Смирнова, Авдотья Андреевна

Авдотья Смирнова
Имя при рождении:	Авдотья Андреевна Смирнова
Профессия:	сценарист, кинорежиссёр, телеведущая
Карьера:	1992—н. в.
IMDb:	0807070

Авдо́тья Андре́евна Смирно́ва (также известна как Ду́ня Смирно́ва; род. 29 июня 1969, Москва) — сценарист, кинорежиссёр, телеведущая, публицист.

Биография

Дуня Смирнова родилась 29 июня 1969 года в Москве в семье актрисы Натальи Владимировны Рудной и режиссёра Андрея Смирнова. Внучка писателя Сергея Смирнова. С ранних лет она полагала, что представляясь Дуней, может произвести неблагоприятное впечатление, потому, по собственным признаниям, она иногда представляется именами Кристина и Анжела.

Интересуясь кинематографом и публицистикой, Авдотья хотела поступить на сценарный факультет Всесоюзного государственного института кинематографии. Однако отец категорически возражал. Она поступила на филологический факультет МГУ, а затем перешла на отделение театроведения ГИТИСа, но не закончила высшее образование.

С 1987 по 1988 год Авдотья работала редактором в творческом объединении Сергея Соловьёва «Круг» на киностудии «Мосфильм». Выступала с андеграундной музыкальной группой «Тупые». Сотрудничала с самиздатовским журналом «Урлайт».

В 1989 году переехала в Санкт-Петербург. Была арт-менеджером культурного общества «А—Я», организовывала выставки современного изобразительного искусства, составляла коллекцию живописи банка «Петровский».

С 1995 по 1996 год являлась директором Питерского отделения ИД «Коммерсантъ», позднее — выпускающим редактором. С 1997 по 1998 годы работала обозревателем в журнале «Столица». В разные годы публиковалась в журналах «Афиша», «Сеанс», «Vogue», в газетах «Русский телеграф», «Московские новости» и других. В 2007 году вышел сборник «С мороза», который включает статьи и книжные рецензии, опубликованные в этих газетах и журналах с 1997 по 2003 год.

В 2012 года Авдотья Смирнова стала учредителем Фонда «Выход», занимающегося содействием решению проблем аутизма в России.

Кинематографическая карьера

Сценарист

Переехав в Санкт-Петербург в 1989 году, Дуня Смирнова работала на телевидении, делала собственную, не пользовавшуюся успехом, программу. Познакомилась с режиссёром Алексеем Учителем, который в то время работал на Ленинградской студии документальных фильмов. В соавторстве с ним был написан сценарий документального фильма «Последний герой» (1992), посвящённый памяти Виктора Цоя, погибшего в 1990 году. В 1993 году была снята ещё одна документальная картина с Алексеем Учителем, «Баттерфляй», о театральном режиссёре Романе Виктюке. Говоря о работе сценариста документального кино, Дуня Смирнова отмечала: «„Писать сценарии“ — это, конечно, громко сказано, поскольку в документалистике роль сценариста специфическая: он скорее помогает режиссёру придумывать монтажные ходы для драматургического построения уже отснятого материала. Это в некотором роде отличная школа именно монтажного мышления. Начинаешь понимать, что на столе можно создать из одной и той же фактуры несколько разных фильмов». Следующий сценарий, «Красная Жизель», задумывался для документального фильма о балерине Ольге Спесивцевой. Планировали записать интервью с ней, но не успели, балерина умерла в возрасте 96-ти лет. Соавторы решили снять свой первый игровой фильм, «Мания Жизели». Фильм был завершён в 1995 году.

Ещё на съёмках «Мании Жизели» у Дуни Смирновой возникла идея сделать фильм о последней любви Ивана Бунина. Буниным всю жизнь увлекался её отец Андрей Смирнов. И, как призналась Смирнова в интервью Любови Аркус, портретное сходство отца с писателем сыграло решающую роль в написании сценария «Женское имя», по которому позднее Алексей Учитель снял фильм «Дневник его жены» (2000) с Андреем Смирновым в главной роли. За этот сценарий в 1997 году Дуня Смирнова получила приз «The Hartley-Merrill International Screening Competition», сценарного конкурса, организованного Тедом Хартли совместно Ассоциацией сценаристов Америки, Робертом Редфордом, Никитой Михалковым и Дэвидом Паттнэмом для поддержки сценаристов стран бывшего Советского Союза. Фильм, вышедший в 2000 году, был отмечен Гран-при кинофестиваля «Кинотавр» и премией «Ника» за лучший игровой фильм, а работа Дуни Смирновой была номинирована на премию за лучший сценарий. Фильм вызвал неоднозначную реакцию кинокритиков.

