Варбург, Аби

Аби Варбург
нем. Abraham Warburg
Аби Варбург, ок.1900
Дата рождения:	13 июня 1866(1866-06-13)
Место рождения:	Гамбург
Дата смерти:	26 октября 1929(1929-10-26) (63 года)
Место смерти:	Гамбург
Страна:	Германия Германия
Научная сфера:	Искусствоведение
Известен как:	Первооткрыватель иконологического метода в искусствознании

А́би Ва́рбург, собственно А́брахам Мо́риц Ва́рбург (нем. Abraham Moritz Warburg, 13 июня 1866, Гамбург — 26 октября 1929, там же) — немецкий историк искусства и культуролог, первым (1892) применивший иконологический метод искусствоведческого анализа произведений, создатель библиотеки, ставшей крупным исследовательским центром, носящим имя ученого — институтом Варбурга.

Биография и научная деятельность

Из семьи известных еврейских банкиров, в XVI в. перебравшихся из Италии (Болонья) в Германию. Будучи старшим из пяти братьев, должен был унаследовать семейный бизнес. Однако Аби не стал продолжать фамильное дело — в возрасте 13 лет он решил посвятить себя изучению истории искусства и уступил права первородства своему младшему брату Максу (1867—1946), взяв с него обещание покупать все книги, какие ему только потребуются. С 1886 Варбург изучал историю искусства и археологию в Боннском университете, где отдавал предпочтение лекциям историка Карла Лампрехта, предлагавшего рассматривать произведения искусства как документы, являющиеся носителями визуальной информации об истории образования человечества, а также филолога Германа Узенера, изучавшего происхождение мифов. Летом 1888 Варбург вместе с группой студентов посетил Флоренцию и там определился с направлением своей будущей работы — искусство итальянского Ренессанса — и первой темой в ней — творчество Боттичелли. Однако преподаватель Карл Юсти (автор знаменитых в то время книг о Винкельмане, Микеланджело и Веласкесе) отклонил формулировку темы о Боттичелли как не слишком интересную, после чего Варбург покинул Боннский университет и продолжил учебу в Страсбурге.

В 1892 он защитил докторскую диссертацию по двум шедеврам Боттичелли — Рождение Венеры и Примавера, в которой впервые применил иконологическую методику искусствоведческого анализа произведений. Затем продолжил обучение в Берлине, где слушал лекции по психологии. Еще год он служил в армии, затем переехал во Флоренцию. Линия «Гамбург — Флоренция» сохраняется на протяжении всей жизни Варбурга; он говорит о себе:

«…еврей по крови, сердцем — житель Гамбурга, душой — флорентиец». — Аби Варбург..

В 1895—1896 Аби Варбург совершил путешествие в США. Сначала побывал на свадьбе младшего брата, а затем, в составе экспедиции Смитсоновского института, отправился в Нью-Мексико к индейцам пуэбло, где изучал их обычаи и старинные обряды. По возвращении в Гамбург (1897) он женился на художнице Мэри Херц, из богатой протестантской семьи. После свадьбы молодожены переехали во Флоренцию, где Варбург работал в архивах (1897 — 1904). Затем вновь следует возвращение в Гамбург, где его избирают членом правления Этнографического музея. Основная его научная тема тех лет — формирование и трансформации классической традиции в европейском искусстве. Среди работ, опубликованных Варбургом в этот период, — «Искусство портрета и флорентийская буржуазия» (1902); «Дюрер и итальянская античность» (1905), «Работающие крестьяне на бургундских коврах» (1907), «Последнее волеизъявление Франческо Сассетти» (1907).

