Бой у Картахены (1796)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сражение 15 декабря 1796 года
Основной конфликт: Французские революционные войны
Дата

19 декабря 1796 года

Место

возле Картахены, Испания

Итог

Неопределенный

Противники
Великобритания Великобритания Испания Испания
Командующие
Коммодор Горацио Нельсон
лейтенант Томас Харди[1]
Коммодор Дон Джакобо Стюарт
Силы сторон
Фрегаты
HMS Minerve
HMS Blanche
Фрегаты
Sabina
Matilde
Потери
7 убитых, 34 раненых, 42 взято в плен 19 убитых, 58 раненых
 
Англо-испанская война (1796—1808)
Кадисский залив

Картахена (1)Сан-ВисентеТринидадСан-ХуанКадисСанта-КрусКартахена (2)Сент-Джордж КейМеноркаГибралтарФеррольЗалив АльхесирасГибралтарский заливМыс Санта-МарияБулоньМыс ФинистерреТрафальгарГаванаРио-де-Ла-ПлатаРота


Бой у Картахены 19 декабря 1796 года — второстепенное морское сражение периода французских революционных войн, произошло 19 декабря 1796 года у берегов Мурсии, Испания, между небольшой эскадрой из двух британских фрегатов под командованием коммодора Горацио Нельсона и эскадрой из двух испанских фрегатов под командованием коммодора Дона Джакобо Стюарта, потомка британского королевского дома Стюартов.[2] Нельсону удалось захватить один из испанских фрегатов, но неожиданное появление превосходящих сил противника вынудило его поспешно отступить, бросив свой приз.





Предыстория

К октябрю 1796 года действия французов вынудили британцев эвакуировать свой средиземноморский флот в Гибралтар. Коммодор Нельсон был отправлен для прикрытия эвакуации британского гарнизона с острова Эльба. Он находился в пути из Гибралтара в Портоферрайо на борту 42-пушечного фрегата HMS Minerve под командованием капитана Джорджа Коберна в сопровождении 32-пушечного фрегата HMS Blanche под командованием капитана де Арчи Престона, заменившего Карла Сойера, осужденного военно-полевым судом за гомосексуализм,[3] когда в 22 часа 19 декабря были замечены два испанских фрегата, идущие со стороны Картахены. Этими фрегатами были 40-пушечная Sabina, флагман коммодора Дона Джакобо Стюарта, потомка Якова II Стюарта, и Matilde, которым командовал Мигель Гастон, позднее командир линейного корабля San Justo в Трафальгарском сражении.

Сражение

Бой начался в полночь. Minerve открыл огонь по Sabina, в то время как Blanche, следуя приказу Нельсона, начал преследовать Matilde. Sabina сдалась после тяжелого трехчасового сражения. Действия её команды Нельсон высоко оценил в своем официальном письме о боевых действиях. Потери на борту испанского фрегата составили 12 убитых и 43 раненых,[4] хотя Нельсон в своем письме называл совсем иную цифру — 164.[2] Она потеряла бизань-мачту, получила повреждения двух других мачт и несколько пробоин корпуса.[5] Minerve, чьи мачты тоже были повреждены, так же как её такелаж и паруса, потеряла 7 человек убитыми и 34 ранеными.[4]

Первый и второй лейтенанты Minerve, Джон Калверхауз и Томас Мастермен Харди с командой из 40 младших офицеров и матросов перешли на борт Sabina,[4] которая была взята на буксир, когда в 4 часа дня показалась Matilde. Нельсон приказал оставить приз и атаковать испанцев. Через полчаса Matilde получила серьезные повреждения, и англичанам, скорее всего удалось бы захватить и её, но в этот момент в поле зрения появились три других испанских корабля: Principe-de-Asturias (112 пушек), фрегаты Ceres (40 пушек) и Perla (34 пушки). На рассвете эти корабли присоединились к Matilde.

Нельсон, видя, что у него не было шансов на победу отступил, оставив Sabina и её призовую команду. Лейтенант Калверхауз командуя Sabina, пытался уйти от преследования, но, потеряв оставшиеся мачты, вынужден был сдаться. Blanche, находившийся с наветренной стороны атаковал Ceres, нанеся испанскому фрегату серьезные повреждения, убив 7 и ранив 15 человек. Но когда к нему приблизились остальные испанские корабли Blanche тоже пришлось отступить.

Последствия

Испанская эскадра гналась за Minerve весь день, и лишь с наступлением темноты отказалась от преследования. Английский фрегат, получив дополнительные повреждения, и потеряв ещё 10 человек ранеными, прибыл в Портоферрайо 27 декабря, за 3 дня до Blanche[6]. 29 января Калверхауз, Харди и моряки из призовой команды Sabina были доставлены в Гибралтар на борту испанского линейного корабля Terrible для обмена пленными.[7] Они вернулись на Minerve по прибытии Нельсона 9 февраля. Во время её отплытия через два дня, за британским фрегатом погнались Terrible и Neptuno, другой линейный испанский корабль. Во время преследования утонул матрос Уильям Барнс.[7]

Сабина была полностью отремонтирована, и находилась в эксплуатации ещё в течение многих лет на Королевском флоте Испании. В 1823 году, переименованная в Constitucion, она входила в отряд Анхеля Лаборде с того самого Ceres, принимавшего участие в сражении 1796 года. Им удалось победить эскадру под командованием коммодора Данелла, который помогал американским повстанцам. В этой битве они захватили два корвета и обратили в бегство остальную часть эскадры: бриг, четыре шхуны и два транспорта.

Напишите отзыв о статье "Бой у Картахены (1796)"

Ссылки

  1. Jones p.106
  2. 1 2 Knight p.209
  3. Knight p.208
  4. 1 2 3 James p.365
  5. James p.364
  6. Knight p.210
  7. 1 2 Knight p.217

Литература

  • Roger Knight. = The Pursuit of Victory : The Life and Achievement of Horatio Nelson. — New York, USA: Basic Books, 2005. — ISBN 978-0-465-03764-3.
  • Stephanie Jones. = Nelson's way: leadership lessons from the great commander. — Boston, USA: Nicholas Brealey Publishing, 2005. — ISBN 978-1-85788-371-8.
  • William James. = The Naval History of Great Britain, Volume 2, 1797–1799. — Conway Maritime Press, 2002 [1827]. — ISBN 0-85177-906-9.

Отрывок, характеризующий Бой у Картахены (1796)

– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.