Леклерк, Шарль (генерал)

Шарль Леклерк

Шарль Викто́р Эммануэ́ль Лекле́рк (фр. Charles Victor Emmanuel Leclerc; 17 марта 1772, Понтуаз — 2 ноября 1802, остров Тортуга, Сан-Доминго), дивизионный генерал с 26 августа 1799 года.

Военная карьера

Леклерк начал свою военную карьеру во время Великой французской революции, вступив в 1790 году добровольцем во 2-й батальон департамента Верхняя Сена. В течение трех лет выслужился от рядового добровольца до начальника штаба Западной дивизии. Во время осады Тулона в 1793 году сблизился с молодым Наполеоном Бонапартом. С 19 апреля 1794 года — адъютант бригады в Арденнской армии.

В 1797 году женился на сестре Наполеона — Полине Бонапарт. 6 мая 1797 года произведен в бригадные генералы. С 14 ноября 1797 года — начальник Генерального штаба Итальянской армии, с 20 октября 1798 года — Армии Англии.

Сопровождал будущего императора Франции в Египетскую экспедицию, а затем принял активнейшее участие в перевороте 18 брюмера. В 1799 году подавил восстание в Лионе.

С 15 марта 1800 года — командир 7-й дивизии Рейнской армии. 1 апреля принял командование над 2-й дивизией резервного корпуса Рейнской армии. В том же 1800 году успешно воевал против Австрии, отличившись в сражении при Гогенлиндене. С 15 января 1801 года — командир сводной дивизии в Лионе.

Подавление восстания в Сан-Доминго

В 1801 году Наполеон назначил его командующим экспедицией, целью которой было восстановить контроль Франции над своей колонией Сан-Доминго. Здесь в ходе восстания была принята конституция, объявившая руководителя восстания Туссен-Лувертюра пожизненным президентом. Хотя Туссен-Лувертюр и присягнул на верность французской нации, Наполеон боялся потерять контроль над колонией.

Французские войска, состоящие из большого количества военных кораблей и 40 тысяч солдат, одержали ряд побед над восставшими. В связи с изменением обстановки, ряд высших офицеров армии восставших, которым Леклерк пообещал сохранить их звания во французской армии, перебежали к нему. Туссен-Лувертюр был вынужден начать переговоры, на которых он пообещал отойти от дел.

Секретные инструкции Наполеона Леклерку предусматривали арест Туссен-Лувертюра. Леклерк арестовал Туссен-Лувертюра во время переговоров и отправил во Францию, где тот и умер, находясь в заключении в замке Фор-де-Жу, в департаменте Ду, в 1803 году. Страх перед Лувертюром в Сан-Доминго был очень высок, а его жёсткое правление создало ему много врагов.

Умело используя амбиции молодых соперников Лувертюра, Леклерк был близок к тому, чтобы разоружить офицеров-креолов. В это время из Гваделупы пришли известия, что посланные туда французские экспедиционные силы восстановили там рабовладение. Именно это, как считал Лувертюр, было целью французских войск, и именно в этом он пытался убедить своих сторонников.

Рабство было отменено в Сан-Доминго с конца 1793 года. Леклерк публично повторил обещание Наполеона, что «все жители Сан-Доминго являются французами» и навсегда свободны. Перспектива восстановления рабства на Сан-Доминго породила волну возмущения, которая похоронила надежды французов на восстановление контроля над колонией. Повстанцы-креолы вновь начали сражаться против французских войск, которые к тому же были ослаблены эпидемией жёлтой лихорадки, которая унесла жизни 25 тысяч французских солдат. В рапортах Леклерка во Францию говорилось: «Так как террор остался единственным инструментом, который я могу использовать, я применю его» и «мы должны уничтожить всех негров, живущих в горах, мужчин и женщин, оставив только детей младше двенадцати лет. Мы должны уничтожить половину негров, живущих на равнинах…».

Леклерк умер от жёлтой лихорадки в ноябре 1802 года. После его смерти командование принял генерал Рошамбо, чьи жестокие действия привели к тому, что большинство офицеров, предавших Туссен-Лувертюра, вновь примкнуло к восставшим, среди них были Жан-Жак Дессалин, Александр Петион и Анри Кристоф.

18 ноября 1803 года Дессалин окончательно разбил войска Рошамбо, и 1 января 1804 года была провозглашена независимость Сан-Доминго, которое отныне стало называться Республика Гаити.

Литература

• Даниэл М. Тайные тропы носителей смерти. — М.: Прогресс, 1990. — 344 с.
• Залесский К. А. Наполеоновские войны 1799—1815. — М.: Астрель, 1987. — 832 с.

Отрывок, характеризующий Леклерк, Шарль (генерал)

– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.