Будучи состоятельным человеком, Варбург никогда не состоял на службе, отказывался от предложений кафедры, но переписывался с широким кругом коллег. Когда собрался Десятый Международный конгресс историков искусства в Риме (1912), Варбург, будучи одним из его вдохновителей (и казначеем), предоставил другому ученому право руководить немецкой делегацией; сам он выступил на этом конгрессе с докладом о фресках палаццо Скифанойя, ставшим одним из самых значительных событий конгресса. Варбург пользовался уважением в родном Гамбурге благодаря своей компетенции в вопросах искусства и образования и вел активную общественную жизнь: читал лекции в гамбургском Кунстхалле, при его содействии был основан Гамбургский университет (1920) (где Варбург получает звание почетного профессора истории искусства и культуры).

Одним из главных занятий ученого становится создание библиотеки, собирание которой он начал еще в отрочестве. Собрание книг Аби Варбурга не было домашней библиотекой или коллекцией в обычном смысле — это был методический научный аппарат изданий по искусствознанию и истории культуры, объем которого увеличивался весьма активно. Обещание, данное братом в 1879, имело далеко идущие финансовые последствия, но семья держала слово, и деньги на приобретение книг выдавались даже в самые сложные времена. Многие годы Варбург самостоятельно занимался приобретением и размещением книг, но в 1908 он нанял научного библиотекаря, а в 1909 открыл свою частную библиотеку для исследователей и публики. При открытии библиотека Варбурга насчитывала 9 000 томов, но уже через два года её фонды увеличились до 15 000 томов. В 1913 в штат библиотеки был приглашен ученик Аби Варбурга Фриц Закль (1890—1948), который сначала работал ассистентом-исследователем, а спустя шесть лет стал управляющим директором библиотеки.

С 1918 Варбург страдал от приступов депрессии и шизофрении и по настоянию семьи был вынужден лечиться. Вначале в Гамбурге, затем в Йене, совмещая лечение с занятиями научной деятельностью (в 1920 он написал работу «Язычески-античные пророчества в слове и изображении в эпоху Лютера»). С апреля 1921 по август 1924 лечился в швейцарской неврологической клинике Людвига Бинсвангера в Кройцлингене. Во время его отсутствия библиотекой руководил Заксль, с которым Варбург постоянно переписывался, стараясь поддерживать связь с Гамбургом и научной жизнью.

С момента открытия библиотеки Аби Варбург вынашивал планы превратить её в исследовательский центр. В 1914, он обсуждал возможность создания института, организации семинаров и исследовательских работ с привлечением немецких и зарубежных ученых. Эти планы начали осуществляться во время его болезни, когда после открытия Гамбургского университета стараниями Фрица Закля Культурологическая библиотека Варбурга (Kulturwissenschaftliche Bibliothek Warburg) становится подразделением университета (1921). Библиотека (которую также стали называть Институтом Аби Варбурга) организовывала семинары, выпускала серию «Доклады библиотеки Варбурга». В ней работали Эрнст Кассирер, Эрвин Панофский и Эдгар Винд. В 1922 в библиотеке появляется новая помощница — Гертруда Бинг (1892—1964), дипломница Кассирера. По окончании лечения и возвращении в Гамбург Варбург начинает строительство нового здания для библиотеки.

Последним проектом Варбурга становится работа над трудом о культурной памяти — «Атласом Мнемозины», — отражающим историю визуальных образов в культуре стран средиземноморского региона и представленным на больших таблицах: «Макро- и микрокосмос», «Преследование и превращение», «Похищение женщин». Задуманные изначально как иллюстрации к лекциям, таблицы стали аналитическим материалом, где на одном поле сталкивались и сопоставлялись репродукции работ мастеров Возрождения, античной скульптуры, а также современные визуальные образы — марки, реклама, фотографии, в том числе и из газетной хроники. Эта масштабная работа осталась незавершенной, запланированные комментарии к атласу так и не были написаны. 26 октября 1929 Аби Варбург скоропостижно скончался от инфаркта.

В декабре 1933 фонды библиотеки, насчитывающие уже 60 000 томов, были вывезены в Лондон, а в 1944 Институт Варбурга стал подразделением Лондонского университета. К Институту были близки, среди других, Эрнст Кассирер, Гершом Шолем, Эдгар Винд и Рудольф Виттковер. Винд и Виттковер с 1937 издают Журнал института Варбурга.

