Кадыров, Ахмат Абдулхамидович

Ахмат-Хаджи Абдулхамидович Кадыров Ӏабдулхьамидан кӀант Кадыров Ахьмад-Хьаьж<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Чеченской Республики
5 октября 2003 года — 9 мая 2004 года
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Алу Дадашевич Алханов
Глава временной администрации Чеченской Республики
12 июня 2000 года — 5 октября 2003 года
Предшественник:	Якуб Илесович Дениев (и. о.)
Преемник:	должность упразднена
Муфтий Чеченской Республики Ичкерия
1995 год (и. о. с сентября 1994 года) — 22 августа 2000 года
Предшественник:	Мухаммад Хусейн-хаджи Алсабеков
Преемник:	Ахмад-хаджи Шамаев (в ЧР) Бай-Али Тевсиев (в ЧРИ, с 10.10.1999)
Вероисповедание:	Ислам, суннитского толка
Рождение:	23 августа 1951(1951-08-23) Караганда, Казахская ССР, СССР
Смерть:	9 мая 2004(2004-05-09) (52 года) Грозный, Чечня, Россия
Место погребения:	село Центарой
Отец:	Абдулхамид Кадыров (1920—2008)
Супруга:	Аймани Нисиевна Кадырова
Дети:	сыновья: Зелимхан и Рамзан дочери: Зарган и Зулай
Образование:	1) Ташкентский Исламский институт 2) Институт управления и бизнеса Махачкалы
Учёная степень:	Кандидат политических наук
Награды:

Ахма́т-Хаджи Абдулхами́дович Кады́ров (чеч. Ӏабдулхьамидан кӀант Кадыров Ахьмад-Хьаьж, 23 августа 1951 года, Караганда — 9 мая 2004 года, Грозный) — чеченский религиозный и государственный деятель. Первый Президент Чеченской Республики. Ранее несколько лет занимал должность муфтия непризнанной Чеченской Республики Ичкерия. После начала Второй чеченской войны перешёл на сторону России.

Биография

Происхождение, ранние годы

Родился в городе Караганда, Казахской ССР, куда его семья была выслана в 1944 году. Принадлежал к тейпу Беной. Являлся представителем наиболее распространенного в Чечне вирда (религиозного братства) кунтахаджинцев из суфийского тариката Кадирийа.

В апреле 1957 года семья Кадыровых возвратилась в Чечено-Ингушскую АССР, в село Центарой Шалинского района (ныне в Курчалоевском районе).

Юность

В 1968 году окончил Бачиюртовскую среднюю школу. В том же году прошёл учёбу на курсах комбайнера в станице Калиновская Наурского района.

С 1969 по 1971 год работал в рисоводческом совхозе «Новогрозненский» Гудермесского района.

В 1971 году уехал из Чечено-Ингушской АССР на заработки, работал в строительных организациях в Нечерноземье и Сибири по 1980 год.

5 октября 1976 года в селении Центарой у 25-летнего Ахмата Кадырова родился сын Рамзан.

Религиозное образование и карьера (1980—1991)

В 1980 году по направлению Гудермесской соборной мечети 29-летний Кадыров отправился в Узбекскую ССР, где поступил в Бухарское медресе Мир-Араб. Через два года он окончил медресе.

Зелимхан Яндарбиев заявлял: «Кадыров с 1981 года, когда в Чечне и молиться было запрещено, сотрудничает с КГБ! Мы узнали об этом в 1996 году, когда шамилёвская бригада захватила Грозный и архив КГБ, но не сразу с ним разобрались. Хотя я и тогда чувствовал: неспроста он поднимает разговоры про вред ваххабитов. Я тогда его обругал и предупредил».

В 1982 году уехал в Ташкент, где поступил в Ташкентский исламский институт. Обучался там с 1982 по 1986 год.

После исламского института возвратился в Гудермес, где стал заместителем имама Гудермесской соборной мечети. Работал заместителем имама по 1988 год.

В 1989 году в селе Курчалой Шалинского района основал первый на Северном Кавказе Исламский институт и в течение года являлся его ректором.

В 1990 году выехал в столицу Иордании Амман, где поступил на шариатский факультет (англ. Faculty of Shari'a (Islamic Studies)) Иорданского университета (англ. University of Jordan).

