Майская революция

Майская революция (исп. Revolución de Mayo) — ряд политических и общественных событий, произошедших в Буэнос-Айресе вице-королевства Рио-де-ла-Плата в мае 1810 года и приведших к отстранению вице-короля Сиснероса. Эти события были организованы аристократами Буэнос-Айреса, имевшими испанское происхождение, но недовольными политикой короны в регионе. События не вызвали большого насилия и не повлекли обширного противостояния, но термин революция к ним стал применяться исходя из аргентинской историографии для обозначения начала процесса, приведшего к независимости Аргентины, которая была официально провозглашена 9 июля 1816 года.

Предпосылки

Декларация независимости США 1776 года показала, что американские колонии могут завоевать независимость. Из-за Великой французской революции 1789 года получили распространение идеи демократического правления. Лозунг «Свобода, равенство, братство» был очень популярен у тогдашней молодёжи испанских колоний, как и другие либеральные идеи.

Экономика и управление вице-королевства Рио-де-ла-Плата в то время были монополизированы Испанией, что значительно сдерживало развитие колонии. С 1808 года Испания была оккупирована войсками Наполеона, в результате чего управляемость и стабильность в её колониях постепенно исчезали. Неопределённость в метрополии привела неприятие и выступления против назначенных им вице-королей: в 1807 году был свергнут Рафаэль де Собремонте, а в 1809 году — Сантьяго де Линьерс. В июне 1809 года в Рио-де-ла-Плату прибыл новый вице-король — Бальтасар Идальго де Сиснерос.

25 мая 1809 года революция свергла губернатора Королевской аудиенсии Чаракас (ныне Боливия). 16 июля в городе Ла-Пас другое революционное движение свергло губернатора и епископа Ла-Паса, создав временный парламент и провозгласив независимость. Впоследствии революция была жестоко подавлена испанскими войсками.

Революция

18 мая 1810 года в Буэнос-Айресе стало известно, что Севильская хунта свергнута, а Испания оккупирована французами. Легитимность вице-короля Бальтасара Идальго де Сиснероса оказалась под вопросом. 22 мая было проведено открытое заседание муниципального совета Буэнос-Айреса, который утром 23 мая вынес решение, согласно которому Сиснерос должен был уйти в отставку и передать все полномочия муниципалитету для создания парламента.

24 мая Сиснерос был назван временным президентом и главнокомандующим войск, что вызвало возмущение народа, которое вылилось в протесты на центральной площади Буэнос-Айреса и восстание армии. 25 мая было объявлено об окончательной отставке вице-короля и формировании временного правительственного органа — Первой хунты, которая имела следующий состав:

• Корнелио Сааведра — президент
• Мануэль Альберти
• Мигель де Асквенага
• Мануэль Бельграно
• Хуан Хосе Кастельо
• Доминго Матеу
• Хуан Ларреа
• Хуан Хосе Пасо — секретарь
• Мариано Морено — секретарь.

В тот же день в провинцию был направлен циркуляр, в котором была просьба прислать своих депутатов. За исключением Кордовы, все города, которые сейчас входят в состав Аргентины, поддержали Майскую революцию. Вместе с депутатами от других провинций страны Первая хунта 18 декабря создала Большую хунту — парламент Объединённых провинций Рио-де-ла-Платы.

Хотя 25 мая была фактически свергнута власть Испании, в политических целях Первая хунта официально не объявляла независимости до 1816 года.

Память

• Эстебан Хосе Эчеверриа взял название своей тайной организации в честь Майской революции.

Ссылки

• [www.todo-argentina.net/historia/revmayo/antecedentes_externos_america.html О Майской революции]

Отрывок, характеризующий Майская революция

Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.