Характеристика научного метода

Аби Варбург освоил широкий горизонт учений своего времени. На его метод историка искусства оказали влияние работы Якоба Буркхардта, Тито Виньоли, Генриха Вёльфлина, Конрада Фидлера, Готтфрида Земпера. Для формирования его теории символа решающим было изучение постгегельянской эстетики Фридриха Теодора Фишера и книги Томаса Карлейля «Sartor Resartus». В разные периоды жизни мировоззрение Варбурга испытало влияние идей Ницше и Фрейда.

Варбург не создал целостного систематического учения, подобно методу формально-стилистического анализа Генриха Вёльфлина или иконологическому методу, разработанному Эрвином Панофским, однако в своих немногочисленных работах выдвинул или наметил ряд масштабных новаторских идей, которые оказали существенное воздействие на последующее развитие искусствознания и культурологии.

Девизом научного метода Аби Варбурга можно считать его знаменитые слова: «Бог — в деталях» («Der liebe Gott steckt im Detail»), но, по мнению Эрнста Кассирера, он мог позволить себе любовь к деталям именно потому, что никогда не терял понимания целостности собственного подхода. За отдельными произведениями искусства Варбург видел формирующие их энергии – силы человеческого существования, страстей и судьбы. В свою очередь, Эрвин Панофский считал, что Варбурга отличает не только внимание к детали, но и признание необходимости рассматривать историю человеческой культуры как историю «…человеческих страстей, которые в своей ужасной простоте — желание обладать, желание отдавать, желание убивать, желание умирать — остаются в своем сущностном слое постоянными и неизменными и лишь кажутся прикрытыми цивилизацией, и именно поэтому формообразующий дух должен одновременно открывать и укрощать их в постоянно возникающих новых образованиях культуры». Варбург открыл новые горизонты для истории искусства, отмечал Панофский, но было бы бессмысленно стараться перенять его методику и стиль мышления, потому что они связаны с его личностью и избранной им темой научного исследования.

Метод исследований и стиль мышления Аби Варбурга сложились в своеобразном переплетении его научных интересов: при всем богатом знании фактологии его не привлек опыт знаточества, при стремлении к новаторству он не терял уважения к накопленному опыту и книжной грамотности, противопоставив узкой специализации широкую междисциплинарность, не ограничивался поверхностными сопоставлениями, а занимался поиском более глубоких связей. Заданная междисциплинарность и пафос новаторства способствовали тому, что Варбург упоминается и цитируется в огромном количестве работ на самые различные темы — как в истории искусства (от Ренессанса до авангарда XX века), так и в других гуманитарных дисциплинах: истории, социологии, филологии и лингвистике. Библиография, составленная Дитером Вуттке, насчитывает более 900 наименований.

Наследие и признание

В 1929 ближайшие соратники и преемники Аби Варбурга — Г. Бинг и Ф. Заксль – начинают готовить многотомное издание его работ и собирать материал для жизнеописания своего учителя. Два тома были опубликованы в 1932, но дальнейшая работа над проектом была прервана из-за вынужденной эмиграции. В Лондоне в 1936 в институт Варбурга поступает на работу молодой ученый, эмигрант из Австрии Эрнст Гомбрих. Он помогает изучить и систематизировать большое количество оставленных Варбургом черновиков и записок, но работа прерывается войной. Вернувшись в институт в 1947, Гомбрих предлагает Закслю и Бинг свою концепцию написания интеллектуальной биографии Варбурга — объединить его черновики и отрывки в аналитическом тексте вместе с жизнеописанием. Но этот подход не нашел поддержки у руководства института.

