Сражение на реке Валерик

Сражение на реке Валерик Основной конфликт: Кавказская война Эпизод из сражения при Валерике. Худ. М. Ю. Лермонтов, Г. Г. Гагарин Дата 11 (23) июля 1840 Место 30 км юго-западнее крепости Грозная (ныне город Грозный) Итог Победа русского отряда Противники Российская империя Северо-Кавказский имамат Командующие Аполлон Васильевич Галафеев Ахбердил Мухаммед Силы сторон 2000—4000 человек пехоты, 1400—1500 казаков, 14 орудий[неавторитетный источник? 2739 дней] около 3000[неавторитетный источник? 2739 дней]—6000 человек Потери 71 человек убитыми (в т. ч. 6 офицеров), 8 пропавшими без вести (в т. ч. 1 офицер), 265 раненными и контуженными (в т. ч. 21 офицер) 150 убитых осталось на месте битвы

Сраже́ние на реке́ Валери́к — произошло 11 (23) июля 1840 года примерно в 39 км юго-западнее крепости Грозная (ныне город Грозный) между Чеченским отрядом русской армии генерал-лейтенанта А. В. Галафеева и северокавказскими войсками горцев имамата под командованием мудира Ахбердила Мухаммеда, в ходе экспедиции русских войск против восставших. Одно из самых известных сражений Кавказской войны благодаря стихотворению участвовавшего в бою М. Ю. Лермонтова.

Ситуация на восточном Кавказе накануне сражения

Весной 1840 года попытка разоружить население Чечни вызвала недовольство, вылившееся в восстание чеченцев против русских властей. Этим воспользовался Шамиль, назначив наибом Малой Чечни Ахбердила Мухаммеда. Вскоре тому удалось призвать к восстанию надтеречных чеченцев, галашевцев, и карабулаков. Российские власти были вынуждены организовать военную экспедицию против восставших.

6 (18) июля 1840 года отряд Галафеева выступил из Грозной и действовал южнее и юго-западнее крепости, разоряя принадлежащие повстанцам поля и селения, которые были полностью покинуты жителями. Противник не предпринимал никаких решительных действий, однако постоянные перестрелки изнуряли солдат и вели к потерям в отряде. К 10 (22) июля отряд дошёл до селения Гехи. Дальнейший путь лежал к селению Ачхой, дорога к которому лежала через Гехинский лес и пересекала речку Валерик. Повстанцы, по-видимому, предполагали такое направление движения русского отряда, поэтому на берегах Валерика ими заранее в течение трёх дней были сооружены засеки и завалы. 11 (23) июля отряд Галафеева выдвинулся из деревни Гехи по направлению к Валерику.

Состав и численность сторон

Состав и численность Чеченского отряда генерал-лейтенанта А. В. Галафеева

Передовой отряд (полковник Э. А. Белосельский-Белозёрский)
8 сотен донских казаков *, 2 конных орудия
Авангард основных сил (полковник Р. К. Фрейтаг)
3 батальона Куринского егерского полка, 2 роты сапёров (капитан Гернет), 1 сотня донских казаков *, 1 сотня Моздокского линейного казачьего полка, 4 орудия
Центр основных сил (подполковник А. С. Грекулов)
1 батальон Мингрельского егерского полка, 4 орудия, обоз
Арьергард основных сил (полковник А. Е. Врангель)
2 батальона его светлости князя Варшавского графа Паскевича Эриванского полка, 1 сотня донских казаков *, 4 орудия
Общая численность отряда:	2000 пехоты, 1400 кавалерии, 14 орудий
* 37 и 39-го Донских полков

Численность повстанцев: Лермонтов в письме А. А. Лопухину, а затем в стихотворении «Валерик» оценивает силы противника в 6000—7000 человек. С учётом того, что в одной лишь Малой Чечне под предводительством Ахбердила Мухаммеда находилось 5700 семейств, а набор воинов был доселе невиданный — по 1 человеку с каждого двора — число в 6000 человек не кажется завышённым.

Сражение

Подробное описание битвы дано в черновике Журнала боевых действий Чеченского отряда.

Двигаясь по Гехинскому лесу в сторону Валерика, русский отряд вытянулся узкой колонной вдоль лесной дороги. На подходе к реке произошло первое столкновение с противником, обстрелявшим колонну Галафеева из лесных зарослей. Русский авангард, однако, быстро опрокинул неприятеля, а вслед за этим вся колонна была перестроена в боевой порядок.

Вскоре отряд вышел к Валерику. Река практически перпендикулярно пересекала дорогу, по которой двигался отряд, и в обычной обстановке была бы легко форсирована вброд. Берег со стороны русских был более открытым, с противоположной же стороны обрывистым и поросшим лесом, который подходил к самой реке, и с обеих сторон к дороге, вдоль которой деревья были вырублены на расстояние ружейного выстрела.

