Бенгальский султанат
Поделись знанием:
К:Появились в 1352 годуК:Исчезли в 1576 году
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
| Бенгальский султанат | ||||
| শাহী বাংলা شاهایبنگله | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
 Территория султаната в 1500 году | ||||
| Столица | Гаур, Сонаргаон, Пандуа | |||
| Форма правления | Монархия | |||
| Султан | ||||
Бенгальский султанат — государство, существовавшее в XIV—XVI веках на территории Бенгалии.
Содержание
Первое независимое государство
Во времена Делийского султаната мусульманские правители Бенгалии, номинально признавая зависимость от Дели, чеканили своё имя на монетах, на собственный страх и риск совершали набеги на соседние территории, и лишь время от времени отправляли дань султану. Согласно историку Барани, все правители Лакхнаути, пользуясь отдалённостью от столицы, восставали; проявлял непокорность и народ этой области. Поэтому Лакхнаути называли «Булгакпур» («Мятежный город»).
Когда к власти в Дели в 1265 году пришёл султан Гийас уд-Дин Балбан, то ему удалось сместить мятежного наместника Бенгалии Туграл Туган-хана и назначить на его место своего сына Махмуда Бугра-хана, но тот тоже стал независимым правителем (по-видимому, ещё при жизни отца). Когда в 1287 году Балбан умер, султаном короновали Муизз ад-дин Кай-Кубада, сына Бугра-хана. Сам Бугра-хан провозгласил себя султаном в Бенгалии под именем Насир ад-дина Мухаммада Бугра-хана. В 1288 году Бугра-хан двинул войска против сына, но военного столкновения не произошло: дойдя до Айодхьи, Бугра-хан получил фактическое признание своей независимости в качестве властителя Бенгалии, и покинул владения сына.
Бугра-хан и его наследник правили Бенгалией до 1301 года, затем власть захватил некий узурпатор, правивший под именем Шамс ад-дина Фируз-шаха до 1322 года. После смерти Фируз-шаха в Бенгалии началась смута и в 1324 году её захватил султан Дели Гийас ад-дин Туглак-шах I.
Второе независимое государство
В 1338 году Фахр ад-дин Мубарак-шах провозгласил себя независимым от Дели султаном в Сонаргаоне и правил этой частью Бенгалии вплоть до своей смерти в 1350 году[1] (по другим данным, в 1349[2]). В 1339 году власть в Лакхнаути захватил ариз-и-мумалик Али Мубарак, провозгласивший себя султаном под именем Ала ад-дин Али-шах[3]. После его смерти в 1342 году, его сводный брат Шамс ад-дин Ильяс-шах провозгласил себя султаном Лакхнаути и начал завоёвывать окрестные земли. В 1352 году он провозгласил себя султаном Бенгалии. В 1353 году делийский султан Фируз-шах III Туглак пошёл на него карательным походом. Ильяс-шах без боя отступил в крепость Экдала. Фируз-шах осадил Экдалу, но не смог взять её приступом и, после двухмесячной осады, был вынужден удалиться в Дели, а Ильяс-шах вновь занял всю Бенгалию.
 |
Гангаридаи, Ванга, Пундра, Сухма, Анга, Харикела |
Шашанка, Манава |
Пала, Сена |
Бенгальский султанат, Дева Мухаммад Хилджи, Раджа Ганеша |
Пратападитья, Раджа Ситарам Рай Баро-Бхуян |
Наваб Бенгалии, Уоррен Гастингс, Заминдар, Голод в Бенгалии (1769—1773) |
Реформация индуизма, Бенгальское Возрождение Вивекананда, Джагдиш Чандра Бос, Рабиндранат Тагор, Субхаш Чандра Бос |
Второй раздел Бенгалии, Война за независимость Бангладеш Муджибур Рахман, Джьоти Басу |
Потомки Ильяс-шаха правили Бенгалией до 1415 года, когда их сверг Раджа Ганеша, основавший индуистскую династию. В 1437 году потомки Ильяс-шаха вернули себе власть.
В 1486 году абиссинская дворцовая охрана (хабши) организовала переворот, и основала абиссинскую династию Хабши, в которой за восемь лет сменилось четыре султана. Абиссинская династия оказалась непопулярной и неустойчивой, в 1494 году после дворцового переворота и кровавой междоусобицы султаном стал Ала ад-дин Хусайн-шах, который блистательно правил около 25 лет. В 1534 году его потомок, Гийас ад-дин Махмуд-шах был разбит Шер-шахом, полководцем афганского происхождения. Покорив Бенгалию, Шер-шах повернул на Дели и, разбив султана Хумаюна, вскоре захватил весь Делийский султанат; Бенгальский султанат стал частью империи.
Третье независимое государство
Когда в 1554 году в Дели умер Ислам-шах, наместник Бенгалии Мухаммад-хан Сури провозгласил независимость, и принял тронное имя Шамс ад-дин Мухаммад-шах. Однако уже через десять лет власть в Бенгалии захватила афганская династия Каррани, которая правила в вассальной зависимости от Империи Великих Моголов. Когда в 1576 году Дауд-хан Каррани был казнён, Бенгалия перешла под прямое управление Великих Моголов.
