Карелин, Григорий Силыч

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Kar.»)
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Силыч Карелин
Дата рождения:

25 января 1801(1801-01-25)

Место рождения:

Петербургская губерния

Дата смерти:

17 (29) декабря 1872(1872-12-29) (71 год)

Место смерти:

Гурьев

Страна:

Российская империя

Научная сфера:

ботаника, география, этнография

Альма-матер:

Первый кадетский корпус

Известные ученики:

Кирилов, Иван Петрович

Известен как:

исследователь западной части Казахстана, восточной части Каспийского моря, Семиречья, верхнего течения Иртыша и его притоков

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Kar.».
[www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Kar.&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=4648-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Григо́рий Си́лыч Каре́лин (1801—1872) — русский естествоиспытатель и путешественник XIX века.

Происходил из дворян Петербургской губернии, рано остался сиротою и образование получил в Первом Кадетском корпусе.





Жизненный и научный путь

В 1817 году начал службу прапорщиком в артиллерии. В 1819 году граф Аракчеев, заметив в нём выдающиеся способности, взял его в собственную канцелярию. 20 февраля 1822 года по доносу о шутке об Аракчееве, сказанной в среде товарищей, был внезапно отвезён с фельдъегерем в Оренбург и переведён в тамошний гарнизон.

Тут Карелин сошёлся с профессором Казанского университета Эверсманом, начал заниматься ботаникой, зоологией и минералогией и до конца жизни оставался им верен. Необыкновенное остроумие и весёлость нрава при разносторонней учёности доставили ему всеобщую известность и уважение, начиная с генерал-губернатора и кончая простыми казаками.

С 1822 года Карелина посылают в экспедиции с разнородными целями (в 1823 году он принимал участие в экспедиции в степь для топографических съёмок; в 1824 и 1825 годах ездил на сибирские казённые заводы для руководства отливкою снарядов); он пользовался этим для собирания материалов по всевозможным отраслям знаний: по естествознанию, географии, этнографии и пр.

Настоящие научные экспедиции Карелина, однако же, начинаются с 1826 года, когда он по болезни оставил военную службу. В 1828 году он был избран в члены Московского общества испытателей природы. В 1827—1829 годах он составил карту расположения бывшей Букеевской орды, за что в 1829 году получил бриллиантовый перстень.

9 марта 1831 года Карелин был принят на службу в Министерство иностранных дел и назначен состоять при хане Букеевской орды.

В 1831 году был отправлен в экспедицию к истокам Тобола для осмотра и изучения северо-восточной части Киргизской степи.

В 1832 и 1834 году ему поручается отыскание места для постройки и самая постройка укрепления на северо-восточном берегу Каспия. Тут Карелин является начальником целой небольшой флотилии. Он выполнил блистательно возложенное на него поручение, возведя быстро и целесообразно на урочище Кизыл-Таше Новоалександровское укрепление. При этом им собраны богатые естественно-научные коллекции и сделаны топографические съёмки. За успешное выполнение этих поручений Карелин получил, кроме ордена и чина, единовременную награду в 6 000 рублей и пожизненную пенсию в 800 рублей.

В 1836 году он был назначен начальником учёно-торговой экспедиции, имевшей секретные политические поручения, к южным берегам Каспия. Карелин и его спутники нанесли на карту заливы у восточного побережья, в том числе часть берегов Кара-Богаз-Гола, дали его первое описание, окончательно подтвердили наличие сильного течения из моря в этот залив; в Балханском заливе изучали устьевую часть Узбоя — одного из древних русел Аму-Дарьи. В продолжение этой экспедиции Карелину удалось близко сойтись с туркменами-иомудами. Он посетил их кочевья на юго-восточном берегу Каспия и довёл дело до того, что эти туркмены просили принять их в русское подданство. На это не было обращено внимания, а через 40 лет пришлось покорять их оружием.

В 1838 году Карелин переведён был на службу в Министерство финансов.

