Акт о единообразии

Акт о единообразии общественных молитв, совершения таинств, других обрядов и церемоний, а также об установлении формы посвящения епископов, священников и диаконов в Англиканской церкви (англ. An Act for the Uniformity of Publick Prayers; and Administration of Sacraments, and other Rites and Ceremonies: And for the establishing the Form of Making, Ordaining, and Consecrating Bishops, Priests, and Deacons in the Church of England) — название четырёх законов, принятых английским парламентом последовательно в 1549, 1552, 1559 и 1662 годах, установивших единую для Церкви Англии Книгу общих молитв и ставших основным инструментом для введения установленной Англиканской церкви. С рядом последующих изменений действует и в настоящее время.

Акт 1549 года

Необходимость Акта о единообразии обусловлена особым государственным характером Английской Реформации и возникшей в её результате Англиканской церкви. Акт о супрематии 1534 года установил обязательность участия всех английских подданных в богослужениях государственной церкви, главенство в которой принадлежало монарху. Соответственно все изменения в религиозной практике оформлялись актами парламента и подписывались королём, после чего становились обязательными для всех подданных королевства. Реформы Генриха VIII касались, в основном, форм управления Церковью и её имуществом, но слабо затрагивали богослужение. Ситуация изменилась в царствование его сына Эдуарда VI, при котором партия реформаторов утвердилась у кормила власти.

В 1549 году под руководством архиепископа Кентерберийского Томаса Кранмера была разработана первая Книга общих молитв, содержавшая чины литургии, утрени, вечерни, а также основных треб, переведённые с латинского на английский язык. Введение Книги общих молитв, заменившей все ранее существовавшие латинские богослужебные книги, было оформлено Актом о единообразии. Отмене подлежали не только господствовавший римский обряд, но и местные английские (сарумский, йоркский, линкольнский и проч). Предвидя сопротивление реформе, Акт устанавливал меры государственного принуждения. Так епископ или священник, отказавшийся совершать богослужение в соответствии с Книгой общих молитв или порицавший эту книгу, подлежал светскому суду присяжных, лишался годового дохода со своего бенефиция и подвергался заключению (за первое нарушение — на шесть месяцев, за второе — на один год, за третье — пожизненно). После Книги общих молитв введения в Корнуолле и Девоне вспыхнуло восстание, позднее жестоко подавленное королевскими войсками.

Формально Акт 1549 года не налагал никаких наказаний на мирян за приверженность отменённому римскому обряду, но, поскольку совершение клириками богослужений по старому чину было запрещено, миряне тоже были лишены возможности выбора. Введение первой Книги общих молитв вызвалo значительные волнения и даже восстания (в Уэльсе и юго-западной Англии). Хотя Эдуард VI своим указом и помиловал мятежников (кроме тех, кто к моменту издания указа находился в заключении), возникла необходимость государственного принуждения и мирян, что и было реализовано следующим Актом о единообразии.

Акт 1552 года

В 1552 году под руководством Томаса Кранмера была издана вторая Книга общих молитв, введение которой в богослужение было оформлено следующим Актом о единообразии. Вторая Книга общих молитв значительно изменяла порядок и смысл богослужений. Так, из литургии были изъяты все упоминания о бескровной жертве, исключены обращения к Богородице и святым, значительно изменён евхаристический канон. Столь решительные реформы требовали столь же значительных мер принуждения. Все наказания, налагаемые на клириков по Акту 1549 года, были сохранены, а на мирян были наложены схожие меры воздействия. Мирянин, склонявший или принуждавший клириков к совершению «дореформенного» богослужения, порицавший новый порядок богослужений или отказывавшийся в них участвовать, подлежал суду присяжных, штрафу (за первое нарушение - 100 марок, за второе − 400), а за третье нарушение полагалась конфискация имущества в пользу короны и пожизненное заключение. Единственным лицом в Англии, в доме которого было разрешено совершение «прежнего» богослужения, была старшая сестра короля Эдуарда VI Мария.

Столь значительное давление государства на религиозную совесть подданных привело к обратному результату. После смерти Эдуарда VI Мария, невзирая на попытки вельмож возвести на престол протестантку Джейн Грей, заняла трон и отменила Акт 1552 года. Было разрешено вернуться к богослужению, сложившемуся на момент кончины Генриха VIII, а затем Англиканская церковь воссоединилась с Римской Католической.

Акт 1559 года

Вступившая на престол после смерти Марии Елизавета I вновь восстановила Книгу общих молитв 1552 года, закрепив это решение Актом о единообразии 1559 года. Новый Акт дословно повторял наказания, налагавшиеся на несогласных священников и мирян предыдущим Актом 1552 года. В Акт было введено положение, обязывавшее всех английских подданных участвовать в воскресных богослужениях под угрозой штрафа в 12 пенсов. Меры, предусмотренные Актом, широко использовались в царствования Елизаветы I, Иакова I, Карла I для преследования католиков и протестантских диссентеров.

