Зейдан, Али

Али Зейдан علي زيدان<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Всеобщего Национального Конгресса Ливии
14 ноября 2012 года — 11 марта 2014 года
Президент:	Мухаммед аль-Макриф Джума Ахмад Атига (и.о.) Нури Абусамэйни (Председатели ВНК)
Предшественник:	Абдель Рахим аль-Киб
Преемник:	Абдалла Абдуррахман ат-Тани (и.о.)
Вероисповедание:	суннизм
Рождение:	15 декабря 1950(1950-12-15) (73 года) Ваддан, Территория Феццан
Партия:	Национальная партия за развития и социального обеспечения
Образование:	Университет Джавахарлала Неру

Али Зейдан (араб. علي زيدان‎; род. 15 декабря 1950) — ливийский политик и дипломат. Премьер-министр страны с 14 октября 2012 года по 11 марта 2014 года.

Биография

Али Зейдан сделал дипломатическую карьеру, являлся бывшим официальным представителем Переходного национального совета в странах Евросоюза и членом Ливийской лиги прав человека. Более 30 лет он провел в изгнании и считался один из наиболее ярых противников прежних властей. Он вошёл в созданный в 1981 году и объединивший зарубежную оппозицию Национальный фронт за спасение Ливии (ныне Партия Национальный фронт) через год после того, как откололся от режима Муаммара Каддафи, будучи сотрудником посольства Джамахирии в Индии.

Пост премьер-министра

Был избран на пост премьер-министра Всеобщим национальным конгрессом 14 октября 2012 года, и приступил к исполнению обязанностей 31 октября, когда конгресс утвердил кабинет правительства во главе с Зейданом. Таким образом, был преодолен политический кризис, вызванный неспособностью предыдущего избранного премьер-министра сформировать правительство, устраивающее Конгресс.

Похищение

Утром 10 октября 2013 года стало известно, что группировка «Оперативная сеть ливийских революционеров» похитила премьер-министра Ливии Али Зейдана. Он был выведен вооружёнными людьми из отеля «Corinthian» в Триполи, и увезён в неизвестном направлении. Также были увезены двое его телохранителей. Телеканал «Аль-Арабия» показал кадры, на которых видно, как Зейдана в мятой серой рубашке с порванным воротничком выводят из отеля вооружённые мужчины в штатском. Позже представитель «Оперативной сети ливийских революционеров» заявил, что Зейдан был «арестован по требованию прокуратуры в соответствии с ливийским уголовным кодексом за преступления, наносящие ущерб государству и его безопасности». «Оперативная сеть ливийских революционеров» позиционирует себя исполнителем распоряжений министерства обороны и министерства внутренних дел Ливии.

В тот же день Али Зейдан был отпущен на свободу. Агентство Рейтер сообщило, что причиной задержания Зейдана стало заявление госсекретаря США Джона Керри о задержании Анаса аль-Либи, после того, как он сказал, что ливийское правительство было в курсе американской операции».

Вотум недоверия

11 марта 2014 года Всеобщий национальный конгресс вынес вотум недоверия Али Зейдану. Временно исполняющим обязанности премьер-министра назначен министр обороны Абдалла Абдуррахман ат-Тани. Преемник Зейдана на посту главы правительства страны будет выбран в течение 15 дней. По словам члена конгресса Аля аль-Макрифа «поводов для увольнения Зейдана было более чем достаточно. Большую роль в его отставке сыграл и инцидент с северокорейским танкером, наполнившим нефть в порту Эс-Сидр. Правительство обещало, что воспрепятствует его заходу в ливийские воды, однако не сдержало своего слова». Однако главным стала неспособность правительства обеспечить безопасность, прежде всего на востоке страны, в городах Бенгази и Дерна. Генеральная прокуратура Ливии объявила, что Зейдана подозревают в причастности к коррупции и другим нарушениям. До окончания расследования, говорится в заявлении генпрокуратуры, бывшему главе правительства запрещено покидать пределы страны.

Причины

8 марта выступающие за автономию Киренаики боевики, заявили, что начали торговать нефтью. В этот же день в контролируемый ими порт Эс-Сидр зашёл танкер «Morning Glory» под флагом КНДР, в который начался залив нефти. Власти Ливии пригрозили при помощи авиации уничтожить танкер, если судно попытается покинуть порт. На дажу нефти прореагировали и власти США. В заявлении представителя Госдепартамента Джен Псаки говорится, что «США глубоко обеспокоены сообщениями о том, что судно Morning Glory загружает незаконно полученную нефть в ливийском порту Эс-Сидра. Эти действия противоречат закону и приравниваются к краже». По её словам, нефть, которая используется при загрузке, принадлежит Национальной нефтяной корпорации Ливии (Libyan National Oil Company) и её партнёрам по совместным предприятиям, среди которых есть и американские компании: «Все продажи нефти без разрешения этих сторон подвергают покупателей риску быть привлеченными к гражданско-правовой ответственности, штрафным и другим санкциям». Сообщалось, что боевики наполнили танкер нефтью на 30 миллионов долларов. Вечером 10 марта Зейдан выступил с заявлением о том, что танкер был перехвачен ВМФ страны и конвоируется в контролируемый властями порт. Однако позже командование военно-морскими силами опровергло эту информацию. Согласно последним данным, публикуемым ливийскими СМИ, груженное нефтью судно благополучно покинуло территориальные воды Ливии, воспользовавшись непогодой. 13 марта в государственных структурах КНДР заявили, что страна не имеет отношения к танкеру «Морнинг Глори», так как он был арендован египетской компанией, а позже регистрацию судна аннулировали.

Бегство

Через несколько часов после объявления вотума недоверия, Али Зейдан был обнаружен за границей, причём ему ранее запретили покидать территорию Ливии. Премьер-министр Мальты Джозеф Мускат заявил, что вечером 11 марта самолёт Зейдана остановился на дозаправку на территории острова. Затем Зейдан отправился в «другую европейскую страну», не уточнив, куда именно. Мускату удалось пообщаться с Зейданом по телефону. Позже, Али Зейдан попросил политического убежища в Германии. Все необходимые бумаги Зейдан оформил по прибытии в Дюссельдорф, откуда он уехал в неизвестном направлении. А в Ливии против Зейдана возбудили уголовное дело о коррупции. В интервью французским журналистам, Зейдан заявил, что вотум недоверия был сфальсифицирован, а обвинения его правительства в коррупции несостоятельны.

Ссылки

• [www.bbc.co.uk/russian/international/2014/03/140311_libya_pm_sacked_nkorea_tanker.shtml Премьер Ливии уволен из-за танкера под флагом КНДР]

Отрывок, характеризующий Зейдан, Али

Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.