Смолин, Григорий Борисович

Григорий Борисович Смолин
Дата рождения	10 апреля 1905(1905-04-10)
Место рождения	село Ясашная Ташла, Подкуровская волость, Симбирский уезд Симбирская губерния, Российская империя
Дата смерти	19 декабря 1963(1963-12-19) (58 лет)
Место смерти	Сызрань, Самарская область, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Воздушно-десантные войска , Пехота
Годы службы	1927—1946
Звание
Командовал	35-я гвардейская стрелковая дивизия
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Григорий Борисович Смолин (10 апреля 1905, село Ясашная Ташла, Симбирская губерния, Российская империя — 19 декабря 1963, Сызрань, Самарская область, СССР) — советский военный деятель, полковник (1944).

Начальная биография

Родился 10 апреля 1905 года в селе Ясашная Ташла, ныне Тереньгульском районе, Ульяновской области.

До службы в армии Смолин работал электромонтером на электростанции в городе Сызрань, с июля 1924 года — на Сызранском лесозаводе.

Военная служба

Межвоенное время

В сентябре 1927 года призван в РККА и направлен в Одесскую пехотную школу. По ее окончании в октябре 1929 года назначен командиром взвода в 101-й стрелковый полк 34-й стрелковой дивизии в город Сызрань. В сентябре 1931 года направлен на курсы «Выстрел». Вернувшись в полк, в мае 1932 года принял командование ротой. В октябре 1934 года переведен на должность начальника боевой подготовки городского совета ОСОАВИАХИМа в городе Сызрань.

В декабре 1937 года арестован, обвинялся по статьям 58-2 и 58-11 УК РСФСР, через год уголовное дело прекращено за малозначительностью совершенного преступления, а Смолин освобожден из под стражи.

В декабре 1938 года назначен в 269-й стрелковый полк 117-й стрелковой дивизии, где проходил службу командиром роты, затем батальона. В мае 1941 года направлен командиром отдельного парашютно-десантного батальона 6-й воздушно-десантной бригады в формирующийся в ОдВО 3-й воздушно-десантный корпус в городе Первомайск.

Великая Отечественная война

С началом войны в той же должности. В начале июля 1941 года бригада вместе с корпусом была переброшена в район города Киева, где вошла в состав Юго-Западного фронта и участвовала в Киевской оборонительной операции, вела тяжелые оборонительные и наступательные бои за город Киев. В конце августа корпус был выведен в резерв фронта, а капитан Смолин с 1 сентября переведен начальником оперативного отделения штаба бригады. После пополнения бригада вместе с корпусом вошла в 40-ю армию и участвовала в оборонительных боях в районах городов Остёр, Конотоп, Белополье и далее отходила в курском направлении. С ноября, с переформированием 3-го воздушно-десантного корпуса в 87-ю стрелковую дивизию, Смолин продолжал службу в 96-м стрелковом полку. С 15 декабря 1941 года он исполнял должность начальника штаба этого полка. В 1941 году Смолин вступает в ВКП(б). 19 января 1942 года за образцовое выполнение заданий командования, организованность и дисциплину личного состава дивизия была преобразована в 13-ю гвардейскую, а 96-й стрелковый полк — в 39-й гвардейский. С 15 февраля Смолин назначен заместителем командира полка. В январе — феврале 1942 года полк и дивизия вели бои на курском и белгородско-харьковском направлениях. За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество дивизия была награждена орденом Ленина (27.3.1942). 18 марта 1942 года она вошла в состав 38-й армии Юго-Западного фронта, была переброшена в район Великий Бурлук и вела наступательные бои по овладению город Старый Салтов, после чего перешла к обороне.

