Суриды

Государство Суридов
د سوریانو ټولواکمني
← 1539 — 1555 →
Султанат Суридов при Шер-шахе (1540—1545) (территория обозначена зелёным)
Столица	Дели
Язык(и)	Пушту, хинди
Религия	Ислам суннитского толка
Денежная единица	Рупия
Форма правления	Монархия
Династия	Суриды
Султан
- 1539—1545	Шер-шах
- 1545—1554	Ислам-шах
- 1554—1554	Фируз-шах IV
- 1554—1555	Мухаммад Адил-шах
- 1555—1555	Ибрахим-шах III
- 1555—1555	Сикандар-шах III

К:Появились в 1539 годуК:Исчезли в 1555 году

Династия Суридов или Сури (пушту د سوریانو ټولواکمني‎) — средневековая мусульманская династия правителей Северной Индии пуштунского происхождения (1539—1555), основанная бихарским военачальником Шер-ханом, последняя династия Делийского султаната.

Происхождение династии

Династия Суридов происходила из пуштунского племени сур, переселившегося в Индию из Афганистана во время правления делийского султана Бахлул-хана Лоди (1451—1489). Один из предводителей племени, Хасан-хан ибн Ибрахим-хан Сури, получил в тот период от правителя Джаунпура Джамал-хана в джагир города Сасарам, Хаспур и Танд.

Сын Хасан-хана Фарид-хан Сури получил образование в Джаунпуре, после чего по поручению отца занялся управлением и благоустройством его джагира, в чём весьма преуспел. В 1522 году Фарид-хан ибн Хасан-хан поступил на службу к афганскому правителю Бихара Бахар-хану Лохани, от которого Фарид-хан за преданность и отвагу получил титул Шер-хан (точнее, Шир-хан — «Лев-повелитель»). После битвы при Панипате в 1526 году Шер-хан Сури перешел на службу к Бабуру и в 1528 году при его поддержке отнял у своих сводных братьев джагир своего покойного отца.

После смерти Бахар-хана Лохани в 1529 году Шер-хан Сури становится опекуном его малолетнего сына и наследника Джалал-хана, сосредоточив тем самым в своих руках власть над Бихаром. В 1530 году он захватывает крепость Чунар вместе с хранившейся в ней казной династии Лоди (около 900 000 рупий).

Недовольство верхушки племени лохани возросшей властью Шер-хана Сури в Бихаре привело к тому, что в 1533 году вожди лохани вступили против него в союз с бенгальским султаном Гияс-ад-дин Махмуд-шахом, к которому вскоре сбежал несовершеннолетний Джалал-хан Лохани. В 1534 году Шир-хан разбил коалиционные бенгальско-лоханийские войска у Сураджгарха на берегу реки Киул. Эта победа полностью устранила с политической сцены племя лохани и сломила военную мощь Бенгалии, а Шер-хан Сури стал фактически независимым правителем Бихара и значительной части Бенгалии. Под его знаменами собираются афганские племена, недовольная властью Великих Моголов.

В 1535 году Шер-хан захватил бенгальские территории до Бхагалпура, в 1537 году осадил и 6 апреля 1538 года взял столицу Бенгалии город Гаур. Махмуд-шах бежал к Великому моголу Хумаюну, который вскоре во главе внушительного войска вторгся в Бенгалию и овладел Гауром. Шер-хан Сури отступил в Бихар и заперся в крепости Рохтас.

