Сражение у горы Табор

Сражение у горы Табор
Основной конфликт: Война Второй коалиции, Египетский поход
Луи-Франсуа Лежен. Сражение у горы Табор, в Сирии 27 жерминаля VII года (около 1804)
Дата	16 апреля 1799 года (27 жерминаля VII года)
Место	Ездрилонская долина, у подножия горы Фавор (территория современного Израиля)
Итог	Решительная победа французских войск
Противники
Французская республика Османская империя Мамлюки
Командующие
Жан-Батист Клебер Наполеон Бонапарт (в конце сражения) Абдулла-паша аль-Азм, паша Дамаска
Силы сторон
Начало сражения: 2 000 — 2 500 пехоты Конец сражения: 4 000 пехоты Небольшое число кавалерии 8 орудий 25 000 кавалерии 10 000 пехоты
Потери
250—300 убитыми и ранеными 2 убитыми, 60 раненными 3 000 убитыми и ранеными 500 пленными
Аудио, фото, видео на Викискладе

Сражение у горы Табо́р (фр. Bataille du Mont-Thabor) — сражение, произошедшее 16 апреля 1799 г. (27 жерминаля VII года) в Ездрилонской долине, у подножия горы Фавор между французской армией и войсками Османской империи (так называемой «дамасской армией»).

Предыстория

19 марта 1799 г. французская армия осадила Акру. Согласно мемуарам Наполеона, ещё до начала похода в Сирию Порта готовила против французов две армии: одна из них формировалась на Родосе, другая — в Дамаске. Обе армии численностью по 50 000 человек должны были выступить одновременно в июне 1799 г. и двигаться на Египет. После вторжения французов в Сирию планы турок изменились: дамасская армия должна была перейти Иордан как только родосская армия произведёт высадку непосредственно в Акре (что было возможно, так как английский флот после битвы при Абукире полностью господствовал на море). Таким образом, французская армия попала бы между двух огней. Однако, опасаясь скорого падения Акры, Джаззар-паша приказал дамасскому паше Абдалле (Абдулле), не дожидаясь прибытия родосской армии, перерезать коммуникации французов с Египтом.

Армия паши достигнув Иордана, заняла мост Иакова, авангард осадил форт Сафад. Сын паши стал лагерем на правом берегу, сам Абдалла с 25 000 человек — на левом берегу Иордана, охраняя брод. Генерал Мюрат выступил с колонной в составе 1 000 человек всех родов войск, заставил противника снять осаду с Сафада, отбил мост Иакова, овладел лагерем сына паши. Оттуда Мюрат направился к Тиверии, которой и овладел. Ему достались богатые склады провизии, равной 6-месячной потребности французской армии. Генерал Жюно находился в Назарете. Жюно, взяв 400 человек, направился навстречу перешедшему Иордан авангарду Абдаллы (3 000 человек), удерживая авангард в Ханаанской долине.

11 апреля к нему присоединился генерал Клебер с 2500 человек. Авангард паши к тому времени был увеличен до 7 000 человек. Клебер, заняв позицию на высотах Лубии, разбил противника. 12 апреля Клебер, опасаясь быть отрезанным от Акры, отошёл к Назарету. Это дало возможность Абдалле переправить всю армию и стать лагерем на Ездрилонской равнине, присоединившись к наблусской дивизии, тем самым численность армии доведена до 24 000 человек. Но эта позиция лишала его прямой связи с Дамаском.

Клебер со своей дивизией планировал пройти между Иорданом и противником, отрезав его от Дамаска, с расчётом внезапно атаковать турецкий лагерь в 2 часа утра, о чём и проинформировал главнокомандующего. Согласно мемуарам Наполеона, получив сообщение от Клебера, он ясно увидел недостатки этого плана (противник к тому времени уже использовал другую операционную линию, местность была недостаточно разведана, надежда на возможность захватить противника врасплох была необоснованной). Опасность, которой могла подвергнуться дивизия Клебера, могла подвергнуть опасности всю французскую армию. В связи с этим Наполеон принял решение немедленно выступить (15 апреля в час пополудни) на помощь Клеберу, выделив для этой цели из состава осадной армии дивизию Бона, всю кавалерию, находившуюся в лагере, и резервную батарею.

Ход сражения

16 апреля в 7 часов утра Клебер подошёл к лагерю противника. Неожиданной атаки не получилось: передовые посты турок были уничтожены, но в лагере поднялась тревога, и отряд Клебера был окружён на склоне горы Фавор (Табор). Для отражения превосходящих сил кавалерии противника французы построились двумя каре. Ожесточённое сражение длилось почти целый день; к 4 часам дня у французов начали истощаться боеприпасы, и Клебер приказал перестраиваться в колонну для прорыва.

В этот момент с севера показался Наполеон, за сутки прошедший 25 миль от Акры. Ездрилонская долина была покрыта высокой рожью, достигавшей 6 футов, поэтому Наполеону, построившему своих солдат в три полковые колонны, удалось скрытно приблизиться к противнику, отрезав ему путь отступления к Наблусу. Отряд в 300 человек напал врасплох на турецкий лагерь, разграбил его, захватил турецких раненых и поджёг палатки. После одновременной атаки двух французских отрядов и их соединения турецкая армия обратилась в бегство.

Последствия

Турки потеряли несколько тысяч убитыми и утонувшими в Иордане (дожди подняли уровень воды и сделали переход вброд затруднительным) и несколько сотен пленными. В течение всего дня 17 апреля Клебер преследовал остатки дамасской армии, захватив богатую добычу. Таким образом, ценой небольших потерь угроза осаждающим Акру войскам со стороны дамасской армии была полностью устранена. У французов появилась реальная возможность захвата Дамаска (однако от этой идеи пришлось отказаться из-за недостатка сил).

Ссылки

• [militera.lib.ru/science/bonapart/-10.html Наполеон Бонапарт. Кампании в Египте и Сирии (1798—1799 гг.). Глава X]

Отрывок, характеризующий Сражение у горы Табор

– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.