Футбольный клуб (телепередача)

Футбольный клуб
Заставка программы (НТВ, 1995—1998; НТВ-Плюс Футбол, 2005—2006)
Жанр	Авторская информационно-аналитическая программа
Автор(ы)	Олег Винокуров Юрий Юдин
Режиссёр(ы)	Игорь Черенков Вадим Григорьев Евгений Гришин Максим Волков Виталий Ганюшкин Борис Агеенков Алексей Прописцов Андрей Субботин
Производство	НТВ (1994-1996) Совместное производство НТВ и НТВ-Плюс (1996-2006), ТНТ-Телесеть (2001) НТВ-Плюс (2005-2012)
Ведущий(е)	Разные
Композитор	Сергей Миклашевский (1994) Антон Батагов (выпуски о ЧМ-1998) Сергей Шнуров (2005—2012)
Страна производства	Россия Россия
Язык	Русский
Количество сезонов	16
Производство
Продюсер(ы)	Егор Юзбашев (2000—2001)
Исполнительный продюсер(ы)	Никита Клебанов (1998—2001)
Руководитель(и) программы	Евгений Майоров (1994—1995) Василий Уткин (1995—2006) Дмитрий Фёдоров (2005—2006) Сергей Акулинин (2006—2012)
Место съёмок	Москва Москва, Останкино: 11-я студия (1994—1997, 2000—2006) 21-я студия (1997—2000, 2005—2012)
Продолжительность	от 15 минут до 1 часа
Вещание
Телеканал(ы)	НТВ (1994—2001, 2004—2006) НТВ-Плюс Спорт (1996—1999) ТНТ (1998, 2001) НТВ-Плюс Футбол (1999—2001, 2005—2012)
Формат изображения	4:3 (с 27 января 1994 по 28 мая 2010 года) 16:9 (с 20 августа 2010 по 21 декабря 2012 года)
Формат звука	монофония, стереофония
Период трансляции	с 27 января 1994 по 21 декабря 2012
Премьерные показы	1994 — 2012 Россия Россия, НТВ, ТНТ, НТВ-Плюс Футбол
Повторные показы	2005 — 2011 Россия Россия, НТВ-Плюс Классика
Хронология
Последующие передачи	Третий тайм, Наш футбол на НТВ, Футбольная ночь
Похожие передачи	Европейская футбольная неделя, оПять о футболе, Футбол России

«Футбольный клуб» — авторская еженедельная программа о футболе, выходившая на каналах НТВ, НТВ-Плюс Спорт и НТВ-Плюс Футбол с 1994 по 2012 год (с перерывами). Автор и ведущий — известный спортивный журналист Василий Уткин (иногда заменялся Савиком Шустером, Владимиром Маслаченко, Георгием Черданцевым, Дмитрием Фёдоровым, Тимуром Журавелем и Кириллом Дементьевым). Один выпуск Уткин также провёл с Георгием Черданцевым и Владиславом Батуриным.

История

Программа была создана в 1994 году журналистами еженедельника «Футбол» Олегом Винокуровым и Юрием Юдиным. С января 1994 по 3 сентября 1999 года выходила в эфир на канале НТВ. С самых первых выпусков передача отличалась нестандартным для тогдашнего российского телевидения подходом к подаче информации. Первые выпуски программы вёл Олег Винокуров. В первоначальном формате передачи её основу составляли переведённые сюжеты из международного футбольного тележурнала Futbol Mundial и беседы в студии с приглашёнными гостями. Отправляясь в командировку на Чемпионат мира в США, Винокуров сказал, что по возвращении с турнира возвращаться к ведению передачи не намерен, и по этой причине с мая 1994 года её ведущим стал Василий Уткин. Кандидатуру Уткина предложил тогдашний директор спортивной редакции НТВ Алексей Бурков.

Изначально «Футбольный клуб» выходил на канале НТВ в вечернее время, затем стал выходить в эфир, как правило, ночью. В разные годы частотность выхода передачи варьировалась: изначально «Футбольный клуб» выходил в эфир четыре раза в неделю, затем — два раза в неделю, после 2000 года основной выпуск передачи стал выходить только один раз в неделю. С конца 1990-х до 27 мая 2001 года выходили также программы-ответвления «Футбольный клуб представляет Чемпионат России» (по субботам) и «Футбольный клуб представляет Лигу Чемпионов» (по воскресеньям).

В 1998 и 1999 годах программа выдвигалась на премию ТЭФИ в номинации «Лучшая спортивная программа».

Осенью 1999 года программа была закрыта по причине низких рейтингов и усталости ведущего. Сам Уткин, однако, утверждает, что на закрытие программы повлиял Савик Шустер, который хотел сделать собственную футбольную программу на НТВ. Также среди причин закрытия называлась реконструкция сетки вещания НТВ в новом сезоне. Это закрытие не повлияло на выход в эфир дополнительных подвыпусков программы о Чемпионате России и Лиге Чемпионов, транслировавшихся в ночном эфире.

