Тувхэн-хийд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монастырь
Тувхэн-хийд
монг. Төвхөн хийд

Вид монастыря
Страна Монголия
Аймак Долина реки Орхон
Конфессия тибетский буддизм
Орденская принадлежность гелуг
Основатель Дзанабадзар
Дата основания 1648
Состояние действующий монастырь
Координаты: 47°33′24″ с. ш. 102°49′53″ в. д. / 47.55667° с. ш. 102.83139° в. д. / 47.55667; 102.83139 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=47.55667&mlon=102.83139&zoom=12 (O)] (Я)

Тувхэн-хийд (монг. Төвхөн хийд, «Баясгалант аглаг орон» — «Храм счастливого одиночества, место творчества Ундур-гэгэна») — является одним из старейших буддийских монастырей Монголии и расположен на границе аймаков Уверхангай и Архангай в центральной Монголии.

Монастырь был основан в 1648 году, на девятнадцатилетие Дзанабадзара, первого Богдо-гэгэна, духовного лидера тибетского буддизма халха-монголов во Внешней Монголии, решившим, что это место будет благоприятным местоположением. Первые постройки появились по возвращении с учёбы из Тибета в 1651 году. Дзанабадзар, будучи талантливым скульптором, художником и музыкантом лично работал над монастырем. После постройки, он здесь жил и работал 30 лет.[1] В XIX веке у монастыря появились два священных дерева, статуи Махакалы и Тары.

В 1688 году монастырь был разрушен ойрат-монголами во время одной из своих многочисленных военных кампаний против восточных монголов. Восстановленный в 1773 году, монастырь сильно пострадал во время репрессий конца 1930-х годов в Монголии, когда власти предприняли попытку полностью искоренить в стране буддийскую веру.

Восстановление монастыря началось в 1993 году и полностью было завершено в 2001 году.[2] На церемонии повторного освящения монастыря установлена новая статуя Гомбо Махакалы. Сегодня в монастыре постоянно живут и практикуют несколько монахов.

По сравнению с другими комплексами Монголии Тувхэн-хийд — относительно небольшой монастырь. Он находится в лесной местности в долине реки Орхон. В центре комплекса расположены храм и ступы. В стороне от храма, в 2001 году, был восстановлен летний храм. На территории монастыря имеется так же небольшая пещера, используемая монахами для регулярных медитативных практик. Недалеко от пещеры находится выступ, называемым местом Дзанабадзара, и где можно увидеть его след.[3] На вершине горы находится место подношений (овоо) и святой источник, на соседней горе большая пещера.[4]

Напишите отзыв о статье "Тувхэн-хийд"



Примечания

  1. Michael Kohn: Mongolia. S. 124, London 2008
  2. Согласно информации на входе в монастырь.
  3. Michael Kohn: Mongolia. S. 125, London 2008
  4. Marion Wisotzki: Mongolei, S. 196, Berlin 2010

Отрывок, характеризующий Тувхэн-хийд

«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.