Тейлор, Хадсон Джеймс

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Джеймс Хадсон Тейлор
James Hudson Taylor
Род деятельности:	Миссионер в Китае
Дата рождения:	21 мая 1832(1832-05-21)
Место рождения:	Йоркшир
Гражданство:	Великобритания Великобритания
Дата смерти:	3 июня 1905(1905-06-03) (73 года)

Биография

Джеймс Хадсон Тейлор родился в Барнсли, Йоркшир (Англия) в 1832 году. Его отец был фармацевтом и непрофессиональным проповедником в методистской церкви и увлёк сына идеей миссионерства. Не достигнув пятилетнего возраста, маленький Хадсон рассказывал гостям, что хочет когда-нибудь стать миссионером, а Китай был страной, которая притягивала его больше всего.

В семнадцатилетнем возрасте Тейлор осознанно сосредоточил всё своё внимание на перспективах миссионерской работы в Китае. Для совершенствования миссионерских навыков, помимо духовных упражнений и евангелизции, в возрасте девятнадцати лет он начал изучать медицину, предполагая, что это поможет ему в общении с людьми. Рвение молодого Тейлора также выразилось в жёстком самоотречении в качестве дополнительной подготовки к миссионерской работе. Он питался очень скудно — фунт яблок и булка каждый день, его комната на чердаке была лишённой привычных удобств. Он даже не напоминал своему работодателю о долгах по зарплате. Он обосновывал такую линию поведения просто: «…когда я доберусь до Китая, я не буду ни от кого ничего требовать, буду полагаться только на Бога». Подобная практика пошатнула его здоровье, а контакт с мёртвым телом в анатомическом театре привёл к заражению «злокачественной лихорадкой», которая чуть была не привела его к смерти.

Через некоторое время Тейлор познакомился с молодой учительницей музыки мисс Вон, и девушка стала объектом его привязанности. После первой встречи он писал своей сестре: «Я знаю, что люблю её. Уехать без неё означает сделать мир пустым». Но в планы мисс Вон не входил отъезд в Китай. Она была уверена, что Тейлор не бросит её из-за желания трудиться миссионером. Тейлор же полагал, что она изменит своё мнение и станет готова поехать на миссионерское поле. Дважды объявлялась помолвка, но затем она расторгалась.

Возможность отъезда в Китай пришла неожиданно: в Китае началось восстание тайпинов, участники которого объявили себя приверженцами христианства. Поэтому в сентябре 1853 года, весьма поспешно, Тейлор, которому исполнилось двадцать один год, отплыл в землю своей мечты.

Он прибыл в Шанхай весной 1854 года. Вскоре после приезда Тейлор попал в затруднительное финансовое положение. Обещанные подъёмные от миссионерского общества из Англии не приходили, а личные деньги кончались. Его мысли всё чаще возвращались домой. Чувство тоски по дому заполняли его письма. Попытки Тейлора овладеть китайским языком только увеличивали и без того частые приступы депрессии. Его первые месяцы в Шанхае были наполнены долгими часами изучения языка, и случались моменты, когда он боялся, что никогда не сможет выучить язык. Он писал своим знакомым: «Молитесь за меня, ибо я подавлен выше всякой меры, и если бы я не находил слово Божье всё более благословенным и не чувствовал Его присутствия рядом с собой, я не знаю, что я бы сделал».

Со временем Тейлор начал длительные походы в глубь страны, посещая порой по шестьдесят поселений, неся Божье слово людям, которые никогда не встречались с миссионером. Чтобы не выделяться из толпы своим видом иностранца и обращать больше внимание людей на смысл его слов, а не внешность, Тейлор решает стать похожим на китайца. Он одевает широкие шаровары, тяжёлое шёлковое платье, и обувь на плоской подошве. Но также он делает свою причёску на китайский манер — лысая голова с чёрным хвостиком. Первая попытка Тейлора покрасить волосы окончилась неудачей. Нашатырный спирт обжёг кожу на голове и чуть не ослепил. Со второго раза у Тейлора получилась китайская причёска. Правда привыкать к этому было сложно, когда кожа была раздражена от бритвы. В китайских очках Тейлор слился с толпой, и его трудно было отличить в таком виде от китайца .