Возвышение династии

27 июня 1539 года Шер-хан Сури разбил армию Великого могола Хумаюна у Чаусы, близ Буксара. Хумаюн спасся бегством, а Шер-хану достались вся Бенгалия и Джаунпур. В декабре 1539 года Шер-хан Сури короновался под именем Шер-шаха и принял титул султана (шаха) Северной Индии. В мае 1540 года при Канаудже Шер-шах одержал окончательную победу над 40-тысячной армией Хумаюна, после чего Великий могол надолго оставил Северную Индию. Шер-шах занял Дели, где вновь был коронован. К 1542 году Шер-шаху покорились Гвалиор, Малва, Удджайн, Синд и Пенджаб. В 1544 году Шер-шах во главе 80-тысячной армии вторгся в Раджпутану, завоевал Аджмир, Джодхпур и Читор, однако вскоре погиб от взрыва бомбы при осаде крепости Каланджар. Впервые в истории раджпутские княжества стали вассалами мусульманского правителя Дели. В период правления Шер-шаха были проведены многие важные административные и финансовые реформы. Кроме прочего, по его указанию был начат обмер пахотных земель, Шер-шах установил твердые ставки земельного налога, упорядочил взимание торговых пошлин и первым начал выпуск полноценной рупии, ставшей прототипом современной индийской рупии. Экономическая политика Шер-шаха привела к оживлению торговли, чему так же содействовало масштабное строительству дорог. Шер-шаху приписывается устройство 1700 караван-сараев вдоль торговых и иных путей.

Административная политика Шер-шаха имела своим результатом значительное укрепление центральной власти и ослабление позиций местной знати. Государство было разделено на 47 административных единиц (саркаров), которые, в свою очередь, делились на несколько налоговых районов (паргана). Шер-шах проводил мудрую политику религиозной терпимости по отношению к индуизму и широко привлекал индусов для военной, административной и иной службы на благо своей империи.

Фарид ад-дину Шер-шаху в 1545 году наследовал его сын Джалал ад-дин Ислам-шах, против которого выступил другой сын Шер-шаха Адил-хан. Вскоре однако Ислам-шах разгромил войска Адил-хана при Сикри и утвердился у власти. Ислам-шах направил свои усилия на покорение мятежных афганских амиров и завоевание пенджабского племени гакхаров, он перераспределил джагиры придворных и сановников, наделив ими людей, лично ему обязанных своим положением. При Ислам-шахе были укреплены западные границы государства в районе Кашмира.

Междоусобицы и конец династии

Умершему в 1554 году Ислам-шаху наследовал его 12-летний сын Фируз-шах, который через месяц после коронации был убит Абу-л-Музаффаром Мухаммадом Адил-шахом (уб. 1557), сыном Низам-хана Сури, одного из братьев Шер-шаха. Узурпировав престол, Мухаммад Адил-шах попытался придать своей власти вид легитимности, однако другие члены династии Суридов не захотели признать его султаном и подняли восстание.

Среди прочих, вали Бенгалии Мухаммад-хан Сури заявил о своей независимости и объявил себя бенгальским султаном под именем Шамс ад-дина Мухаммад-шаха. Наместник Малвы Баз-Бахадур так же провозгласил себя независимым малавским султаном. В 1555 году двоюродный брат Шер-шаха Ибрахим-хан ибн Гази-хан Сури (ум. 1567/8) захватил Дели и сверг Мухаммада Адил-шаха. Вскоре полководец и бывший визирь султана Мухаммада Адил-шаха, индус Хему, нанес поражение султану Ибрахим-шаху Сури при Калпи. В то же время против нового султана Ибрахим-шаха незамедлительно восстал вали Пенджаба Ахмад-хан ибн Исмаил-хан Сури (ум. 1559), другой двоюродный брат Шер-шаха, объявивший себя султаном под именем Сикандар-шаха. Таким образом, в 1555 году в Северной Индии было одновременно три султана (не считая султана Бенгалии), оспаривавших власть друг у друга: Мухаммад Адил-шах, Ибрахим-шах III и Сикандар-шах III. Это означало фактический распад государства Суридов.

Воспользовавшись сложившейся ситуацией, Великий могол Хумаюн вновь вторгся в Индию и феврале 1555 года захватил Лахор. В мае 1555 года войска Хумаюна разбили армию султана Сикандар-шаха Сури в битвах у Мачивары и у Сирхинда, после чего Хумаюн занял Дели, где и умер 26 января 1556 года. Сикандар-шах отступил в Пенджаб, где продолжил сражаться с могольскими войсками под предводительством Байрам-хана после смерти падишаха Хумаюна. В это же самое время Хему разбил и убил в Чхапаргхате султана Бенгалии Шамс ад-дина Мухаммад-шаха Сури.