После закрытия программа выходила на НТВ-Плюс и возобновилась на НТВ только в марте 2000 года, существуя параллельно с программой Савика Шустера «Третий тайм». Время выхода программы «Футбольный клуб» было перенесено на день понедельника или среды. С 2000 по 2006 год программа снималась в декорациях 11-й студии Останкино, откуда также выходили все большие программы на НТВ («Итоги», «Глас народа», «Тушите свет» и др.).

В 1998 году, а также во время смены руководства в телекомпании НТВ в 2001 году «Футбольный клуб» выходил на ТНТ, а потом снова был закрыт: при переходе на ТВ-6 Уткин сказал Евгению Киселёву, что он потерял интерес к ведению своей передачи.

С 14 сентября 2004 по 18 апреля 2006 года передача снова выходила на НТВ, но только после матчей Лиги чемпионов УЕФА. Формат программы представлял собой ток-шоу, в котором Василий Уткин вместе с комментаторами НТВ и НТВ-Плюс обсуждали сыгранные во вторник матчи турнира (обзора матчей среды не было по причине отсутствия у НТВ прав). Иногда, в случае командировки или болезни основного ведущего данную передачу вёл Георгий Черданцев. В мае 2006 года, после истечения трёхлетнего контракта с УЕФА (первый был расторгнут ещё в 2003 году) руководство НТВ решило отказаться от трансляций, а «Футбольный клуб» был окончательно закрыт на этом канале.

С 11 февраля 2005 по 21 декабря 2012 года выходила каждую пятницу на канале «НТВ-Плюс Футбол» в формате «информационно-житейской программы» о футболе. С весны 2005 и до весны 2006 года существовали две передачи под названием «Футбольный клуб» с разным форматом и разным графическим оформлением: одна — в формате обсуждения сыгранных матчей Лиги Чемпионов на большом НТВ, вторая — в формате информационно-житейской передачи о футболе на «НТВ-Плюс».

11 июля 2010 года, сразу же после финала ЧМ-2010, Василий Уткин объявил о завершении своей деятельности в программе «Футбольный клуб». Затем последовала информация о возможном переходе Уткина с «НТВ-Плюс» на ВГТРК. После некоторых раздумий комментатор решил не менять место работы и остаться на «НТВ-Плюс». Место ведущего было передано Кириллу Дементьеву и Тимуру Журавелю. Весной 2011 года ведущим снова стал Василий Уткин.

4 марта 2013 года автор и ведущий программы Василий Уткин в своём блоге объявил о её закрытии.

18 сентября 2014 года главный редактор спортивных телеканалов «НТВ-Плюс» Василий Уткин рассказал о возвращении программы «Футбольный клуб» в октябре, но этого не произошло.

Специальные проекты

В июне-июле 1998 года в дневном и ночном эфире НТВ незадолго до объявленного по программе конца эфира выходили выпуски программы под названием «Футбольный клуб на Чемпионате мира». Василий Уткин или Владимир Маслаченко вели программу в выездной студии во Франции, а в основной студии программу вели Савик Шустер, Михаил Решетов или Юрий Розанов. Программа включала в себя обзор сыгранных на чемпионате матчей за день, прогнозы на последующие матчи, беседу с приглашёнными гостями в студии программы (в 21-й студии Останкино, занимаемой каналом НТВ-Плюс Спорт) или из студии «Россия», а также интервью с футболистами и репортажи, подготовленные корреспондентами НТВ и НТВ-Плюс. Также «Футбольный клуб на Чемпионате мира» в формате тематической программы выходил в 2006, 2010 и 2014 годах — вне зависимости от того, выходила ли в эфир основная версия программы или нет. В 2008 и 2012 годах выходила тематическая программа «Футбольный клуб на Чемпионате Европы», построенная по схожему принципу.

До второго закрытия на НТВ (2001) в канун новогодних праздников выходил специальный, праздничный выпуск программы с уклоном в развлекательную тематику. Выпуск назвался «Новый год в Футбольном клубе». В 1995 и 2000 годах такой новогодний выпуск выходил в формате ток-шоу с приглашёнными футболистами и массовкой. В 1996 году новогодний выпуск вышел из основной студии программы, который Уткин вёл в костюме Деда Мороза. Он приглашал в студию российских футболистов и беседовал с ними. В остальных случаях предновогодний выпуск передачи представлял собой обзорный характер: итоги футбольного года, показ всего интересного, что телезрители уже видели в уходящем году.