Многие коллеги-миссионеры были неприятно поражены изменениями в его облике, и он стал объектом их насмешек.

Тейлор не выжил бы в первые годы в Китае без частных пожертвований. Он разорвал все отношения с миссионерским обществом, будучи не доволен их отношением и слабой заботой о миссионерах. Он стал полностью независимым.

Одиночество в первые месяцы пребывания в Китае привело его к новой попытке женится, но и она оказалась неудачной. Затем он встречается с Марией Дайер, женщиной, ставшей его первой женой. Но не только женой, но и помощницей в служении. 20 января 1858 года, после трудных преград для их брака со стороны людей Тейлор и Мария поженились.

Примерно в 1860 году Тейлором была создана Внутрикитайская миссия (КВМ), которая имела межконфессиональный характер. В 1865 году КВМ официально зарегистрировали, и Тейлор отправился в Китай с женой, четырьмя детьми и пятнадцатью новыми добровольцами. Становление КВМ было болезненно из-за человеческих отношений внутри, и миссия была на грани распада. Возможно, смерть дочери Тейлора спасла миссию от полного исчезновения. Трагедия лидера способствовала объединению разобщённой команды.

Но были и другие серьёзные проблемы у новой организации — многовековая враждебность китайцев к иностранцам. На миссионеров напали и совершили поджог дома, люди едва избежали смерти. После такого инцидента в Англии всю ответственность за происшедшее возложили на Тейлора и КВМ. Началась острая критика его деятельности. Отчаяние было так велико, что Тейлор утратил желание продолжать работать, поддавшись «ужасному искушению… даже покончить с жизнью». Финансовая поддержка из Англии прекратилась, а потенциальные добровольцы потеряли интерес к миссии.

В феврале умер пятилетний сын Сэмми. Жарким летом следующего года, Мария, бывшая на последних месяцах беременности, серьёзно заболела. В начале июля она родила мальчика, который прожил менее двух недель. Через несколько дней после его смерти Мария тоже умерла в возрасте тридцати трёх лет.

Через несколько месяцев после смерти жены он посетил Ханькоу, где встретился с Джени Фаулдинг, двадцатисемилетней одинокой миссионеркой. Вскоре они поженились.

Несмотря на сложные обстоятельства, служение КВМ продолжалось. Тейлор составил план — охватить весь Китай проповедью через подготовку одной тысячи проповедников и отправкой их во все области этой страны. Это было нереально, и цель не была достигнута. Проблема стратегии Тейлора заключалась в том, что он не уделял внимания подготовке местных лидеров и основанию поместных церквей, всё было сосредоточено только на евангелизации.

В июне 1900 года императорский декрет из Пекина провозгласил смерть всем иностранцам и искоренение христианства. Последовало крупнейшее в истории мира уничтожение миссионеров. Были зверски убиты сто тридцать пять миссионеров и пятьдесят три миссионерских ребёнка. В провинции Шаньси был убит девяносто один миссионер КВМ. Для Тейлора, который находился в этот момент в Швейцарии на лечении, это был тяжёлый удар. После смерти жены он вернулся в Китай, где в 1905 году и умер.

В 1914 году КВМ стала самой крупной миссионерской организацией, достигнув пика своего роста в 1934 году, когда в ней работали 1368 служителей. После прихода к власти коммунистов КВМ, как и другие миссии, была изгнана из Китая.

Ссылки

• [www.wholesomewords.org/biography/biorptaylor.html Christian Biography Resources. Hudson Taylor] (англ.)

Литература

«Духовный секрет Хадсона Тейлора», Говард и Мери Тейлор, Пер. с англ. —. М.: МРО БЦХВЕ «Слово жизни», 2006

Отрывок, характеризующий Тейлор, Хадсон Джеймс

Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.