Бенешевич, Владимир Николаевич

Владимир Николаевич Бенешевич
Место рождения:	Друя, Дисненский уезд, Виленская губерния
Место смерти:	Ленинград, СССР
Научная сфера:	юрист (специалист в области церковного права), историк, византинист, палеограф
Место работы:	Петербургский университет, Публичная библиотека в Ленинграде, библиотека Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК)
Учёная степень:	ординарный профессор Петербургского университета 1905, магистр церковного права 1905, почётный доктор права Афинского национального университета 1912, Доктор церковного права 1914
Учёное звание:	член-корреспондент АН СССР 1924 Член-корреспондент Страсбургской (1914), Баварской (1927) и Прусской (1929) академий наук
Альма-матер:	юридический факультет Петербургского университета (1897, Гейдельбергский университет, Лейпцигский университет, Берлинский университет имени Гумбольдта
Известные ученики:	С. В. Юшков
Известен как:	В начале XX века им были обнаружены части трёх листов Синайского кодекса.

Влади́мир Никола́евич Бенеше́вич (9 августа 1874, Друя, Виленская губерния — 27 января 1938, Ленинград) — российский юрист (специалист в области церковного права) и историк, византинист, палеограф, член-корреспондент РАН (1924), член Императорского Православного Палестинского Общества.

Семья

Сын судебного пристава и внук священника из Виленской губернии. Брат — Дмитрий (1877—1938), горный инженер, геолог, был преподавателем Ленинградского горного института, техническим директором Днепропетровского НИИ чёрной металлургии. В 1930 арестован, в 1931 был приговорён к пяти годам ссылки, в 1937 вновь арестован и расстрелян.

Был женат на Амате (Людмиле) Фаддеевне (1888—1967), дочери профессора классической филологии Ф. Ф. Зелинского. В 1930 арестована, в 1931 приговорена к пяти годам лишения свободы. В 1931—1934 отбывала заключение в Белбалтлаге, затем работала регистратором в поликлинике, библиотекарем, преподавала латинский язык в Педиатрическом институте. В последние годы жизни составила библиографию трудов своего супруга.

Сын Никита (1910—1918). Сыновья-близнецы Георгий (научный работник, сотрудник Радиевого института) и Дмитрий (инженер) родились в 1911 и были расстреляны в 1937.

Образование

Окончил Первую Виленскую гимназию (1893; с золотой медалью), юридический факультет Петербургского университета (1897; с дипломом 1-й степени). Был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию. В 1897—1901 годах учился в Германии — в Гейдельбергском, Лейпцигском и Берлинском университетах, изучал философию, историю и право.

Магистр церковного права (1905; тема диссертации: «Канонический сборник XIV титулов со второй четверти VII века до 883 года. К древнейшей истории источников права греко-восточной церкви», удостоена премии графа Уварова). Доктор церковного права (1914; тема диссертации: «Синагога в 50 титулов и другие юридические сборники Иоанна Схоластика», удостоена премии графа Уварова).

Научная деятельность

Был одним из образованнейших русских учёных в области церковного права, много работал с источниками, знал английский, французский, немецкий, итальянский, польский, чешский, болгарский, сербский, новогреческий, древнегреческий, латинский, сирийский, древнегрузинский и древнеармянский языки.

В 1900—1905 занимался в библиотеках Европы и Ближнего Востока, исследуя славянские и византийский письменные источники. В 1901—1908, 1911, 1912 участвовал в археографических экспедициях по древним религиозным центрам Афона, Синая, Египта, Греции, Малой Азии, Палестины; получил доступ к рукописным монастырским собраниям, обследовал 49 европейских библиотек, работал в Париже, Вене, Мюнхене, Риме. Просмотрел все греческие рукописи правового содержания и обнаружил множество неизвестных юридических памятников. Основным направлением его научной деятельности было стремление воссоздать историю греко-римского права на основе обширнейшей систематизированной источниковой базы. В 1908—1918 был редактором «Обозрения трудов по славяноведению».

В начале XX века в Синайском монастыре им были обнаружены части трёх листов Синайского кодекса. Эти фрагменты были приобретены Российской империей и привезены в Санкт-Петербург, где хранятся по сей день.

Автор более 100 работ по различным отраслям византиноведения: «истории, литературы, права (в особенности), языка, эпиграфики, рукописного дела, археологии и искусства, притом для всего того мира народов: славянских, грузинских, армянских, арабских, сирийских, которые в своё время были охвачены византийским влиянием».

Почётный доктор права Афинского национального университета (1912). Член-корреспондент Страсбургской (1914), Баварской (1927) и Прусской (1929) академий наук.