Подойдя к реке на дистанцию картечного огня, артиллеристы дали залп по лесной чаще на противоположном берегу. Никакого движения, однако, на другой стороне реки видно не было. Пехотные батальоны авангарда уже готовились перейти реку и на другом берегу занять лес с обеих сторон от дороги, чтобы обеспечить проход обоза и других частей. Для их поддержки вперёд были выдвинуты орудия и части из средних порядков колонны. И в этот момент с противоположной стороны на солдат обрушился ружейный огонь. Батальоны Куринского полка и сапёры ринулись вперёд с обеих сторон дороги, форсировали реку, хотя противоположный берег был укреплён срубами из брёвен, и сошлись с противником в штыковом бою среди лесной чащи. Вскоре повстанцы не выдержали натиска и стали отходить, а многие из них, отрезанные от своих, начали выбегать на опушку леса у реки и вдоль дороги, где попали под артиллерийский огонь с другого берега, который снова загнал их в лес. Отдельные группы повстанцев, отрезанные от основных сил, делали попытки напасть на обоз и на конвой генерала Галафеева, но везде были отбиты. Схватки ещё какое-то время продолжались в лесу у завалов, которые восставшие обороняли особенно долго, но в конце-концов длившийся шесть часов бой стал стихать и отозванные из леса сапёры начали налаживать для обоза переправу через Валерик.

Особо отличился в бою, среди прочих, прикомандированный к отряду поручик Тенгинского полка М. Ю. Лермонтов, осуществлявший связь между Галафеевым и передовыми частями, штурмовавшими лес.

Потери сторон

Согласно журналу действий Чеченского отряда его потери при Валерике составили:

• убитыми — 6 обер-офицеров, 65 нижних чинов;
• ранеными — 2 штаб-офицеров, 15 обер-офицеров, 198 нижних чинов;
• контуженными — 4 обер-офицеров, 46 нижних чинов;
• без вести пропавшими — 1 обер-офицер, 7 нижних чинов.

Кроме того потеряно 29 убитых и 42 раненых лошадей.

Со стороны повстанцев только на поле боя осталось 150 убитых. По донесениям лазутчиков, был ранен в ногу Ахбердил Мухаммед. Позже в письме А. А. Лопухину Лермонтов указывает, что после сражения осталось 600 тел повстанцев.

Итоги и последствия

После перехода через Валерик отряд Галафеева двинулся к Ачхою не встречая на своём пути серьёзного сопротивления. Тем не менее отдельные мелкие стычки и перестрелки не прекращались. По словам местных жителей повстанцы были уверены, что не пропустят русский отряд за Валерик, поэтому в Ачхое и других близлежащих селениях многие чеченцы не покинули своих домов до самого появления русских. Здесь Чеченский отряд сблизился с войсками генерал-майора И. М. Лабынцева, выполнявшими аналогичные задачи со стороны Ингушетии. 14 (26) июля отряд Галафеева вернулся в Грозную.

После ряда подобных экспедиций в конце лета и осенью 1840 года волнения в Чечне и Ингушетии были прекращены. Повстанцы, не желавшие смириться с таким положением вещей, вынуждены были уйти в горные области Дагестана, однако стратегического успеха на восточнокавказском направлении российскими властями достигнуто не было.

Сражение на реке Валерик в культуре и искусстве

• Написанное М. Ю. Лермонтовым стихотворение «Валерик» («Я к вам пишу случайно; право») впервые было опубликовано (с пропусками) в 1843 г. в альманахе «Утренняя заря». Это стихотворное послание до мелочей совпадает с записями в «Журнале» отряда Галафеева. Кроме того М. Ю. Лермонтовым были сделаны несколько рисунков, изображающих эпизоды сражения на Валерике.

Примечания

Комментарии

Источники

Литература

• Виноградов Б. С. [feb-web.ru/feb/lermenc/lre-abc/lre/lre-6151.htm?cmd=2&istext=1 Чечня] // Лермонтовская энциклопедия. — М.: Сов. Энцикл., 1981. — С. 615—616.
• Лебединец Г. С. [a-u-l.narod.ru/Lebedinec-G-S_Lermontov_v_bitvah_s_Cherkesami.html Михаил Юрьевич Лермонтов в битвах с черкесами в 1840 году] // Русская старина. — 1891. — № 7.
• Малков С. Н. [feb-web.ru/feb/lermenc/lre-abc/lre/lre-0875.htm?cmd=2&istext=1 Военная служба] // Лермонтовская энциклопедия. — М.: Сов. Энцикл., 1981. — С. 87—90.
• Ракович Д. В. [www.runivers.ru/lib/book4632/56946/ Тенгинский полк на Кавказе. 1819—1846] / Под. ред. В. А. Потто. — Тф.: Тип. Канц. Глав. гражд. частью на Кавказе, 1900. — 494 с.

Отрывок, характеризующий Сражение на реке Валерик

– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.