Капралов, Пётр Михайлович

Пётр Михайлович Капралов
Место рождения	Карсун, Симбирская губерния, Российская империя
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	РККА, ОГПУ-НКВД-МГБ-МВД-КГБ
Годы службы	1928—1956
Звание
Сражения/войны	Советско-финская война Великая Отечественная война
Награды и премии

Пётр Миха́йлович Капра́лов (1906—1964) — министр государственной безопасности Литовской ССР, генерал-майор (1945).

Биография

Родился в русской семье крестьянина. Курсант Краснознамённой военной пехотной школы РККА в Ульяновске с 1925 по 1928. В органах внутренних дел и госбезопасности с 1928. До 1940 служил в войсках ОГПУ — НКВД: контролёр, начальник заставы 52-го ПОГО полпредства ОГПУ по Дальневосточному краю, с 1 июля 1933 исполняющий должность командира 3-го железнодорожного полка ОГПУ в Спасске. С 26 января 1934 слушатель Высшей пограничной школы ОГПУ-НКВД. После её окончания 5 мая 1935 назначен начальником школы младшего комсостава, затем начальником начальником штаба 59-го железнодорожного полка НКВД в Ростове. В 1938 поступил в Московский институт востоковедения на факультет турецко-французского языка. В 1940 был отозван из института и вновь направлен помощником командира 32-го отдельного батальона войск НКВД, участвовал в советско-финской войне. С 1940 по 1941 работал в разведке, а с августа 1941 в военной контрразведке: старший оперуполномоченный, заместитель начальника и начальник 6-го отделения 6-го отдела УОО НКВД. С 7 июля 1943 по июль 1944 заместитель начальника ОКР СМЕРШ НКВД СССР. Заместитель наркома, затем министра внутренних дел Литовской ССР с 26 июля 1944 по 1 марта 1947, с 15 марта 1946 одновременно начальник Управления по борьбе с бандитизмом МВД Литовской ССР. Заместитель министра госбезопасности Литовской ССР с 1 марта 1947 по 20 апреля 1949, затем министр госбезопасности до 31 марта 1952. Начальник Управления МГБ — МВД по Приморскому краю с 31 марта 1952 по 26 марта 1954. Начальник Управления КГБ по Орловской области с 26 марта 1954 по 3 февраля 1956. Член ВКП(б) с 1927, депутат Верховного Совета СССР 3-го созыва с февраля 1950. Делегат XIX съезда КПСС.

21 марта 1956 уволен из органов КГБ в отставку по болезни с правом ношения военной формы одежды. Проживал в Москве.

Звания

• 20.09.1941, старший лейтенант государственной безопасности;
• 30.04.1942, капитан государственной безопасности;
• 11.02.1943, подполковник государственной безопасности;
• 03.06.1944, полковник государственной безопасности;
• 16.02.1945, комиссар государственной безопасности;
• 09.07.1945, генерал-майор.

Награды

• 15.04.1943, орден Красной Звезды;
• 03.11.1944, орден Красной Звезды;
• 12.05.1945, орден Красного Знамени;
• 31.05.1945, орден Кутузова II-й степени
• 08.04.1947, орден Отечественной Войны II-й степени;
• 24.08.1949, орден Красного Знамени.
• 20.07.1950, орден Ленина;
• 24.11.1950, орден Ленина;
• 01.05.1943, медаль «За оборону Москвы»;
• 09.05.1945, медаль «За победу над Германией»;
• 22.02.1948, медаль «30 лет Советской Армии и Флота»;
• 22.03.1946, нагрудный знак «Заслуженный работник НКВД».

Литература

• Tininis V. Komunistinio režimo nusikaltimai Lietuvoje 1944—1953. — I—II t. — Vilnius, 2003.

Ссылки

• [shieldandsword.mozohin.ru/personnel/kapralov_p_m.htm Биография]
• [www.knowbysight.info/KKK/03018.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]

Отрывок, характеризующий Капралов, Пётр Михайлович

В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.