С 1839 по 1845 год Карелин предпринимал по поручению Московского общества испытателей природы учёные путешествия на Алтай, Тарбагатай, Алатау и в Джунгарию, вместе со своим воспитанником и учеником И. П. Кириловым исследовал Семиречье, верхнее течение Иртыша и его притоков. Результатом этих путешествий было собрание богатых коллекций и снабжение ими музеев и учёных как русских, так и иностранных. В 1841—1842 годах Карелин и Кирилов открыли 8 новых родов и 221 вид растений.

В 1842—1845 годах Карелин жил в Семипалатинске, совершая лишь небольшие поездки на озеро Зайсан и к реке Бухтарма.

В 1845 году вышел в отставку и поселился в своей подмосковной деревне, путешествия прекратились. Но в 1849 году он снова поехал в Оренбургский край, в Гурьев, где провёл безвыездно 20 лет, занимаясь собиранием зоологических коллекций и особенно — наблюдением над перелётами птиц. Здесь он и скончался.

Последние 20 лет он прилежно занимался изучением природы края, но, к несчастью, большая часть его ценных рукописей и коллекций погибла незадолго до смерти во время пожара в его доме. Материалы, оставшиеся после смерти Карелина, представляют лишь часть того, что было им собрано; но тем не менее в них много наблюдений, чрезвычайно ценных и важных; особенно важна карта древнего русла Аму-Дарьи, снятая Карелиным в 1836 году. Коллекции Карелина отчасти исчезли, но ещё многое осталось и хранится в музеях разных учреждений и у частных лиц. Так, гербарий находится частью в Санкт-Петербургском университете, частью в Императорском ботаническом саду. Многие рукописи исчезли в Гурьеве после его кончины.

После смерти бумаги его были переданы в Петербургское общество естествоиспытателей и напечатаны затем под редакцией профессора М. Н. Богданова в X томе «Записок Императорского русского географического общества» (1868) под заглавием «Путешествия Григория Силыча Карелина по Каспийскому морю». Тут отчёты об экспедициях и разные статьи самого Карелина. Из учёных трудов его важны списки алтайских и джунгарских растений. Тут немало новых родов и видов.

В честь Карелина назван Лессингом род растений Карелиния (Karelinia Less.) из семейства Астровые.

Также в честь Карелина названа Медведица Карелина - крупная бабочка из семейства медведицы.

Семья

Печатные труды

  • Путешествия Григория Силыча Карелина по Каспийскому морю // Зап. Русского географического общества. — 1883. — Т. 10.
  • Записки по общей географии // Известия Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. — 1868. — Т. LVII. — С. 37.

Напишите отзыв о статье "Карелин, Григорий Силыч"

Примечания

  1. Павлов, Н. В. Натуралисты и путешественники Григорий Силыч Карелин (1801—1872) и его воспитанник и друг Иван Петрович Кирилов (1821—1842). — М., 1948. — С. 33.

Литература

  • Липский В. И. Григорий Силыч Карелин (1801—1872). Его жизнь и путешествия. — СПб., 1905.
  • Павлов Н. В. Натуралисты и путешественники Григорий Силыч Карелин (1801—1872) и его воспитанник и друг Иван Петрович Кирилов (1821—1842). — 2 изд. — М., 1948.
  • Штейнберг Е. Л. Первые исследователи Каспия (XVIII—XIX вв.). — М., 1949.
  • Липшиц С. Ю. Ботанико-библиографические заметки. I. Об одной забытой статье Г. С. Карелина // Ботанический журнал. — 1955. — № 6.
  • Губанов И.А., Багдасарова Т.В., Баландина Т.П. Научное наследие выдающихся русских флористов Г.С. Карелина и И.П. Кирилова / Под редакцией Р.В. Камелина. — МГУ, биологический ф-т, гербарий им. Д.П. Сырейщикова (MW). — М., 1998. — 95 с. — 300 экз.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Карелин, Григорий Силыч

Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.