Дуня Смирнова принимала участие в написании сценария фильма «8 ½ $» (1999) режиссёра Григория Константинопольского. Фильм был отмечен премией «Золотой овен» за лучший режиссёрский дебют.

В 2003 году сотрудничество с режиссёром Алексеем Учителем продолжилось, был снят фильм «Прогулка», награждённый Главным призом кинофестиваля «Окно в Европу» в Выборге и номинированный на премию «Золотой орёл» за лучший фильм года. Дуня Смирнова была номинирована на премии «Ника» и «Золотой орёл» за лучший сценарий.

Режиссёр

В 2006 году Дуня Смирнова дебютировала как режиссёр, поставив фильм «Связь». Сценарий «Времена года», по которому снят фильм, предназначался для Алексея Учителя. Но режиссёр приступал к съёмкам картины «Космос как предчувствие» и предложил Авдотье самой стать режиссёром. Картина была награждена призом фестиваля «Кинотавр» за лучший дебют.

В 2008 году вышла четырёхсерийная экранизация романа И. С. Тургенева «Отцы и дети». По мнению Смирновой, это едва ли не самый непонятый русский роман, «произведение о любви и жизни, а не о нигилизме и разрезанных лягушках». Соавтор сценария Александр Адабашьян признался, что был удивлён, когда Дуня Смирнова предложила ему поработать над сценарием по этому тургеневскому роману. «Впечатления, оставшиеся от прочтения его в юности, — никакого очарования. Перечитав сейчас, был поражён. В нём как минимум четыре потрясающие любовные истории!». Роль Павла Петровича Кирсанова изначально предназначалась А. С. Смирнову, несмотря на то, что между актёром и его персонажем существовала разница в возрасте: актёру за 60, а Павлу Петровичу — 50 лет.

Работа на телевидении

С 2002 по 2014 год Авдотья Смирнова совместно с Татьяной Толстой вела ток-шоу «Школа злословия» на канале «Культура» (с 2004 года — на НТВ). В 2003 году передача получила премию ТЭФИ как лучшее ток-шоу. В 2004 году ведущие выпустили книгу «Кухня „Школы Злословия“».

В 2008 году была членом жюри шоу «СТС зажигает суперзвезду» на канале СТС.

Личная жизнь

В 1989 году вышла замуж за петербургского искусствоведа Аркадия Ипполитова. Супруги развелись в 1996 году. Сын — Данила (род. 1990), учился в футбольной школе «Зенит», чемпион мира по пляжному футболу в составе сборной России, вратарь. В 2015 году закончил спортивную карьеру. Окончил Государственный университет кино и телевидения (продюсерская мастерская Сергея Сельянова). Выступил продюсером клипа группы «Ленинград» на песню «Похороны», режиссёр — Авдотья Смирнова.

В 2012 году вышла замуж за Анатолия Чубайса.

Фильмография

Год		Название	Вид деятельности
1992	док	Последний герой	сценарист (при участии А. Учителя)
1993	док	Баттерфляй	сценарист (при участии А. Учителя)
1995	ф	Мания Жизели	сценарист (совм. с А. Учителем)
1999	ф	8 1/2 $	сценарист (совм. с Г. Константинопольским, при участии С. Крылова, автор диалогов)
2000	ф	Дневник его жены	сценарист
2003	ф	Прогулка	сценарист
2006	ф	Связь	сценарист, режиссёр
2007	ф	Глянец	сценарист (совм. с А. Кончаловским)
2008	с	Отцы и дети	режиссёр, сценарист (совм. с А. Адабашьяном)
2008	ф	9 мая. Личное отношение (новелла «Вокзал»)	режиссёр, сценарист
2010	с	Черчилль (фильм 10 «Оптический обман»)	режиссёр
2011	ф	Два дня	режиссёр, сценарист (совместно с А. Пармас)
2012	ф	Плов (к/м)	сценарист (совместно с А. Пармас)
2012	ф	Кококо	режиссёр, сценарист (совместно с А. Пармас)

Роли в кино

• 1990 — Уроки в конце весны — девушка
• 2012 — Пока ночь не разлучит — посетительница ресторана

