Флациус, Маттиас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Маттиас Флациус
лат. Matthias Flacius Illyricus
хорв. Matija Vlačić/Vlachich
нем. Matthias Flach
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Маттиас Флациус Иллирийский (лат. Matthias Flacius Illyricus; хорв. Matija Vlačić/Vlachich; нем. Matthias Flach; 3 марта 1520, Альбона — 11 марта 1575, Франкфурт-на-Майне) — лютеранский богослов, лидер фракции гнесиолютеран и непримиримый оппонент Меланхтона.





Биография

Родился в зажиточной семье в Истрии (Хорватия), за что впоследствии получил прозвище Illyricus. Славянское имя Флациуса Матвей Влашич[1]. Образование получил в Венеции, где проникся идеями гуманизма. Планировал присоединиться к францисканцам, но затем решил продолжить университетскую карьеру в Базеле (1539), затем переехал в Тюбинген и, осел в Виттенберге (1541), где присоединился к лютеранству. В 1544 году он стал профессором еврейского языка в Виттенберге. После смерти Лютера лидером лютеран стал Меланхтон, который поддался католическому давлению и подписал Аугсбургский интерим (1548), что вызвало решительный протест Флациуса, основавшего движение «истинных лютеран». За свою фракционную деятельность вынужден был удалиться в Магдебург, он зарабатывал на хлеб корректурой в типографиях и литературной работой. Принимал горячее участие в борьбе против адиафористов, против Озиандера (1552) и Швенкфельда (1553), против католиков и кальвинистов.

Призванный в Йену (1557) герцогом Иоганном-Фридрихом, он сделал этот город твердыней гнесиолютеранства; много содействовал сочинению и изданию «Книги опровержения» (Konfutationbuch), осуждавшей все возникшие в недрах евангелической церкви ереси (1559), особенно синергизм, то есть учение о том, что собственное влечение человеческой воли содействует получению благодати. Вскоре, однако, т. н. веймарский спор между Флацием и Викторином Штригелем и все резче выступающая нетерпимость йенских богословов восстановили Иоганна-Фридриха против Флация. Когда приверженцы Флация заявили протест против учреждения герцогской консистории, против передачи ей права отлучения и цензуры книг, как против порабощения церкви светской властью и потребовали свободы печати, они были лишены своих мест и должностей и изгнаны из страны (1561).

Флаций перебрался в Регенсбург, где написал ряд сочинений против католиков, реформатов и других врагов лютеранства, но в 1565 его изгнали оттуда вследствие интриг его непримиримого врага, курфюрста Августа Саксонского. Флаций переселился в Антверпен, но и оттуда должен был бежать вследствие появления испанцев и после разных скитаний обосновался в Страсбурге, где оставался до 1573. Последнее пристанище он нашел во Франкфурте, где смерть прекратила его тяжелую, беспокойную жизнь. С именем Флация соединилось представление об упрямом спорщике и фанатике, но он всегда глубоко верил в то, что говорил и писал: это был человек твердого характера, глубоко ученый, шедший во главе всех, разрабатывавших протестантскую богословскую науку.

Теология

В вопросе о сущности первородного греха Флациус углубил лютеранское представление о испорченности природы человека до такой степени, что отнес грех к самому существу его природы, за что был обвинен в манихействе («он делает Бога виновником греха или дьявола создателем человеческой природы»). Его учение удержалось среди небольшой кучки последователей, флацианцев, против мнений которых о первородном грехе и была направлена 1-я статья «Формулы согласия» (1577). Однако другие положения учения Флациуса, такие как монергизм и ограничение применения принципа адиафоры, были закреплены в конфессиональном лютеранстве в качестве догматических.

Своим сочинением «Clavia scripturae sacrae» (1567) он положил начало изучению Библии в лютеранском духе, а сочинениями «Catalogia testium veritatis» (1556), «Historia ecclesiastica» (1559) и «Centuriae Magdeburgienses» основал протестантскую церковную историю.Ему принадлежит введение в научный оборот герменевтики понятия контекст, позволившее впервые разделить понятия значения и смысл как неоднозначные.[2]

Напишите отзыв о статье "Флациус, Маттиас"

Литература

Монографии о Ф. писали von Ritter (Франкфурт, 1723), Twesten (Берлин, 1844), Вильгельм Прегер (Эрланген, 1859); статьи Kling’a и Plitt’a в «Theol. Real.-Encyclopädie», статьи Прегера в «Allgemeine Deut. Biographie».

Примечания

  1. [www.pressmon.com/cgi-bin/press_view.cgi?id=1734143 РОССИЯ: ИСТОРИЯ ВЫЖИВАНИЯ]
  2. Леонтьев, Д. А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. М., 1999. - С.9.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Флациус, Маттиас

Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.