С мая по сентябрь 1942 года майор Смолин находился на учебе в Военной академии им. М. В. Фрунзе в городе Ташкент. По окончании ее ускоренного курса назначен командиром 102-го гвардейского стрелкового полка 35-й гвардейской стрелковой дивизии, которая в составе 62-й армии Сталинградского фронта вела тяжелые бои в районе Воропоново. В октябре дивизия находилась в резерве Ставки ВГК, затем в начале ноября была включена в 1-ю гвардейскую армию Юго-Западного фронта и в ее составе приняла участие в контрнаступлении под Сталинградом, в наступлении на ворошиловградском направлении. Вместе с другими соединениями армии она приняла участие в освобождении городов Старобельск, Барвенково, Лозовая, Павлоград. За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество дивизия была награждена орденом Красного Знамени (31.3.1943). С апреля допущен к исполнению должности заместителя командира 38-й гвардейской стрелковой дивизии, находившейся в резерве 6-й армии. В середине июля она вошла в подчинение 4-го гвардейского стрелкового корпуса и участвовала в Изюм-Барвенковской и Донбасской наступательных операциях, в освобождении Левобережной Украины и битве за Днепр. В ознаменование достигнутых успехов в боях за освобождение город Лозовая приказом ВГК от 23 сентября 1943 года ей было присвоено наименование «Лозовская». В октябре 1943 года дивизия вошла в состав 95-го стрелкового корпуса Белорусского фронта. В конце ноября она подчинена 19-му стрелковому корпусу 65-й армии и участвовала в Гомельско-Речицкой наступательной операции. 24 декабря 1943 года в боях на реку Березина подполковник Смолин был тяжело ранен и эвакуирован в госпиталь. После выхода из госпиталя в мае 1944 года назначен заместителем командира 35-й гвардейской стрелковой Лозовской Краснознаменной орденов Суворова и Богдана Хмельницкого дивизии. В июне она в составе 8-й гвардейской армии была переброшена на 1-й Белорусский фронт и участвовала в Белорусской, Люблин-Брестской наступательных операциях. С января 1945 года полковник Смолин вступил в командование этой дивизией и участвовал с ней в Варшавско-Познанской и Берлинской наступательных операциях. 14 января в боях на реке Висла был ранен.

Послевоенное время

С 10 июля 1945 года состоял в распоряжении Военного совета ГСОВГ, затем в ноябре назначен заместителем командира 28-го гвардейского стрелкового Люблинского Краснознаменного ордена Суворова корпуса. С июня 1946 года находился в отпуске, затем состоял в распоряжении ГУК. 10 октября 1946 года уволен в отставку по болезни.

После выхода в отставку работал председателем городского комитета ДОСААФ в Сызрани, избирался депутатом Сызранского горсовета.

Умер 19 декабря 1963 года. Похоронен на кладбище «Фомкин сад» в Сызрани.

Награды

• орден Ленина (06.04.1945)
• два ордена Красного Знамени (13.12.1941, 06.03.1945)
• орден Суворова II степени (29.05.1945)
• орден Суворова III степени (25.02.1943)
• орден Отечественной войны I степени (19.05.1944)
• орден Красной Звезды (05.11.1941, 03.11.1944)
• медали в том числе:
  • «За оборону Сталинграда»
  • «За оборону Киева»
  • «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1945)
  • «За взятие Берлина» (1945)
  • «За освобождение Варшавы» (1945)

Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен Г. Б. Смолин.

• За полное овладение столицей Германии городом Берлин – центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии. 2 мая 1945 года. № 359.

Память

• Именем Г.Б. Смолина в Сызрани названа улица.

Интересные факты

Григорий Борисович Смолин являлся главным героем документальной повести Владимира Гусева «Полковник Смолин»

Ссылки

• [www.35-gv-sd.ru/index.php?id=99 35-я гвардейская стрелковая Лозовская Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого дивизия.]
• [moypolk.ru/soldiers/smolin-grigoriy-borisovich ОФИЦИАЛЬНЫЙ САЙТ ДВИЖЕНИЯ БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК]
• [pamyat-naroda.ru/commander/5154/ «Память Народа 1941—1945 гг.»]
• [podvignaroda.mil.ru/?#id=1507552476&tab=navDetailManCard Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2015. — Т. 4. — С. 452-454 — 330 экз. — ISBN 978-5-9950-0602-2

Отрывок, характеризующий Смолин, Григорий Борисович

Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.