Приход к власти Дудаева и период до первой чеченской войны (1991—1994)

8 июня 1991 года на II сессии ОКЧН Дудаев провозгласил независимость Чеченской Республики Ичкерия. В связи с этими событиями Ахмат Кадыров в 1991 году прервал обучение и возвратился в Чечню. Сразу после вооружённого захвата власти Дудаевым и чеченскими националистами осенью 1991 года Кадыров стал активным деятелем духовного управления (Муфтията) Чеченской Республики.

В 1993 году — назначен заместителем муфтия ЧРИ. Одновременно принимал участие в военных действиях против федеральных войск, поддерживая идею джихада. В качестве нового духовного лидера Ичкерии Кадыров объявил джихад России.

В сентябре 1994 года Кадыров стал исполняющим обязанности муфтия ЧРИ, после того как Саид-Ахмед Алсабеков (Мухаммад Хусейн Алсабеков) в самый разгар войны отказался от джихада, за что был объявлен дезертиром и по приговору шариатского суда подвергнут палочной экзекуции. Кадырова рекомендовали Дудаеву полевые командиры Шамиль Басаев и Руслан Гелаев. Тогда же Кадыров объявил России джихад (прекращённый позже в связи с Хасавюртовскими соглашениями).

Впервые джихад был объявлен в конце 1994 года тогдашним муфтием Алсабековым. В ту пору я работал у него заместителем и свято верил в то, что передовые умы чеченского народа провозгласили независимую республику и что Россия, вводя свои войска, хочет подавить эту независимость. Не углубляясь в тогдашнюю политическую ситуацию, не анализируя, что случилось при власти Завгаева, я вскоре после того, как Алсабеков уехал из Чечни, продолжил объявленный им джихад.

Первая чеченская война (1994—1996)

В 1995 году Кадыров был избран муфтием Чечни.

В 1995 году 24 марта состоялся съезд при участии всех чеченских генералов — Яндарбиева, Басаева, Масхадова, где мне предложили возглавить духовную линию республики.

В апреле 1995 года состоялся конгресс чеченского народа в Шатое. Там я именем Аллаха поднял всех на военные действия. Вместе с людьми дал клятву не жалеть на этой войне ни себя, ни своего состояния. Стоять до конца. Так я утвердил джихад.

21 апреля 1996 года российскими войсками был убит Джохар Дудаев. Его сменил Аслан Масхадов. После гибели президента самопровозглашённой и непризнанной мировым сообществом Ичкерии Дудаева, Кадыров долгое время поддерживал Масхадова.

Ахмат Кадыров участвовал в военных действиях в рядах ичкерийских войск против российских войск до 1996 года. Был награждён орденом Ичкерии «Честь нации».

31 августа 1996 года представителями России (секретарь Совета Безопасности Александр Лебедь) и Ичкерии (Аслан Масхадов) в городе Хасавюрте (Республика Дагестан) были подписаны соглашения о перемирии. Российские войска полностью выводились из Чечни, а решение о статусе республики было отложено до 31 декабря 2001 года.

Межвоенные годы, борьба с ваххабизмом

См. также: Межвоенный кризис в Чечне

25 июля 1998 года инициировал проведение Конгресса мусульман Северного Кавказа. Участники конгресса осудили ваххабизм.

В 1998 году я понял, что заблуждался. Дело в том, что я был противником введения шариатского правления в республике. И противником распространения ваххабизма.

26 октября 1998 года в Грозном было совершено неудачное покушение на Кадырова.

В июне 1999 года, пользуясь слабостью Масхадова, Кадыров на волне антиваххабизма предпринял попытку подчинить себе все силовые структуры Чечни. На тайном совещании, где присутствовали практически все руководители силовых структур, Кадыров был избран военным амиром. В соответствии с шариатскими законами амир должен был стать главой государства после устранения светского президента. Тогда верность Масхадову сохранили лишь командир национальной гвардии Магомед Хамбиев и министр внутренних дел Айдамир Абалаев. Тем не менее попытку переворота Масхадову удалось пресечь^[как?].

С началом Второй чеченской войны Кадыров сыграл ключевую роль в мирной передаче большинства сел и городов Гудермесовского района Чечни под контроль федеральных сил. В сентябре-октябре 1999 года Кадыров заявил о готовности выступить против ваххабитов с оружием в руках и вместе с полевыми командирами братьями Ямадаевыми объявил Гудермесовский и Курчалоевский районы Чечни «территорией, свободной от ваххабизма», отказался участвовать в новой войне с федеральными войсками РФ.

