Диспута

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рафаэль Санти
Диспута. 1509—1510
La disputa del sacramento
500 × 770 см
Апостольский дворец, Ватикан

Диспута (итал. La disputa del sacramento) — фреска работы Рафаэля, созданная между 1509 и 1510 годами. Первая из фресок, выполненных художником для росписи помещений папского дворца в Ватикане, впоследствии ставших известными, как станцы Рафаэля. «Диспута» написана в станце делла Сеньятура (Stanza della Segnatura), бывшей в то время личной папской библиотекой, где проводились верховные трибуналы[1].



Описание

Действие, изображённое на фреске, происходит одновременно на земле и небесах. В верхней половине восседают Христос с Пресвятой девой Марией и Иоанном Крестителем, окружённые рядом библейских персонажей — Адамом, Иаковом, Моисеем и другими. Над Иисусом изображён Бог Отец на фоне золотого сияния небес, у ног Иисуса — Святой Дух. Внизу под ними — алтарь с дароносицей.

У алтаря проходит богословский диспут о Пресуществлении[2]. Таинство Евхаристии обсуждают первые римские Отцы Церкви: папа Григорий I и Иероним Стридонский, сидящие слева от алтаря, и Августин Блаженный с Амвросием Медиоланским, сидящие справа. В диспуте принимают участие другие представители Церкви: Савонарола, папы Юлий II и Сикст IV. Последний изображён в правой нижней части картины в золотом папском облачении, за ним стоит Данте Алигьери в красном одеянии, увенчанный лавровым венком, символизирующим славу поэта[3]. Человек, с книгой в руках облокотившийся на перила в левом углу фрески — знаменитый архитектор эпохи Высокого Возрождения, создатель базилики Святого Петра в Ватикане и наставник Рафаэля Донато Браманте.

Напишите отзыв о статье "Диспута"

Примечания

  1. Schneider Adams, Laurie (2001). Italian Renaissance Art. Boulder: Westview Press. с. 344.
  2. Schneider Adams, Laurie (2001). Italian Renaissance Art. Boulder: Westview Press. с. 345.
  3. Schneider Adams, Laurie (2001). Italian Renaissance Art. Boulder: Westview Press. с. 346

См. также

Отрывок, характеризующий Диспута

– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».