Педагогическая деятельность

С 1905 — приват-доцент, с 1909 — экстраординарный профессор, затем ординарный профессор Петербургского (затем Петроградского) университета. В 1905—1910 вёл занятия по греческой палеографии и истории Византии на историко-филологическом факультете, с 1910 читал лекции по церковному и государственному праву на юридическом факультете. Одним из его учеников является историк русского права С. В. Юшков.

Также преподавал историю церковного права в Александровском лицее (1903—1904), Петербургской духовной академии (1906—1909), на Высших женских курсах (1909—1917), на Женских курсах Раева (1910—1911); в Военно-юридической академии (1909—1912).

Деятельность после 1917

В 1917—1918 участвовал в деятельности Поместного собора Православной Российской церкви, был одним из секретарей Собора. В 1922 был арестован, проходил по «делу митрополита Вениамина», но судом был оправдан.

В 1919—1928 служил в архивах и библиотеках. В частности, в 1923—1927 был заведующим библиотекой Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК), в 1925—1928 — главным библиотекарем и хранителем греческих рукописей отдела рукописей Публичной библиотеки в Ленинграде. В 1924 вновь арестовывался.

В 1926 стал секретарём Византийской комиссии АН СССР. В 1927 получил возможность выехать в Германию в трёхмесячную научную командировку, где, в частности, занимался исследованиями ряда греческих рукописей. Перед возвращением в СССР получил предложение от Баварской и Прусской академий наук напечатать на немецком языке его большой труд об Иоанне Схоластике. В 1928 Бенешевич стал кандидатом на выборах академиков АН СССР.

Аресты и лагеря

В ноябре 1928 года его научная деятельность была прервана в связи с арестом по обвинению в шпионаже в пользу Ватикана, Германии и Польши. Был приговорён к трём годам лишения свободы и отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения.

В 1930 году был арестован в лагере и возвращён в Ленинград и привлечён к «делу академика Платонова» («Академическому делу»), был обвинён в том, что должен был занять пост министра вероисповеданий в будущем правительстве. В 1931 году приговорён к пяти годам лишения свободы и отправлен в Ухта-Печерский лагерь. По этому же делу были привлечены и осуждены его брат Дмитрий и жена.

Во время ареста и обысков почти полностью были уничтожены плоды его многолетней работы по сбору копий древних рукописей, которые посчитали шифрованными посланиями. Погибли многие его работы и свыше двух тысяч фотоснимков. Из 49 описаний рукописей, сделанных Бенешевичем в библиотеках разных стран, сохранились три.

Возвращение к работе

В марте 1933 по ходатайству В. Д. Бонч-Бруевича был досрочно освобождён. С 1934 вновь работал хранителем греческих рукописей в Публичной библиотеке, а также читал курс византийской истории в Ленинградском государственном университете.

Последний арест и гибель

В мае 1937 в Мюнхене вышел первый том немецкого издания труда Бенешевича об Иоанне Схоластике. В октябре 1937 был уволен с работы, тогда же в «Известиях» появилась заметка о предательстве учёного, издавшего труд в фашистской Германии.

Арестован 27 ноября, обвинён в шпионаже. Часть времени заключения, видимо, провел в тюремной больнице (страдал серьёзными заболеваниями сердца и печени). Был приговорён к расстрелу особой тройкой НКВД 17 января 1938. Расстрелян, как и проходившие по этому же делу два сына и брат Дмитрий.

Посмертно был исключён из числа членов-корреспондентов Академии наук (в апреле 1938), также посмертно был восстановлен в 1958.