10 октября 1999 года указом президента ЧРИ А. Масхадова Ахмат Кадыров был снят с должности муфтия с мотивировкой: «враг чеченского народа», который «подлежит уничтожению». Кадыров указ не признал и объявил о неподчинении президенту ЧРИ.

Масхадов не имел права меня снимать, я был избранный муфтий. Это могли сделать только имамы районов. Он издал указ президента, что снимает меня за то, что я предал ислам. Что я тогда, по Масхадову, только не предал, кроме него самого. На одной из наших встреч он снова предложил мне провозгласить джихад. Я отказался. «Басаев — бандит, я — муфтий. Бандитская война — это не джихад, и я не могу брать на себя такую ответственность, потому что отвечаю перед Аллахом». Но тогда я сделал ему предложение. «Аслан, — сказал я ему, — у тебя остался один шанс из тысячи. Ты должен издать указ президента Ичкерии, которым запретишь на территории Чечни ваххабизм, вышлешь всех иностранцев во главе с Хаттабом и разжалуешь Басаева с возбуждением против него уголовного дела. С этим документом мы будем ходить по всему миру и кричать, что сами хотели справиться с бандитами. И что Россия искала повод, чтобы ввести войска в Чечню».

«Хорошо, — сказал он, — а есть гарантии, что российские войска не войдут в Чечню?»

— «Гарантий никаких нет, но есть шанс». Он мне не поверил. Через месяц издал указ. Обязанности муфтия Масхадов передал одному из своих преданных имамов и тот повторно провозгласил джихад.

Глава администрации Чечни

16 марта 2000 года выступил за введение прямого президентского правления в Чечне на период до новых выборов президента ЧР.

12 июня Указом Президента Российской Федерации назначен Главой Администрации Чеченской Республики (ЧР). Вступил в эту должность 20 июня, а 22 августа сложил с себя полномочия муфтия Чечни.

В 2001 году окончил экономический факультет Института управления и бизнеса (Махачкала).

Летом 2001 года подписал распоряжение, которое запретило деятельность в Чечне религиозных организаций, исповедующих ваххабизм.

В 2003 году защитил диссертацию на соискание учёной степени «Кандидат политических наук».

Президент Чечни

5 октября 2003 года избран президентом ЧР (за него проголосовали 80,84 % избирателей). 19 октября 2003 года вступает в должность президента ЧР.

Гибель

Утром 9 мая 2004 года Ахмат Кадыров и все высшие руководители Чеченской Республики, командующий Объединённой группировкой войск по проведению контртеррористической операции на территории Северо-Кавказского региона Валерий Баранов, другие представители командования Вооружённых Сил России собрались на трибуне для почётных гостей на стадионе «Динамо» в Грозном, где проходил концерт по случаю Дня Победы.

Президент безоговорочно верил своему окружению, он даже не допускал к организации своей охраны сотрудников ФСБ — им глава республики доверял меньше, чем своим бойцам. Однако, как показали события, охранники президента оказались не на высоте. Толкаться с грозным видом с автоматами наперевес рядом с президентом — этого недостаточно для обеспечения надёжной охраны

— отмечал в интервью журналу «Власть» (24.05.2004) бывший в 2001—2002 годах начальником УВД Чечни Саид-Селим Пешхоев.

Министр внутренних дел Чечни Руслан Алханов, который в роковой час находился рядом с Кадыровым (был начальником его охраны) и был ранен, в 2011 году вспоминал:

На жизнь Ахмата Кадырова множество раз покушались, а он всегда относился к этому спокойно и лишь повторял, что на всё воля Всевышнего, и что, если ему суждено умереть, то никакие щиты его не спасут, а если суждено жить, то, сколько бы на его жизнь ни покушались, он будет жить».

В 10:35 произошёл теракт — на центральной трибуне стадиона сработало взрывное устройство. По данным генерал-полковника В. Баранова, взрывчатка была заложена заранее, при реконструкции стадиона; в день праздника, работали подавители радиосигналов, но подрыв был произведён по проводам. Согласно официальным данным семь человек погибли, более 50 получили ранения. Кадыров был тяжело ранен и умер по дороге в больницу, не приходя в сознание. Тогда же погиб председатель Госсовета Чеченской Республики Хусейн Исаев.

По Кадырову в Чечне был объявлен трёхдневный траур, погибшего президента похоронили 10 мая в его родовом селении Центарой.

