Зарубежное миссионерское братство

OMF International — межконфессиональное протестантское миссионерское братство, базирующееся в Сингапуре. Занимается распространением христианства в странах Восточной Азии.

История

Внутрикитайская миссия

В середине XIX века в Китае началось восстание тайпинов, участники которого объявили себя христианами. Это вызвало большой всплеск интереса к Китаю среди британской христианской общественности, подогретый сообщениями Карла Гюцлафа о возможностях проповеди христианского учения в Китае. Было основано Общество евангелизации Китая, которое в 1853 году направило в Китай миссионера Хадсона Джеймса Тейлора.

В 1854 году, после пятимесячного плавания, Тейлор прибыл в Шанхай. Царящий в Китае хаос гражданской войны в течение года не позволял ему заняться тем, ради чего он прибыл в Китай. Ознакомившись на месте с ситуацией, он принял решение носить китайскую одежду и китайскую причёску, чтобы не отторгать внешним видом будущую паству. В 1856 году он совершил путешествие по Китаю и, прибыв в 1857 году в Нинбо, решил отказаться от сотрудничества с пославшим его Обществом и действовать самостоятельно. Из-за проблем со здоровьем в 1860 году Тейлор был вынужден вернуться в Великобританию.

В Великобритании Тейлор занялся переводом «Нового Завета» на нинбоский диалект китайского языка. В 1865 году он издал книгу «China’s Spiritual Need and Claims». Ради распространения христианского учения во внутренних провинциях Китая им вместе с Уильямом Берджером в июне 1865 года была основана «Внутрикитайская миссия» (англ. China Inland Mission). Менее чем за год они собрали 2 тысячи фунтов стерлингов (что составляет 130 тысяч фунтов стерлингов в ценах 2007 года) и нашли 21 миссионера, с которыми в мае 1866 года отправились в Китай. 30 сентября 1866 года они доплыли до Шанхая.

Прибытие крупнейшей в истории группы миссионеров вызвало разговоры в европейской общине Шанхая; особенно всех шокировало то, что миссионеры (даже женщины, что вызвало скандалы) носили китайскую одежду. По Великому каналу группа прибыла в Ханчжоу, где и начала свою деятельность. Вскоре внутри группы начались конфликты, однако в 1867 году у Тейлора от менингита умерла дочь. Трагедия лидера способствовала объединению разобщённой команды.

В 1868 году Тейлор отправил группу миссионеров в Янчжоу, однако последовавшие беспорядки на религиозной почве вызвали бурную реакцию в Европе: британская пресса сочла, что именно Тейлор виновен в том, что между Великобританией и Китаем чуть не разразилась война.

В 1871 году проблемы со здоровьем вынудили Тейлора вновь вернуться в Великобританию. В 1872 году был создан Лондонский совет Внутрикитайской миссии, который с 1875 года начал систематическую отправку групп миссионеров в Китай. Подписанный Китаем в 1876 году Чжифуский договор сделал проповедь христианства в Китае легальной, и в 1881 году на Внутрикитайскую миссию работало в Китае уже 100 миссионеров. В 1883 году их стало 225, а в 1887 году из Великобритании в Китай по линии Внутрикитайской миссии прибыло 102 миссионера. В 1888 году Тейлор привлёк к работе в Китае 14 миссионеров из США.

Разразившееся в 1900 году Ихэтуаньское восстание и последовавшая резня христиан настолько потрясли Тейлора, что он потерял всякий интерес к распространению христианства в Китае.

В 1901 году новым главой Миссии стал Диксон Хоуст. Подписанный цинским правительством после подавления ихэтуаньского восстания Заключительный протокол вновь создал условия для распространения христианства в Китае, а начавшася вестернизация страны вызвала большой приток неофитов. Однако наступившая после Синьхайской революции Эра милитаристов в Китае сделала деятельность миссионеров опасной для жизни. Начавшаяся в 1937 году японо-китайская война сделала деятельность миссионеров на оккупированной японцами территории невозможной: японцы не доверяли ни англичанам, ни американцам, а со вступлением страны во Вторую мировую войну стали отправлять их в концентрационные лагеря. Штаб-квартира миссии была вынуждена переехать из Шанхая в Чунцин, где во время войны разместилось правительство Китайской республики.

Зарубежное миссионерское братство

Провозглашение КНР в 1949 году поставило вопрос о дальнейшей деятельности миссии. Лидеры Миссии встретились в Борнмуте (Великобритания), и приняли решение о переводе миссионеров в другие страны Восточной Азии. Штаб-квартира Миссии в ноябре 1951 года переехала в Сингапур. В связи с изменением формата деятельности организация была переименована в Зарубежное миссионерское братство Внутрикитайской миссии (англ. China Inland Mission Overseas Missionary Fellowship).

В октябре 1954 года прошёл съезд заморских советов Братства. Была изменена структура организации: теперь неевропейцы также могли становиться полноправными членами Братства, и создавать Домашние Советы в своих родных странах. Хотя основной целью организации оставалась проповедь христианского учения, однако также начала поддерживаться литературная программа, развитие здравоохранения, лингвистика. В 1964 году Внутрикитайская миссия была переименована в Зарубежное миссионерское братство (англ. Overseas Missionary Fellowship). В 1965 году были создана Домашние Советы в Японии, Сингапуре и Малайзии, в 1966 — в Гонконге и на Филиппинах, в 1967 — в ФРГ и Нидерландах. В 1975 году в Братство влилась Евангелическая миссия на Борнео.

В 1990-х годах Братство было переименовано в OMF International.

Ссылки

• [www.omf.org/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Зарубежное миссионерское братство

Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.