Художественный музей Уолтерса

Художественный музей Уолтерса англ. Walters Art Museum
Дата основания	1934
Местонахождение	600 N. Charles Street, Baltimore, MD 21201
Директор	Gary Vikan
Сайт	[thewalters.org ers.org]

К:Музеи, основанные в 1934 году

Художественный музей Уолтерса — публичный художественный музей в пригороде Балтимора под названием Маунт-Вернон. Основан в 1934 году.

История

Коллекции музея были собраны, преимущественно, членами семьи Уолтерс. Уильям Уолтерс (1819—1894) начал серьёзно заниматься коллекционированием после того, как переселился в Париж после начала Гражданской войны. Его сын Генри (1848—1931) построил для коллекции палаццо на Чарльз-стрит, построенное в 1909 году. После своей смерти Генри завещал 22,000 произведений искусства и здание, в котором они находились, городу. Коллекция включает шедевры искусства Древнего Египта, греческие скульптуры, саркофаги, средневековые изделия из слоновой кости, иллюминированные рукописи, бронзовые изделия Ренессанса, живопись старых мастеров и XIX века, китайскую керамику и бронзу, ювелирные изделия ар-деко.

В 2000 году Художественная галерея Уолтерса сменила своё название на нынешнее, чтобы лучше отражать свою суть как крупного публичного учреждения. На следующий год вновь, после трёхлетней реконструкции, открылось основное здание музея. Именно в этом музее хранится и изучается палимпсест Архимеда.

Начиная с 1 октября 2006 года Балтиморский музей искусств и музей Уолтерса в результате предоставленного городом и округом гранта, перешли на круглогодичный бесплатный режим работы.

В 2012 году музей опубликовал около 20 тысяч принадлежащих ему фотографий произведений искусства под лицензией Creative Commons. Сотрудники музея приняли участие в загрузке этих изображений на Викисклад. Такое опубликование коллекции под открытой лицензией является одним из самых больших и полных, сделанных каким-либо музеем.

Постоянные коллекции

Древнее искусство

Уолтеровская коллекция древнего искусства включает произведения из Египта, Нубии, Греции, Рима, Этрурии, и Ближнего Востока. К жемчужинам собрания относятся две монументальные 3,000-фунтовые статуи египетской львиноголовой богини Сехмет, «Уолтеровская мумия», алебастровый рельеф из дворца Ашшур-нацир-апала II, греческие золотые украшения из Ольвии, статуя сатира работы Праксителя, большое собрание римских скульптурных портретов, римская бронзовая банкетная кушетка и мраморные саркофаги из могил знатных семей Лициниев и Кальпурниев.

Древнеамериканское искусство

В 1911 году Генри Уолтерс купил почти 100 золотых артефактов из провинции Чирики в западной Панаме, которые составили ядро американской коллекции. В виде подарков и займов музей получил произведения из центральной и Южной Америки, включая произведения из мезоамериканских ольмексой, ацтекской и майянской культур, а также южноамериканских культур моче и инков.

Азиатское искусство

Из коллекции азиатского искусства собранной Уолтерсами, в первую очередь следует обратить внимание на японские доспехи и оружие, китайский и японский фарфор, лакированные и металлические изделия. Среди выдающихся произведений искусства также находится камбоджийская бронзовая восьмирукая статуя Авалокитешвары конца XII — начала XIII века, керамический верблюд периода Тан и причудливо окрашенный минский сосуд для вина. В музее храниться старейшее сохранившееся китайское изображение Будды на лакированном дереве (конец VI века), которое выставляется в специальной галерее.

В музее хранится крупнейшая и лучшая коллекция тайской бронзы, свитков и флагов в мире.

Исламское искусство

В музее Уолтерса представлены все виды исламского искусства. К наиболее ярким образцам относятся кованый резной шар, сделанный из серебра в Иране в VII веке; подсвечник из меди, серебра и золота, сделанный в XIII веке в Египте; резные двери мавзолея XVI века; шёлковый пояс XVII века из могольской Индии; турецкие изразцы XVII века с изображением мечети Масджид аль-Харам. Также в музее хранится значительное количество арабских рукописей, в числе которых Коран XV века из северной Индии, копия XVI века «Хамсы» Амира Хосрова Дехлеви, иллюстированная лучшими мастерами императора Акбара, а также турецкий каллиграфический альбом шейха Абдуллы аль-Хамаси, одного из величайших каллиграфов всех времён.