15 июня 2006 года сайтом чеченских сепаратистов «Кавказ-центр» было распространено заявление Шамиля Басаева, в котором тот взял на себя ответственность за теракт. Согласно тому же заявлению, исполнителям было уплачено 50 тыс. долларов.

Семья

С 1970 года был женат на Аймани (род. 4 августа 1953). Сыновья — Зелимхан (1974 — 31 мая 2004) и Рамзан (род. в 1976), дочери — Зарган (род. в 1971) и Зулай (род. в 1972).

Младший сын Ахмата Кадырова Рамзан Кадыров — российский государственный и политический деятель, с февраля 2007 года Президент Чеченской Республики (ныне Глава Чеченской Республики).

Акции по увековечению памяти

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• В июне 2004 имя Ахмата Кадырова получила школа в Центарое (10 мая 2004 года Президент России Владимир Путин подписал указ об увековечении памяти Ахмата Кадырова, в котором предписано присвоить его имя школе, в которой обучался Ахмат Кадыров).
• 20 июля 2004 года в городе Гудермесе состоялась церемония открытия детской площадки имени Ахмата Кадырова.
• 17 августа 2004 года в Москве в Южном Бутово (Юго-Западный административный округ) именем Ахмата Кадырова была названа новая улица.
• 23 августа 2004 года в Ачхой-Мартане и Гудермесе установлены первые памятники покойному президенту.
• 20 августа 2005 года памятник Ахмату Кадырову высотой 10 м работы Зураба Церетели установлен в Грозном на площади Ахмата Кадырова. Кроме того, в Грозном имеются и другие памятники А. А. Кадырову.
• 27 ноября 2005 года в Центарое открыта мечеть, построенная на средства общественного фонда имени Ахмата Кадырова.
• В декабре 2005 года вновь избранный парламент Чечни предложил в честь Ахмата Кадырова переименовать столицу Чечни, назвав её Ахматкала (дословно: Город Ахмата). Предложение было впоследствии отозвано.
• 17 октября 2008 года в Грозном состоялось торжественное открытие мечети имени Ахмата Кадырова.
• В Чечне часто проводятся культурные мероприятия, посвящённые памяти первого Президента Чеченской Республики, Героя России Ахмат-Хаджи Кадырова.
• В селе Бено-Юрт именем Кадырова назван детский сад, в Наурском районе — строительная бригада, в селе Центарой — Кадетский корпус, в Грозном — гимназия.
• В Ростове-на-Дону по инициативе губернатора Ростовской области Владимира Чуба теплоход компании «Донречфлот» назван именем Ахмата Кадырова.
• В Израиле местный совет селения Абу-Гош назвал одну из улиц в честь Ахмата Кадырова. На этой улице 23 марта 2014 года была открыта мечеть «имени первого президента Чеченской Республики Героя России Ахмата Хаджи Кадырова», одна из самых крупных в Израиле.
• Улица в с. Бамматюрт, Хасавюртовского района Республики Дагестан..

Награды и звания

• 22 ноября 2001 года — указом президента Российской Федерации Владимира Путина награждён орденом Дружбы.
• 10 мая 2004 года — указом президента Российской Федерации Владимира Путина присвоено звание Героя России (посмертно).
• 20 августа 2005 года — указом президента Чеченской республики Алу Алханова награждён медалью «За заслуги перед Чеченской республикой» посмертно.

Цитаты

• 2003—2004 гг., на вопрос журналиста: «Правда ли, что вы раньше сказали, что каждый чеченец должен убить 150 русских, чтобы попасть в рай?», Кадыров ответил:

— Нет, я говорил в 95-96 году, я призывал чеченцев убивать столько, сколько вы можете. Я не говорил 100, 150, 200, я говорил «сколько можете». Я тогда призывал к джихаду, так что это тоже не секрет, но 150 я не говорил.

Русский вестник:

В газетах уже писали, что соотношение 1:150 не случайно: чечен на Кавказе и в диаспоре насчитывается примерно 1 млн, русских 150 млн человек. Кадыров фактически призывал чечен к геноциду русских.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=2936 Кадыров, Ахмат Абдулхамидович]. Сайт «Герои Страны».

• [www.kadirov.ru/ Сайт памяти Ахмата-Хаджи Кадырова] — биография, интервью, фото, воспоминания

Отрывок, характеризующий Кадыров, Ахмат Абдулхамидович

На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.