Награды и номинации

• 1997 — второй приз на конкурсе сценаристов «The Hartley-Merrill International Screening Competition» (США) (сценарий «Женское имя» / «Дневник его жены»)
• 2001 — номинация на премию «Ника» за лучшую сценарную работу (фильм «Дневник его жены»)
• 2003 — премия ТЭФИ в номинации Ток — шоу («Школа злословия»)
• 2004 — номинация на премию «Ника» за лучшую сценарную работу (фильм «Прогулка»)
• 2004 — номинация на премию «Золотой орёл» за лучший сценарий (фильм «Прогулка»)
• 2006 — приз за «Лучший дебют» на кинофестивале «Кинотавр» (фильм «Связь»)
• 2011 — приз «Золотая ладья» — 1 место в программе «Выборгский счёт» на фестивале «Окно в Европу» (фильм «Два дня»)
• 2012 — Главный приз «Бриллиантовый Феникс» на V Всероссийском кинофестивале актёров-режиссёров «Золотой Феникс» (фильм «Кококо»)
• 2012 — фестиваль «Амурская осень», Благовещенск — приз за Лучший сценарий — Авдотье Смирновой и Анне Пармас (фильм «Кококо»).
• 2012 — ХХ всероссийский кинофестиваль «Виват, кино России!», Санкт-Петербург:
  • приз За лучший сценарий — Авдотье Смирновой и Анне Пармас;
  • приз прессы — фильму «Кококо»;
  • приз зрительских симпатий  — фильму «Кококо».
• 2012 — премия «GQ Человек Года 2012» в номинации «Женщина года»
• 2012 — номинация на премию «Золотой орёл» за лучший фильм года (фильм «Два дня»)
• 2013 — номинация на премию «Ника» за лучший игровой фильм (фильм «Кококо»)

Критика

Игорь Манцов в журнале «Сеанс» отмечает, что Авдотья в своей сценарной работе для Алексея Учителя — «Дневник его жены» — отвечала на общественный запрос на художественные образы культурной модели. Дмитрий Быков в журнале «Сеанс» отмечает, что Смирнова в сценарии отражает «нечто более серьезное и внятное», нежели другие её коллеги. Алексей Гусев в том же журнале утверждает, что Авдотья — отменный сценарист, а техника короткой реплики это её конёк. Однако он отмечает, что при всём таланте нужен ещё и соответственный талант режиссёра, экранизирующего написанный сценарий, и называет Клода Соте как кандидата. Анна Сотникова в журнале «Афиша» рецензируя фильм Смирновой «Кококо» отмечает, что при просмотре складывается ощущение об аналогии с фильмом «Слуга» Джозефа Лоузи, но в отличие от него Авдотья демонстративно «отказывается от выводов и морали». С

Библиография

• Смирнова, А. А., Толстая, Т. Н. Кухня «Школы злословия». — 2004. — 360 с. — 15 000 экз. — ISBN 5-98793-005-7.
• Смирнова, А. А. Связь и другие киносценарии. — Сеанс, Амфора, 2006. — 352 с. — (Библиотека кинодраматурга). — 5000 экз. — ISBN 5-367-00171-8.
• Смирнова А. С. Ильин очень старался; Прыжки в высоту; Сценаристы // [www.litkubiki.ru/page.php?pageId=78 Литературные кубики: Художественно-публицистический альманах. № 2]. — М.: КАРО, 2006. — 526 с. — 5000 экз.
• Смирнова, А. А. С мороза. — Сеанс, Амфора, 2007. — 272 с. — (СтатьЯ). — 5000 экз. — ISBN 978-5-367-00379-6.
• Смирнова, А. А. По-любому // Книга, ради которой объединились писатели, объединить которых невозможно. — М.: Фонд помощи хосписам «Вера», 2009. — 480 с. — 45 400 экз. — ISBN 978-5-699-34548-9.

Ссылки

• [art.podfm.ru/3/ Дуня Смирнова в программе Севы Гаккеля].
• [seance.ru/author/smirnova Дуня Смирнова на сайте журнала «Сеанс»].
• [www.afisha.ru/personalpage/191553/?from_site=asearch Рецензии и статьи Дуни Смирновой на сайте журнала «Афиша»].
• [www.1tv.ru/sprojects_edition/si5756/fi34356 «У нас должен быть лишь один нацпроект – просвещение». Авдотья Смирнова отвечает на вопросы Владимира Познера]. 1tv.ru (17 ноября 2014). Проверено 20 ноября 2014.

Отрывок, характеризующий Смирнова, Авдотья Андреевна

В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.