В 1959 Эрнст Гомбрих сменяет Гертруду Бинг на посту директора института, а после её смерти наследует и почетную миссию написания биографии. Используя материалы, ранее подготовленные Фрицем Закслем, он осуществляет давно задуманную идею — совмещает повествование о жизненном пути и личности Варбурга с рассказом о его научных трудах. «Интеллектуальная биография» Аби Варбурга выходит в 1970 — через четыре года после столетнего юбилея Варбурга. Книга Гомбриха вызвала широкий интерес к личности и научным поискам Варбурга, выдержала ряд переизданий и переводов, цитируется всеми исследователями творчества Варбурга. В 1999 в своей речи «Аби Варбург, его цели и методы» Гомбрих отметил две важные темы в творчестве Варбурга: жизнь образов в социальной памяти и вопросы их рецепции и трансляции в свете творчества отдельных художников. Образы достаются по наследству от прошлых столетий, но гений — это не только получатель, он еще должен обладать энергией критического взаимодействия. К таким гениям-новаторам Эрнст Гомбрих причислил и самого Аби Варбурга.

Труды Варбурга повлияли на широкий круг историко-гуманитарных дисциплин, во многом определили проблемные и тематические разработки Эрвина Панофского, Эрнста Гомбриха, Фрэнсис Йейтс, Эрнста Роберта Курциуса, Вальтера Беньямина, дали начало развития иконологического метода в искусствоведческих исследованиях. В последние десятилетия интерес к его наследию значительно возрос, идеи Аби Варбурга развивают ученые новых поколений, среди них Карло Гинзбург, Джорджо Агамбен, Жорж Диди-Юберман.

C 1980 в Гамбурге вручается премия Аби Варбурга, в 1988 её лауреатом стал Майкл Баксендолл, в 1992 — Карло Гинзбург. В 1993 в Гамбурге был основан второй Институт Аби Варбурга.

Посмертные публикации

• Gesammelte Schriften. Bd.1-2. Leipzig: B.G. Teubner, 1932 (многократно дополнялось и переиздавалось)
• Der bilderatlas Mnemosyne. Berlin: Akademie Verlag, 2000

Издания на русском языке

• Великое переселение образов. Исследование по истории и психологии возрождения античности. СПб: Азбука-Классика, 2008 (с биографическим очерком-предисловием И. А. Доронченкова)