Резонансные эпизоды

Программа также запомнилась зрителям частыми конфликтами с футбольным клубом «Спартак». Широкий общественный резонанс в 1997 году вызвал сюжет «Футбольного клуба» после квалификационного матча «Спартак» — «Кошице», в котором с критической позиции рассказывалось о деятельности тогдашнего главного тренера красно-белых Олега Романцева, а также была поставлена под сомнение его профессиональная репутация. После демонстрации данного видеосюжета в эфире недовольные футболисты приняли решение не давать интервью корреспондентам НТВ и общаться с «Футбольным клубом», а Романцев регулярно просил руководство канала не ставить Уткина на трансляции матчей с участием красно-белых.

Романцева часто причисляли к инициаторам первого закрытия программы (в 1999 году). Но вскоре эти сведения были опровергнуты самим тренером в одном из интервью:

<....> Я года три назад [это интервью Романцев дал в 1999 году] посмотрел как-то «Футбольный клуб» на НТВ, мне не понравилось, и с тех пор я его не смотрю. И когда говорят о моем влиянии на увольнение, мне просто смешно. Я Уткину никогда в интервью не отказывал, это Ярцев как-то ему отказал. А что сейчас с Уткиным, мне все равно...

Инцидент был благополучно исчерпан только в 2009 году, когда «НТВ-Плюс» пригласило Романцева прокомментировать ретроспективные матчи «Спартака» в 1990-е годы. Вскоре эта информация была подтверждена и самим тренером.

Коллектив программы

Ведущие программы

В разное время передачу вели:

• Олег Винокуров (1994)
• Василий Уткин (1994—2010, 2011—2012)
• Дмитрий Фёдоров (1997, 2005)
• Владимир Маслаченко (1997—1999)
• Савик Шустер (1998)
• Михаил Решетов (1998)
• Юрий Розанов (1998)
• Георгий Черданцев (2000—2006)
• Тимур Журавель и Кирилл Дементьев (2010—2011)
• Роман Гутцайт (2012)

Корреспонденты

1994—2001

• Алексей Андронов
• Юлия Бордовских
• Василий Вахетов
• Дмитрий Гараненко
• Дмитрий Дуличенко
• Тимур Журавель
• Глеб Золотовский
• Илья Казаков
• Максим Квятковский
• Нугзар Кереселидзе (Грузия)
• Денис Косинов
• Сергей Кривохарченко
• Илья Кузенкин
• Михаил Мельников
• Сергей Мещеряков
• Дмитрий Мирошниченко (Киев, Украина)
• Иван Москаленко
• Дмитрий Писаренко (Армения)
• Юрий Розанов
• Дмитрий Рыбьяков (Тюмень)
• Александр Славин
• Александр Смирнов
• Владимир Стогниенко
• Тимофей Тимачёв
• Александр Ткачёв
• Роман Трушечкин
• Василий Уткин
• Дмитрий Хавин (Бельгия)
• Дмитрий Хайтовский
• Дмитрий Фёдоров
• Георгий Черданцев

2005—2012

• Александр Аксёнов
• Сергей Акулинин
• Алексей Андронов
• Алексей Вихорев
• Борис Волков
• Константин Генич
• Роман Гутцайт
• Тимур Дагуев
• Кирилл Дементьев
• Юрий Демчук
• Юрий Дудь
• Тимур Журавель
• Денис Казанский
• Катерина Кирильчева
• Мария Макарова
• Вадим Матвеев
• Михаил Мельников
• Михаил Моссаковский
• Роман Нагучев
• Сергей Новосёлов
• Наталья Пакуева
• Олег Пирожков
• Михаил Поленов
• Кирилл Пупшев
• Дмитрий Савин
• Дмитрий Трошин
• Дмитрий Фёдоров
• Андрей Чегодаев (до 2010)
• Илья Шеин
• Артём Шмельков
• Дмитрий Шнякин

Факты

• С 2000 года программа имеет радио-версию, которая выходит в эфир на радиостанции «Эхо Москвы» по понедельникам, в 23:12. Ведущие — Сергей Бунтман и Василий Уткин.
• С 20 августа 2010 года по 22 апреля 2011 года телеверсию «Футбольного Клуба» вели поочерёдно Тимур Журавель и Кирилл Дементьев. Однако с 29 апреля 2011 года Василий Уткин вернулся в программу и вёл её до закрытия.
• В качестве корреспондентов программы в разное время выступали такие ныне известные спортивные комментаторы, как Илья Казаков, Георгий Черданцев, Алексей Андронов, Роман Трушечкин, Владимир Стогниенко, Сергей Кривохарченко, Дмитрий Дуличенко и Александр Ткачёв (последний затем перешёл на ВГТРК, где комментировал футбол и хоккей).

Ссылки

• [www.youtube.com/FutClub Видеоканал передачи «Футбольный клуб»] на YouTube

Отрывок, характеризующий Футбольный клуб (телепередача)

Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.