Воспользовавшись временной дезорганизацией могольских сил, вызванной смертью падишаха, Хему выступил из Бенгалии и 6 октября 1556 года взял Дели. Не желая видеть на престоле никого из Суридов, Хему 7 октября 1556 года короновался императором Индии по индуистской традиции, приняв древний санскритский титул самрат и взяв тронное имя Чандра Викрамадитья (санскр. «Сверкающая мощь»).

Однако правление самрата Чандры Викрамадитьи продолжалось всего месяц: 5 ноября 1556 года во второй битве при Панипате его войска были разгромлены могольской армией во главе с молодым падишахом Акбаром и регентом Байрам-ханом, сам он был смертельно ранен на поле боя, захвачен в плен и обезглавлен. В мае 1557 года могольские войска осадили султана Сикандар-шаха Сури в крепости Манкот и принудили его сдаться в обмен на обещание сохранить ему жизнь и владения. Спустя два года Сикандар-шах мирно скончался у себя в имении. В том же 1557 году армия Адил-шаха Сури была разбита в Бихаре бенгальцами, а сам он погиб.

Бенгальская ветвь династии

Мухаммад-хан Сури был назначен вали Бенгалии в 1545 году, а в 1554 году он провозгласил себя независимым султаном Бенгалии под именем Шамс ад-дина Мухаммад-шаха. Несмотря на то, что в 1555 году он был разбит и убит в Чхапаргхате полководцем Хему, его сын Гияс-ад-дин Бахадур-шах II в том же году захватил Бенгалию и провозгласил себя султаном. В том же году Гияс-ад-дин Бахадур-шах II разбил и убил султана Адил-шаха Сури. К концу своего правления Гияс-ад-дин Бахадур-шах II попытается захватить Джаунпур, однако потерпел поражение от моголов. В 1561 году султаном Бенгалии становится брат Бахадур-шаха II Гияс-ад-дин Джалал-шах Сури, который находился на престоле только два года. В 1563 году ему наследовал его сын, который через несколько месяцев был убит. Последний суридский султан Бенгалии Гияс-ад-дин Бахадур-шах III (1563—1564) был свергнут и убит афганцем Тадж-ханом Каррани, основавшим новую династию султанов Бенгалии.

Литература

• Алаев Л. Б. Средневековая Индия. — СПб.: Алетейя, 2003. — 304 с. — («Востоковедение: учебные пособия и материалы»). — ISBN 5-89329-590-0.
• Босворт К. Э. Мусульманские династии. Справочник по хронологии и генеалогии. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1971. — С. 244, 250.
• Гаскойн, Бэмбер. [historylib.org/historybooks/Velikie-Mogoly--Potomki-CHingiskhana-i-Tamerlana-/3 Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана]. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. — 271 с. — (Загадки древних цивилизаций). — ISBN 5-9524-0393-Х.
• История Востока. Т. III. Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI—XVIII вв. (главная редколлегия под председательством Р.Б.Рыбакова). — Москва: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. — С. 151—155. — 696 с. — (Научное издание). — ISBN 5-02-018102-1.
• Рыжов К. В. [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B8.%20%D0%9C%D1%83%D1%81%D1%83%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%20XV-XX/%D0%A1%D1%83%D1%80%D0%B8%D0%B4%D1%8B/ Все монархи мира. Мусульманский Восток. XV—XX вв.]. — М.: Вече, 2004. — С. 435—437. — 544 с.
• Kissling H. J. [books.google.com/books?id=-AznJs58wtkC&lpg=PP1&pg=PA262#v=onepage&q&f=false The Last Great Muslim Empires]. — BRILL, 1997. — P. 302. — ISBN 90-04-02104-3.

Ссылки

• [www.historyfiles.co.uk/KingListsFarEast/IndiaBengal.htm Far East Kingdoms. South Asia. Suri Dynasty / Muhammed Shahi Dynasty]
• [www.banglapedia.org/HT/S_0384.htm Sher Shah]. Банглапедия (Online)
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/574921/Sur-dynasty Sūr dynasty]. Энциклопедия Британника (Online).
• [grits.net.ua/India.htm Правители мира: Индия]

Отрывок, характеризующий Суриды

– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.