Труды

• Два списка славянского перевода синтагмы Матфея Властаря, хранящиеся в СПб-кой синодальной библиотеке: Описание их и тексты неизд. ст. СПб, 1902.
• [commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%91%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%88%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87_%D0%92._%D0%9D._%D0%94%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BB%D0%B5%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D1%8F%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F._%D1%82%D0%BE%D0%BC_1,_%D0%98%D0%B7%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B5_1903_%D0%B3%D0%BE%D0%B4.djvu Канонический сборник XIV титулов со второй четверти VII в. до 883 г. К древнейшей истории источников права греко-восточной церкви. СПб, 1905.]
• [txt.drevle.com/person/beneshevich.html Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкования]. СПб, 1907.[commons.wikimedia.org/wiki/File:Drevneslavyanskaya_kormchaya_xiv_titulov_bez_tolkovanii_t_1.pdf Т. 1]; София, 1987. [www.staropomor.ru/Ustav(2)/kormchaya.html Т. 2.]
• Армянский пролог о св. Борисе и Глебе. СПб, 1909.
• [tvereparhia.ru/biblioteka-2/b/793-beneshevich-v-n/13845-beneshevich-v-n-otvety-petra-khartofilaksa-kontsa-xi-veka-1909 Ответы Петра Хартофилакса. СПб, 1909.]
• Описание греческих рукописей монастыря св. Екатерины на Синае. СПб., 1911—1917. Т. 1—3.
• [dlib.rsl.ru/01003813056 Синагога в 50 титулов и другие юридические сборники Иоанна Схоластика. К древнейшей истории источников права греко-восточной церкви. СПб, 1914.]
• Сборник памятников по истории церковного права, преимущественно русской церкви до эпохи Петра Великого / Сост. В. Н. Бенешевич. — Пг., 1914. — [www.bogoslov.ru/library/text/28832/index.html Вып. 1].
• [tvereparhia.ru/biblioteka-2/b/793-beneshevich-v-n/11442-beneshevich-v-n-sbornik-pamyatnikov-po-istorii-tserkovnogo-prava-preimushchestvenno-russkoj-tserkvi-do-epokhi-petra-velikogo-vyp-1-2-1915 Сборник памятников по истории церковного права, преимущественно русской церкви до эпохи Петра Великого / Сост. В. Н. Бенешевич. — Пг., 1915. — Вып. 2.]
• Вазелонские акты. Материалы для истории крестьянского и монастырского землевладения в Византии VIII—XV веков. Л., 1927 (совместно с Ф. И. Успенским).
• Corpus scriptorum juris graeco-romani tam canonici quam civilis. Sofia, 1935.
• [www.bogoslov.ru/library/text/28825/index.html Очерки по истории Византии. Выпук 1] / Под ред. и с предисл. В. Н. Бенешевича. — СПб., 1912. — 584 с.
• [commons.wikimedia.org/wiki/File:Beneshevich_V_Taktikon_Nikona_Chernogorca_Grec.pdf Тактикон Никона Черногорца: Греческий текст по рукописи № 441 Синайского монастыря св. Екатерины. Петроград 1917 год]

Ссылки

• Вольфцун Л. Б., Шварц Е. М. [www.nlr.ru/ar/staff/beneshe.htm Бенешевич Владимир Николаевич]. История в лицах. Российская национальная библиотека (2003). Проверено 14 июня 2015.
• [www.bogoslov.ru/persons/28823/index.html Бенешевич Владимир Николаевич]. Богослов.ru : научный богословский портал. Проверено 14 июня 2015.
• [www.solovki.ca/camp_20/20_20.php Бенешевич Владимир Николаевич] (рус.). Академики в Соловецком лагере особого назначения. Solovki : энциклопедия. Проверено 14 июня 2015.
• [www.hi-edu.ru/Brok/01020296.htm Биография] (недоступная ссылка — история) Проверено 14 июня 2015.
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?5_2368 Бенешевич Владимир Николаевич]. Миряне. Благотворительный фонд «Русское Православие». Проверено 14 июня 2015.
• [russcience.chat.ru/repress/academy/beneshevich.htm Бенешевич Владимир Николаевич]. Социальная история отечественной науки. Проверено 14 июня 2015.
• [www.petergen.com/bovkalo/mar/katm.html Бенешевич Людмила Фаддеевна]. Репрессированные монахини и миряне. Санкт-Петербургский мартиролог духовенства и мирян. Проверено 14 июня 2015.
• [www.petergen.com/bovkalo/mar/rusb.html Бенешевич Владимир Николаевич, Бенешевич Георгий Владимирович, Бенешевич Дмитрий Владимирович, Бенешевич Дмитрий Николаевич]. Духовенство и миряне. Санкт-Петербургский мартиролог духовенства и мирян. Проверено 14 июня 2015.
• [www.ihst.ru/projects/sohist/repress/geo968.htm О брате] (недоступная ссылка — история) Проверено 14 июня 2015.
• [losevaf.narod.ru/zelinsepistolae.htm Пять писем Ф. Ф. Зелинского к Вяч. Иванову / Подгот. текста и прим. Е. А. Тахо-Годи]. А. Ф. Лосев. Проверено 14 июня 2015.
• Герд Л. А., Николов А. [www.academia.edu/922918/_._._._._IV_._-_In_._II_._-_2011_67-99 «Надо работать для будущего»: переписка В. Н. Бенешевича с организаторами IV Международного конгресса византийских исследований в Софии] // Византийские очерки / Тр. российских ученых к ХХII Международному конгрессу византинистов. — СПб., 2011. — С. 67-99.
• Герд Л. А., Николов А. [www.hist.msu.ru/Byzantine/XIXsession_thes.pdf О проекте участия В. Н. Бенешевича в Софийском конгрессе византинистов 1934 г.] // Российское византиноведение. Традиции и перспективы : Тез. докл. XIX Всерос. науч. сессии византинистов Москва 27-29 января 2011. — М., 2011. — С. 68-71.

Отрывок, характеризующий Бенешевич, Владимир Николаевич

– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.