёрик Ютландский

Рёрик Ютландский

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Рёрик Ютландский (старосканд. Hrørek (ᚺᚱᚬᚱᛖᚲ), Hrœrekr (ᚺᚱᚯᚱᛖᚲᚱ), лат. Roric, Rorich, Rorik) — один из наиболее успешных датских конунгов на службе у Каролингов. Упоминается во франкских хрониках как правитель Дорестада и ряда фризских земель в 841 — 873 годы. В Ксантенских анналах к нему прилагается прозвище «язва Христианства».

Биография

Родословные связи Рёрика не вполне ясны. Очевидно, он принадлежал к династии Скьёльдунгов, правившей в Хедебю. Его дядей (по другим источникам братом), по-видимому, был ютландский конунг Харальд Клак, однако кто из братьев Харальда был отцом Рёрика — вопрос открытый. Имеются предположения, что Рёрик родился после 810 года.

В ранней молодости Рёрик находился в тени своего дяди (старшего брата) Харальда. Вместе они были изгнаны из Ютландии и жили грабежом фризских берегов. Они выступили на стороне Лотаря против его отца Людовика Благочестивого (841), а после смерти Людовика были вознаграждены уделами в земле фризов.

Лотарь использовал верных ему норманнов как орудие в борьбе с братьями — Людовиком Немецким и Карлом Лысым, которые не оставляли планов овладения Нижними землями. В начале 840-х годов резиденцией Рёрика служил остров Виринген, а его дядя (брат) обосновался на Вальхерене. Богатый город Дорестад, похоже, находился в их совместном владении.

После заключения с братьями Верденского мира (843) Лотарь, по-видимому, избавился от необходимости держать в Дорестаде норманнских наёмников. В 844 году Рёрик с дядей (братом) были обвинены в измене и брошены в темницу, где Харальд скончался (по другим сведениям он прожил до 852 года). Рёрик бежал из заточения во владения Людовика Немецкого и после нескольких лет, проведённых в земле саксов, принялся опустошать пиратскими набегами северные берега Лотаревой державы.

В 850 году Рёрик при содействии своего двоюродного брата (возможно племянника) Годфреда Харальдсона отвоевал у Лотаря Дорестад и Утрехт. По совету приближённых Лотарь пошёл с ним на мир с условием, что Рёрик будет ограждать северные земли Лотаря от набегов датчан. Едва ли Лотарю пришлось раскаяться в своём решении: за время правления Рёрика хронисты упоминают только два набега норманнов на Нидерланды. Бертинские анналы сообщают по этому поводу:

Рёрик, Харальдов племянник, недавно бежавший от Лотаря, набрал целое войско норманнов и множество судов, после чего опустошил Фризию и остров Бетуве и другие места в окрестностях, плывя вверх по Рейну и Ваалу. Лотарь, будучи не в состоянии одолеть его, принял его в свои вассалы и дал ему Дорестад и другие графства.

Во время правления Рёрика в Дорестаде и Утрехте там продолжала чеканиться монета с профилем Лотаря, что свидетельствовало о вассальном положении Рёрика по отношению к франкскому императору. Пределы его владений в эти годы установить довольно сложно. Из источников следует, что Рёрик господствовал в Кеннемерланде, в Гендте на Ваале и на Зеландских островах. Утрехтский епископ Хунгер перебрался за пределы владений Рёрика, в Девентер.

В 854 году, по сообщению Бертинских анналов, Рёрик с Готфредом приняли участие в распрях за главенство в Ютландии. Причиной этого источник называет то, что Лотарь передал всю Фризию своему сыну. Вмешательство в датские дела было неудачным. Три года спустя анналы сообщают об его новом вторжении в Данию. На этот раз, с одобрения Лотаря, ему удалось занять земли за пограничной рекой Айдер — возможно, до самого фьорда Шлее, на котором стоял отеческий Хедебю.

По версии некоторых учёных, около 857—862 годов Рёрик покорил славян-вендов. В «Деяниях данов» Саксона Грамматика сообщается, что датский конунг Хрёрик Метатель Колец, который отождествляется этими писателями с Рёриком Ютландским, разбил флотилию куршей и шведов в морском сражении близ берегов Дании, а потом принудил напавших славян платить ему дань после ещё одного морского столкновения. Однако время жизни Хрёрика Метателя Колец датируется исследователями VII веком.