Султаны Бенгалии
- Разные династии
- 1301—1322 гг. Шамс ад-дин Фируз-шах[6]
- 1322—1328 гг. Гийас ад-дин Бахадур-шах I[7]
- 1338—1350 гг. Фахр ад-дин Мубарак-шах (правил в Сонаргаоне)[1][2]
- 1339—1342 гг. Ала ад-дин Али-шах (правил в Лакхнаути)[3]
- 1342—1358 гг. Шамс ад-дин Ильяс-шах (до 1352 года правил в Лакхнаути, затем стал султаном всей Бенгалии)[8]
- 1358—1390 гг. Сикандар-шах I[9]
- 1481—1481 гг. Сикандар-шах II[10]
- 1487—1488 гг. Гийас ад-дин Бабрак-шах
- 1488—1490 гг. Сайф ад-дин Фируз-шах
- 1490—1490 гг. Кутб ад-дин Махмуд-шах
- 1490—1494 гг. Шамс ад-дин Музаффар-шах
- 1494—1519 гг. Ала ад-дин Хусайн-шах[11]
- 1519—1533 гг. Насир ад-дин Нусрат-шах
- 1533—1533 гг. Ала ад-дин Фируз-шах II
- 1533—1538 гг. Гийас ад-дин Махмуд-шах[12]
- 1554—1555 гг. Шамс ад-дин Мухаммад-шах[13]
- 1555—1561 гг. Гийас ад-дин Бахадур-шах II, сын Мухаммад-шаха[13]
- 1561—1563 гг. Гийас ад-дин Джалал-шах, сын Мухаммад-шаха[13]
- 1563—1563 гг. сын Джалал-шаха[13]
- 1563—1564 гг. Гийас ад-дин Бахадур-шах III[14][13]
- 1564—1566 гг. Тадж-хан[14]
- 1566—1572 гг. Сулайман-хан[15]
- 1572—1572 гг. Баязид-хан[16]
- 1572—1576 гг. Дауд-хан[17]
Напишите отзыв о статье "Бенгальский султанат"
Примечания
- ↑ 1 2 Iqtidar Alam Khan, 2008, p. 61.
- ↑ 1 2 Muazzam Hussain Khan. [www.banglapedia.org/HT/F_0007.htm Fakhruddin Mubarak Shah]// Банглапедия (Online)
- ↑ 1 2 Shamsuddin Ahmed. [www.banglapedia.org/HT/A_0194.htm Alauddin Ali Shah]// Банглапедия (Online)
- ↑ Muhammad Ansar Ali. [www.banglapedia.org/HT/B_0734.htm Bughra Khan]// Банглапедия (Online)
- ↑ Muhammad Ansar Ali. [www.banglapedia.org/HT/R_0323.htm Ruknuddin Kaikaus]// Банглапедия (Online)
- ↑ Shamsuddin Ahmed. [www.banglapedia.org/HT/S_0337.htm Shamsuddin Firuz Shah]// Банглапедия (Online)
- ↑ Muazzam Hussain Khan. [www.banglapedia.org/HT/G_0125.htm Ghiyasuddin Bahadur Shah]// Банглапедия (Online)
- ↑ Shamsuddin Ahmed. [www.banglapedia.org/HT/I_0026.htm Iliyas Shah]// Банглапедия (Online)
- ↑ [www.banglapedia.org/HT/S_0461.htm Sikandar Shah]// Банглапедия (Online)
- ↑ Shamsuddin Ahmed [www.banglapedia.org/HT/S_0462.htm Sikandar Shah II]// Банглапедия (Online)
- ↑ [www.banglapedia.org/HT/H_0258.htm Husain Shah]. Банглапедия (Online)
- ↑ [www.banglapedia.org/HT/G_0127.htm Ghiyasuddin Mahmud Shah]. Банглапедия (Online)
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.historyfiles.co.uk/KingListsFarEast/IndiaBengal.htm Far East Kingdoms. South Asia. Suri Dynasty / Muhammed Shahi Dynasty]
- ↑ 1 2 [www.banglapedia.org/HT/K_0124.htm Karrani Rule]. Банглапедия (Online)
- ↑ [www.banglapedia.org/HT/S_0674.htm Sulaiman Karrani]. Банглапедия (Online)
- ↑ [www.banglapedia.org/HT/B_0408.htm Bayazid Karrani]. Банглапедия (Online)
- ↑ [www.banglapedia.org/HT/D_0084.htm Daud Khan Karrani]. Банглапедия (Online)
Источники
- Khan, Iqtidar Alam. [books.google.ru/books?id=pzZFUcDpDzsC&pg=PA44&dq=sultan+of+Kalpi&hl=ru&sa=X&ei=sVsDVI-AKOu_ygOX2IHYBA&ved=0CJwBEOgBMBE#v=onepage&q&f=false Historical Dictionary of Medieval India]. — Scarecrow Press, Inc., 2008. — ISBN 978-0-8108-5503-8.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи по истории желательно?:
|
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Бенгальский султанат
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