Средневековое искусство

Генри Уолтерс собрал большую коллекцию предметов средневекового искусства, которая стала основой соответствующего собрания музея, одного из лучших в США. Она особенно известна из-за своих изделий из слоновой кости, эмалей, реликвариев, иллюминированных рукописей, ранневизантийский изделий из серебра, и крупнейшего за пределами Эфиопии собрания произведений эфиопского христианского искусства.

В этом собрании есть такие уникальные объекты, как агатовая ваза, созданная в Византии около 400 года и принадлежавшая Рубенсу, старейшая сохранившаяся икона Елеуса, произведения из слоновой кости, созданные в Египте в VI или VII веке. Редкие скульптурные портреты из аббатства Сен-Дени свидетельствуют о возникновении готического искусства во Франции.

Многие из этих произведений включаются в выставочные программы, проводимые в других музеях, а также интенсивно исследуются.

Ренессансное и барочное искусство

Коллекция европейского ренессансного и барочного искусства включает живописные полотна, скульптуры, мебель, керамику, изделия из металла, оружие и броню. Особого внимания заслуживают полотна Хуго ван дер Гуса «Даритель со святым Иоанном Крестителем», Мартена ван Хемскерка «Панорама с похищением Елены среди чудес древнего мира», «Мадонна с канделябром» из студии Рафаэля, «Портрет графини Ливии да Порто Тьене и её дочери Порции» Веронезе, «Святой Франциск, получающий стигматы» Эль Греко, «Сципион Африканский, освобождающий Массиву» Тьеполо, а также «Идеальный город» неизвестного автора.

Искусство XVIII и XIX веков

Уолтерсы собирали как французскую академическую живопись XIX века, так и импрессионистов. К главным произведениям коллекции относят картины «Весна» Клода Моне, панорамный вид долины Сены Альфреда Сислея и «Концерт в кафе» Эдуарда Мане. Генри Уолтерс также интересовался придворным французским искусством XVIII века. Коллекция севрского фарфора включает предметы, хранившиеся в Версале. Портретные миниатюры и изделия из золота, в особенности табакерки и часы, выставлены в Сокровищнице вместе с другими выдающимися произведениями XIX и начала XX веков. Среди них экземпляры ювелирных украшений в стиле модерн Рене Лалика, изделия дома Фаберже, включая два пасхальных яйца, а также прекрасные изделия Tiffany & Co.

Французская живопись первой половины XIX века представлена произведениями Жана Энгра, Теодора Жерико и Эжена Делакруа. За время своего пребывания в Париже, Уильям Уолтерс стал ценителем современной ему европейской живописи. Либо непосредственно у художников, либо на аукционах, он приобретал полотна Барбизонской школы, включая Милле и Руссо.

Здания

Исходное здание галереи Генри Уолтерса было спроектировано Уильямом Делано и построено между 1904 и 1909 годами. Его внешний вид напоминал ренессансный Hôtel Pourtalès (Париж), а интерьеры были вдохновлены колледжем иезуитов XVII века (Генуя). В этом здании, похожем на итальянское палаццо, выставлены предметы эпохи Ренессанса и барокко, манускрипты и редкие книги.

Построенное в популярном в 1960-х годах стиле брутализма бостонской фирмой «Shepley, Bullfinch, Richardson, and Abbott» открылось в 1974 году. Оно было существенно перестроено в 1998—2001 годах, чтобы вместить четырёхэтажный стеклянный атриум, висячую лестницу, кафе, расширенные музейные запасники и библиотеку. В этом здании хранятся коллекции древнего, византийского, средневекового, эфиопского и европейского искусства XIX века. Также там находится реставрационная мастерская, одна из старейших в стране.

Музей также включает т. н. «Hackerman House», построенный в стиле греческого возрождения по проекту Джона Нирнзее между 1848 и 1850 годами для доктора Джона Хансона Томаса. Среди почётных гостей Томаса был будущий король Эдуард VII и венгерский революционер Лайош Кошут. С 1991 года здесь помещается коллекция азиатского искусства.

Отрывок, характеризующий Художественный музей Уолтерса

– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…