Завоевания Рёрика в Ютландии не были долговечными, ибо в течение десяти лет они вернулись под власть датского конунга. Между тем остров Бетуве вместе с Дорестадом и Утрехтом был атакован датскими викингами — возможно, как возмездие за нападение Рёрика на Хедебю. В 863 году датские драккары были пропущены Рёриком вверх по Рейну в Рейнланд, где они разграбили и выжгли старинные города Нойс и Ксантен. Хронисты винят в этом нападении Рёрика.

Реймсский архиепископ Хинкмар откликнулся на события 863 года двумя посланиями. В письме к Рёрику он призывал его не давать приюта фландрскому графу Балдуину I, который сбежал с королевской дочерью. Во втором послании, адресованном утрехтскому епископу, Хинкмар советовал ему наложить на Рёрика епитимью за сотрудничество с варварами. Из этих писем следует, что к тому времени Рёрик уже принял христианство.

В 867 году во Фризии разгорелось восстание местных племён, вынудившее Рёрика на время покинуть её пределы. Известий об этом восстании практически не сохранилось. Известно лишь, что в 870 году Рёрик вновь правил Фризией как «король варваров» (barbarorum rex). За год до этого умер Лотарь II, и Рёрик поспешил в Нимвеген для переговоров с унаследовавшим его земли Карлом Лысым. В 872 году они вновь встречались, на этот раз в Маастрихте. О содержании переговоров хронисты не сообщают.

Последнее сообщение о Рёрике связано с тем, что в 873 году он принёс присягу на верность Людовику Немецкому. В Маастрихте его сопровождал Рудольф Харальдсон — по-видимому, племянник. В следующие за тем годы хронистами упоминается один только Рудольф. О том, что Рёрик умер до 882 года, можно судить по тому, что в этом году Фризия была передана под управление другого датчанина — Годфрида Фризского.

Рёрик и Рюрик

В европейской и российской историографии с XIX века предпринимались попытки отождествить Рёрика Ютландского с известным по «Повести временных лет» варягом Рюриком, основавшим древнерусскую княжескую династию Рюриковичей. Впервые эта идея была высказана пастором Г. Голлманом (Hermann Friedrich Hollmann), опубликовавшим в 1816 году в Бремене работу «Рустрингия, первоначальное отечество первого российского великого князя Рюрика и братьев его. Исторический опыт». В 1836 году Фридрих Крузе, профессор Дерптского университета, также отождествил Рюрика с Рёриком Ютландским.

В 1929 году эту гипотезу воскресил и заново аргументировал Н. Т. Беляев. В пользу этой гипотезы приводят аргумент о хронологических лакунах в описании его деятельности во Фризии (в 863—870 годах упоминаний в источниках о Рёрике нет), соответствующие упоминаниям о Рюрике Новгородском в русских летописях. Более весомым аргументом можно считать близкое соответствие археологических слоёв ютландского города Рибе и Ладоги времени Рюрика.

Среди современных российских учёных за отождествление Рюрика с Рёриком Ютландским высказывается Анатолий Кирпичников, на протяжении многих лет возглавлявший археологическое исследование Старой Ладоги. Данная гипотеза была поддержана также академиком Б. А. Рыбаковым, Г. С. Лебедевым, И. В. Дубовым, Д. А. Мачинским, М. Б. Свердловым, Е. В. Пчеловым и др..

Литература

• Simon Coupland. From poachers to gamekeepers: Scandinavian warlords and Carolingian kings // Early Medieval Europe. — 1988. — Т. 7. — С. 85—114.
• [www.ulfdalir.narod.ru/sources/Francs/Xantenes.htm Ксантенские анналы]
• Пчелов Е. В. Был ли древнерусский Рюрик Рориком ютландским? // Вопросы истории. — 2012. — № 10. — C.97-109.
• [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000056/st048.shtml Славяне и скандинавы: Пер. с нем./Общ.ред. Е. А. Мельниковой. — М.: Прогресс, 1986 — 416с. с илл. 24с. цв. илл.]
• Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII веков. Издательство: Наука 1982, С.299

Ссылки

• [www.missgien.net/vikings/rorik.html Биография Рёрика на сайте «Викинги в Нидерландах»] (англ.)
• [books.google.gr/books?id=xwviQtdCUhMC&printsec=frontcover&hl=ru#PPA195,M1 Часть книги «Carolingian Coinage and the Vikings», в которой описывается жизнь Рёрика] (англ.)
• [www.earth-history.com/Europe/Teutonic/chap22.htm Teutonic myth and legend by Donald A. Mackenzie. Chapter 22. The Traditional Hamlet.] (англ.)

Отрывок, характеризующий Рёрик Ютландский

Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.