Сражение при Сан-Хуане (1797)

Сражение при Сан-Хуане
Основной конфликт: Французские революционные войны
Форт Сан-Джеронимо был ключевым пунктом в обороне Сан-Хуана
Дата	17 апреля — 2 мая 1797 года
Место	Сан-Хуан, Пуэрто-Рико
Итог	Победа испанцев
Противники
Великобритания Великобритания Испания Испания
Командующие
Ральф Эберкромби Генри Харви Рамон де Кастро
Силы сторон
6000-7000 солдат 60 судов около 6500 солдат, 400 орудий, 12 канонерских лодок
Потери
37 убиты, 70 ранены, 124 взяты в плен или пропали без вести 42 убиты 156 ранены 2 пропали без вести

Сражение при Сан-Хуане — операция британского флота по захвату испанских владений в Вест-Индии периода французских революционных войн. После подписания договора в Сан-Ильдефонсо в 1796 году Испания и Франция стали союзниками и испанцы объявили англичанам войну. В качестве ответной меры те послали флот в Карибское море с намерением захватить испанские колонии. 17 апреля 1797 года к Сан-Хуану, что в Пуэрто-Рико, подошла британская эскадра под командованием Ральфа Эберкромби. Британцы высадились на остров, но после серии сражений так и не смогли сломить упорное сопротивление защитников и были вынуждены отступить 2 мая 1797 года.

Предыстория

В феврале 1797 года английская эскадра под командованием Ральфа Эберкромби атаковала остров Тринидад. Гарнизон острова практически не оказал сопротивления, и через два дня губернатор сдал Тринидад англичанам. Ободренные такой лёгкой победой британцы решили захватить ещё одну испанскую колонию в этом регионе — Пуэрто-Рико. 8 апреля, после того, как были приняты все меры, необходимые для обеспечения безопасности Тринидада, контр-адмирал Харви и генерал-лейтенант сэр Ральф Эберкромби с четырьмя линейными кораблями (Prince-of-Wales, Bellona, Vengeance и Alfred), несколькими фрегатами и шлюпами, и с таким количеством войск, которое удалось собрать (6-7 тысяч человек), отплыли из Мартиники. 10 апреля эскадра прибыла в Сент-Китс, где к ней присоединился 38-пушечный фрегат Arethusa, после чего она взяла прямой курс на Пуэрто-Рико. Утром 17 апреля 1797 года британский флот прибыл с берегам острова.

Губернатор Пуэрто-Рико, Рамон де Кастро, знал о захвате Тринидада, и потому был готов в нападению англичан. К обороне острова были привлечены 4500 солдат, в том числе 70 артиллеристов, и два батальона милиции. Кроме того в защите острова приняли участие добровольцы из местных жителей и даже некоторые заключённые. Французский консул также помог в обороне города, выделив 50 соотечественников защищать форт Сан Джеронимо и ещё 10 человек, которые присоединились к испанским солдатам. Защиту порта обеспечивали 12 канонерских лодок под командованием Франциско де Паула Кастро.

Вторжение

При попытке подойти к берегу британский флот столкнулся с проблемой. Вдоль всего северного побережья острова располагались подводные рифы, а единственным проходом был узкий канал, через который смогли пройти лишь два шлюпа и транспортные суда.

Они подошли к берегу и к утру 18 апреля высадили на берег 3000 солдат, отбив атаку 100 испанцев, которые пытались им помешать. Британцы отправили два фрегата чтобы блокировать вход в гавань и не пускать другие суда. Вставшие на якорь английские корабли начали обстреливать испанские оборонительные позиции, чтобы защитить место высадки десанта.

В тот же день Эберкромби отправил в порт судно с предложением почётной капитуляции, и получив отрицательный ответ, Эберкромби и Харви пришли к выводу, что необходимо полностью изолировать остров. С этой целью было решено отправить суда для блокады порта и ещё один отряд чтобы захватить мост Сан-Антонио. 19 апреля англичане попытались захватить мост Сан-Антонио, но попав под огонь форта Сан Джеронимо и форта Эскамброн были вынуждены отступить.