Литература

• Gombrich E., Saxl F. Aby Warburg: an intellectual biography. London: The Warburg Institute, 1970 (переизд. 1986, 2012)
• Hoffman W. a.o. Die Menschenrechte des Auges: über Aby Warburg. Frankfurt/Main: Europäische Verlagsanstalt, 1980
• Ferretti S. Il demone della memoria. Simbolo e tempo storico in Warburg, Cassirer, Panofsky. Casale Monferrato: Marietti, 1984
• Ferretti S. Cassirer, Panofsky, and Warburg: symbol, art, and history. New Haven, 1989.
• Schmidt P., Wuttke D. Aby M. Warburg und die Ikonologie. Bamberg: S. Wendel, 1989 (переизд. 1993)
• Chernow R. The Warburgs: The Twentieth Century Odyssey of a Remarkable Jewish Family. New York, 1993
• Aby Warburg: Akten des internationalen Symposions, Hamburg 1990. Weinheim: VCH, 1991
• Aby M. Warburg: «ekstatische Nymphe—trauernder Flussgott»: Portrait eines Gelehrten/ Robert Galitz, Brita Reimers, Hrsg. Hamburg: Dölling und Galitz Verlag, 1995
• Roeck B. Der junge Aby Warburg. München: C.H. Beck, 1997
• Michaud P.-A. Aby Warburg et l’image en mouvement. Paris: Macula, 1998 (англ.пер. 2004, 2007)
• Rampley M. The remembrance of things past: on Aby M. Warburg and Walter Benjamin. Wiesbaden: Harrassowitz, 2000
• Asylum in the library: the method, madness, and magic of Aby M. Warburg. Los Angeles: Fowler Museum of Cultural History, 2001
• Woodfield R. Art history as cultural history: Warburg’s projects. Amsterdam: G+B Arts International, 2001
• Pinotti A. Memorie del neutro: morfologia dell’immagine in Aby Warburg. Milano: Mimesis, 2001
• Burucúa J.E. Historia, arte, cultura: de Aby Warburg a Carlo Ginzburg. Buenos Aires: Fondo de Cultura Económica, 2002
• Didi-Huberman G. L’image survivante: histoire de l’art et temps des fantômes selon Aby Warburg. Paris: Éd. de Minuit, 2002
• Lo sguardo di Giano: Aby Warburg fra tempo e memoria / Claudia Cieri Via, Pietro Montani (eds.). Torino: Aragno, 2004
• Cernia Slovin F. Obsessed by art. Aby Warburg: his life and his legacy. Philadelphia: Xlibris, 2006
• Russell M.A. Between tradition and modernity: Aby Warburg and the public purposes of art in Hamburg, 1896—1918. New York: Berghahn Books, 2007
• Michels K. Aby Warburg — im Bannkreis der Ideen. München: Beck, 2007
• Sierek K. Foto, Kino und Computer: Aby Warburg als Medientheoretiker. Hamburg: Philo, 2007
• Agamben G. Ninfe. Torino: Bollati Boringhieri, 2007
• Lescourret Marie-Anne. Aby Warburg ou la tentation du regard. Hazan, Paris, 2013
• Гомбрих Э. Амбивалентность классической традиции: психология культуры Аби Варбурга // Новое литературное обозрение, 1999, № 39, с. 7–23
• Гинзбург К. От Варбурга до Гомбриха // Он же. Мифы — эмблемы — приметы. М.: Новое издательство, 2004, с. 51–132
• Васильев А. Г. Теория социальной памяти Аби Варбурга в интеллектуальном контексте эпохи // Время — История — Память: ист. сознание в пространстве культуры. М., 2007
• Агамбен Дж. [seance.ru/blog/chtenie/agamben/ Заметки о жесте (глава из книги "Средства без цели").]
• Торопыгина М. Ю. [actual-art.spbu.ru/testarchive/10432.html Атлас "Мнемозина". Non finito в истории искусства.] // Актуальные проблемы теории и истории искусства: сб. науч. статей. Вып. 2 . Под ред. А. В. Захаровой — Санкт-Петербург: НП-Принт — 2012. — с. 314–320. ISBN 978-5-91542-185-0
• Торопыгина М. Ю. Аби Варбург. Биография и биографы // Искусствознание, № 3–4. — М.,, 2013. — 21–43 с.
• Торопыгина М. Ю. Иконология. Начало. Проблема символа у Аби Варбурга и в иконологии его круга. М.: Прогресс-Традиция, 2015, 368 с.

Библиография

• Wuttke D. Aby M.Warburg-Bibliographie 1866 bis 1995. Werk und Wirkung; mit Annotationen. Baden-Baden: Koerner, 1998. ISBN 3-87320-163-1
• Biester B., Wuttke D. Aby M. Warburg-Bibliographie 1996 bis 2005: mit Annotationen und mit Nachträgen zur Bibliographie 1866 bis 1995. Koerner, Baden-Baden, 2007. ISBN 978-3-87320-713-4
• [www.engramma.it/engramma_v4/warburg/fittizia1/34/bibliografia_34.html]

Ссылки

• [www.educ.fc.ul.pt/hyper/resources/mbruhn (англ.)]
• [www.engramma.it/warburg/scritti/inglese/testi/biografiaing.html (англ.)]
• [warburg.sas.ac.uk Сайт Института Варбурга в Лондоне]
• [www.warburg-haus.de Сайт дома-музея Варбурга в Гамбурге]
• [beiunsinhamburg.de/2010/династия-варбургов/ Статья "Династия Варбургов"]

Отрывок, характеризующий Варбург, Аби

«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.