В 1643 году революционный Долгий парламент отменил Акт о единообразии и заменил епископскую форму управления пресвитерианской. В 1647 году было упразднено и официальное пресвитерианство, победившие индепенденты всячески противились установлению какой-либо государственной Церкви.

Акт 1662 года

Перед своей Реставрацией (1660 год) Карл II издал Бредскую декларацию, содержавшую, в том числе, и гарантию свободы вероисповедания. Тем не менее, уже в 1662 году официальная Англиканская церковь была восстановлена; издана новая Книга общих молитв, в основном повторявшая кранмеровскую Книгу 1552 года. Восстановление Англиканской церкви и её богослужения было закреплено Актом о единообразии 1662 года.

В соответствии с Актом все епископы и священники были обязаны 24 августа 1662 года (день святого Варфоломея) совершить богослужение в соответствии с Книгой общих молитв и торжественно объявить о своём принятии этой книги и подчинении (англ. conform) Акту. В дальнейшем все подчинившиеся клирики были обязаны совершать богослужение исключительно в соответствии с Книгой общих молитв (минимум 1 раз в месяц, в противном случае налагался штраф 5 фунтов). Все священнослужители, отказавшиеся подчиниться требования Акта и принять Книгу общих молитв, отстранялись от дальнейшего богослужения.

В период с момента издания Акта и до 24 августа 1662 года все священнослужители, ставшие таковыми в период Революции и не рукоположённые в соответствии с Книгой общих молитв, были обязаны принять рукоположение от англиканских епископов. После 24 августа 1662 года все священнослужители, не принявшие рукоположения в Англиканской церкви, отстранялись от дальнейшего богослужения, а за незаконное отправление богослужения наказывались штрафом в 100 фунтов.

В этот же период все священнослужители, представители гражданской власти, а также руководители и преподаватели университетов, колледжей, школ были обязаны клятвенно заявить о своём принятии Книги общих молитв и 39 статей. В противном случае виновные лишались своих должностей и доходов.

Дальнейшая судьба Акта 1662 года

Акт 1662 года открыл период, называющийся «великим гонением» на пуритан, отказавшихся подчиниться и получивших название «нонконформистов». 24 августа 1662 года, ставший для пуритан «Чёрным Варфоломеем», более 2 000 пуританских священнослужителей были изгнаны со своих кафедр. Нонконформисты игнорировали установленные официальные богослужения, собираясь в домах изгнанных священнослужителей или в дикой местности. Так как такие собрания были открытым вызовом Акту 1662 года, в последующие годы были изданы ужесточающие законы:

• «Акт о молельных собраниях» объявлял незаконными молитвенные собрания в количестве более 5 человек, проводившиеся не в стенах англиканских храмов,
• «Акт о пяти милях» запрещал лишённым должности священнослужителям проживать ближе 5 миль от места, где он ранее проповедовал.

Невзирая на репрессии, правительству Карла II не удалось сломить сопротивление нонконформистов. 15 марта 1672 года Карл II был вынужден издать «Королевскую декларацию об индульгенции», позволившую пуританским священнослужителям проповедовать при условии признания верховной власти короля. В следующем 1673 году под давлением парламента Карл II издал «Акт о присяге», лишивший католиков возможности воспользоваться индульгенцией 1672 года. Его преемник Иаков II пытался распространить условия индульгенции и на своих единоверцев — католиков, но его Декларация вызвала всеобщее недовольство и стала одной из причин Славной революции. Возвращение католикам их гражданским прав происходило постепенно в течение XVIII — XIX веков и завершилось в 1829 году. В этот же период происходило смягчение законодательства по отношению к диссентерам, начало которому положил Акт о веротерпимости 1689 года. В 1872 году британский парламент издал «Акт, дополняющий Акт о единообразии» (англ. Act of Uniformity Amendment Act). В XX веке с изданием альтернативных богослужебных книг в Церквах Англиканского сообщества Книга общих молитв перестала быть единственно разрешённой для богослужения. Номинально Акт о единообразии 1662 года действует и в настоящее время.

Источники

• [history.hanover.edu/texts/engref/er80.html Акт о единообразии 1559 года]
• [www.eskimo.com/~lhowell/bcp1662/intro/uniformity_1662.html Акт о единообразии 1662 года]
• [www.pravenc.ru/text/63966.html Акты о единообразии — статья в Православной энциклопедии]

Отрывок, характеризующий Акт о единообразии

– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.