В пятницу, 21 апреля, испанским войскам был отдан приказ уничтожить мост Сан-Антонио, чтобы помешать наступлению англичан.

22 апреля губернатор Кастро направил подкрепление на восточное побережье острова, опасаясь, что огонь артиллерии противника разрушит первую полосу обороны.

23 апреля Эберкромби лишился поддержки английского флота, когда адмирал Харви приказал вывести свои корабли в открытое море, опасаясь, что сильные ветра могут разбить суда о рифы северного побережья.

В понедельник, 24 апреля сержант милиции Франциско Диас с отрядом из 70 человек организовал налет на британские позиции. Они атаковали отряд из 300 британских солдат и заставили тех отступить, несмотря на их численное превосходство. Отряд Диаса атаковал пушечную батарею и захватил в плен 14 солдат, после чего англичане устроили контратаку, и испанцы вынуждены были отступить.

25 апреля британские войска провели операцию в районе острова Мирафлорес и установили на нём новые батареи, которые начали обстрел второй полосы обороны и территории возле самого города. 26 апреля защитники острова попытались выбить англичан с острова Мирафлорес, но эта попытка закончилась неудачей.

В течение следующих двух дней, 27 и 28 апреля, продолжался артиллерийский обмен между Мирафлорес и городом. Кастро признал опасность, которую представляли английские батареи на острове и приказал батареям форта Ла Пунтилла нейтрализовать английские позиции на острове Мирафлорес.

Воспользовавшись тем, что наступление британских войск остановилось, Кастро приказал начать контрнаступление против английских позиций, и в воскресенье, 30 апреля британцы начали своё отступление от Сан-Хуана.

Последствия

Британские войска отступили к берегу и 1 мая 1797 года начали погрузку на свои суда. Утром 2 мая британская эскадра покинула Пуэрто-Рико. Так завершилась военная операция англичан, продолжавшаяся более двух недель. Потери британских войск, согласно английским источникам, составили 37 убитых 70 раненых и 124 взятых в плен или пропавших без вести. Испанские источники называют несколько иные цифры: 225 человек убитых и раненых и 290 человек взятых в плен. Потери испанцев составили 42 убитых, 156 раненых и 2 пропавших без вести.

В частном письме сэр Ральф Эберкромби объясняет причину своей неудачи. Там, в частности, говорится:

Предпринятая экспедиция, возможно, была слишком легкомысленной. После захвата Тринидада, адмирал согласился со мной, что нужно предпринять ещё одно нападение, и когда мы получили подкрепления и инструкции атаковать Пуэрто-Рико, то решили попытать счастья, больше надеясь на слабость противника. Но он оказался хорошо подготовлен, с большим числом войск, чем у нас, и с мощной артиллерией гарнизона. Конечно их войска были слабее, но они находились за стенами, что не могло не принести им победу.

Литература

• R. A. Van Middeldyk. The History of Puerto Rico. — Londres: Echo Library, 2008. — ISBN 978-1-40687-497-6.

• David Marley. Wars of the Americas: a chronology of armed conflict in the New World, 1492 to the present. — ABC-CLIO, 1998. — ISBN 978-0-87436-837-6.

• William James. [freepages.genealogy.rootsweb.ancestry.com/~pbtyc/Naval_History/Vol_II/Contents.html The Naval History of Great Britain, Volume 2, 1797–1799]. — Conway Maritime Press, 2002 [1827]. — ISBN 0-85177-906-9.

• Maria Alonso. The Eighteenth Century Caribbean and the British Attack on Puerto Rico in 1797. — San Juan: Publicaciones Puertorriquenas, 1997. — ISBN 978-1-88171-320-3.

• [web.archive.org/web/20050212174842/www.fortunecity.com/victorian/churchmews/1216/Invasion1797Negroni.html History of the Fixed Regiment of Puerto Rico] Английское вторжение в 1797  (исп.)

Отрывок, характеризующий Сражение при Сан-Хуане (1797)

Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.