Львовское гетто

Львовское гетто
Львовское гетто весной 1942
Местонахождение	Львов
Период существования	8 ноября 1941 - 1 июня 1943
Число узников	100 000
Председатель юденрата	Юзеф Парнас
Львовское гетто на Викискладе

В конце июля 1941 был создан Юденрат и «Ordnungsdienst». Львовское гетто по величине было третьим, после Варшавского и Лодзинского гетто.

8 ноября 1941 года немецкая власть приказала организовать Львовское гетто. Евреям предписывалось переместиться в гетто до 15 декабря 1941. За это время было убито 5 000 старых и больных евреев. К началу 1942 года в гетто насчитывалось более 100 000 евреев. Еврейская полиция насчитывала до 500 человек и обеспечивала внутренний правопорядок в еврейских гетто, участвовала в облавах, осуществляла конвоирование при переселении и депортации евреев в лагеря, обеспечивала выполнение приказов оккупационных властей и т. д. Председателем юденрата стал юрист Юзеф Парнас. За лето 1941 года была разграблена собственность евреев, сожжены синагоги, а сами евреи отправлены на принудительные работы. В конце октября Парнас был расстрелян за отказ составить списки евреев для лагерей.

Зимой 1941—1942 годов нацисты начали отправлять евреев из Львовского гетто в лагеря. За март месяц 1942 года было вывезено в Белжец 15 000 человек. Большинство из них были старые и религиозные люди, женщины, дети. Официально это называлось «акцией против антисоциальных элементов».

После этой «акции» в гетто официально оставалось около 86 000 евреев. Кроме того, существовало большое количество «нелегалов». Были созданы цеха, в которых евреи работали на вермахт, люфтваффе и немецкую администрацию.

8 июля 1942 г. 7 000 евреев было вывезено в Яновский лагерь. За август месяц в Белжец было отправлено более 50 000.

К началу сентября 1942 г. в гетто оставалось около 65 000 евреев, из которых приблизительно 15 000 были «нелегалами». Некоторые евреи прятались в канализации города, где им помогали львовские поляки и украинцы.

Несколько тысяч детей было спасено активистами польской правительственной организации Жегота (Zegota — Совет помощи евреям на оккупированной территории Польши).

Евреев укрывали и в монастырях и церквях Украинской грекокатолической церкви. Среди спасшихся в Свято-Юрском соборе во Львове был главный ортодоксальный раввин города Давид Кахане и семья реформистского раввина города Иезекииля Левина.

В ноябре 5 000 евреев были отправлены в Яновский концлагерь и Белжец. Систематически уничтожались неработающие евреи. Между 5 и 7 января 1943 г. Львовское гетто официально стало Еврейским лагерем. До 20 000 евреев, включая членов расформированного Еврейского совета, были расстреляны. Немцы объявили, что в гетто могут находиться только евреи с «рабочей картой». Во время зачисток гетто немцы сжигали дома, в которых прятались евреи. Многие сгорали заживо.

Рабочий лагерь в гетто просуществовал до 1 июня 1943 года. При ликвидации лагеря евреи оказали вооружённое сопротивление, убив и ранив несколько полицейских. В ликвидации участвовали подразделения СС и немецкой полиции, гитлерюгенд. Около 7 000 евреев было вывезено в Янов, большинство из них было расстреляно в «Песках». 3 000 евреев было убито при ликвидации самого гетто.

Когда 27 июля 1944 г. советские войска взяли Львов, в нём оставалось менее 300 евреев, прятавшихся в городе и канализации.

Узник Львовского гетто и Яновского лагеря, выживший после их ликвидации 2007		Нынешний вид на территорию Яновского лагеря (ныне — исправительное учреждение)		Памятник жертвам Холокоста на проспекте Вячеслава Черновола

См. также

• Маурицы Аллерханд

Ссылки

• [www.jewish-heritage.org/hngsmn2.htm Юденраты в Западной Украине]. Яков Хонигсман
• [www.judaica.kiev.ua/Conference/conf2004/04-2004.htm Виктория Венедиктова «Жители улицы, которой нет…(Львовское гетто времён Второй мировой войны)»]
• [www.ji.lviv.ua/n29texts/kahane.htm Рабин Давид Кахане «Щоденник Львівського гетто»]
• [www.mankurty.com/fridua.html Д-р Филипп Фридман: Уничтожение евреев Львова, 1941-45 (укр.)]
• [www.jewishgen.org/databases/Poland/lvov.htm База данных по Львовскому гетто]

Отрывок, характеризующий Львовское гетто

– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.