Маниу, Юлиу

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Маниу Юлиу
рум. Iuliu Maniu<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Румынии
23 августа 1944 — 27 августа 1944
Монарх: Михай I
Предшественник: Ион Антонеску
Преемник: Константин Санатеску
Премьер-министр Румынии
20 октября 1932 — 14 января 1933
Монарх: Михай I
Предшественник: Александру Вайда-Воевод
Преемник: Александру Вайда-Воевод
Премьер-министр Румынии
13 июня 1930 — 10 октября 1930
Монарх: Михай I
Предшественник: Георге Миронеску (англ.)
Преемник: Георге Миронеску (англ.)
Премьер-министр Румынии
10 ноября 1928 — 7 июня 1930
Монарх: Михай I
Предшественник: Винтилэ Брэтиану
Преемник: Георге Миронеску (англ.)
 
Вероисповедание: Греко-католицизм
Рождение: 8 января 1873(1873-01-08)
Шимлеу-Силванией, Трансильвания, Австро-Венгрия
Смерть: 5 февраля 1953(1953-02-05) (80 лет)
Сигету-Мармацией, Румыния
Отец: Иоан Маниу
Мать: Клара Маниу
Партия: Национальная партия, Национал-Царанистская партия (Румыния)
Образование: Будапештский университет, Венский университет
Профессия: Юрист
 
Награды:

Юлиу Маниу (рум. Iuliu Maniu; 8 января 1873, Шимлеул-Силванией, Трансильвания, Австро-Венгрия — 5 февраля 1953, тюрьма Сигет, Румыния) — румынский политический и государственный деятель, радикальный националист. Одна из ключевых фигур новейшей истории Румынии. До 1-й мировой войны входил в руководство Национальной партии трансильванских румын. С 1926 года — лидер объединённой Национал-Царанистской партии. Четырежды занимал пост премьер-министра Румынии.





Биография

Начало политической карьеры

Юлиу Маниу был уроженцем этнически-пёстрой Трансильвании[1] и представителем румынского большинства этой страны. Его отец Иоан Маниу (1833-1895) был юристом, дед его матери Клары Маниу - греко-католическим священником.

Среднее образование Юлиу получил в венгерском кальвинистском колледже - хотя сам от рождения принадлежал к Греко-католической Церкви. В совершенстве овладел венгерским и немецким языками. Высшее юридическое образование получил в университетах Будапешта и Вены[2]… В молодости вступил в Национальную партию (РНПТ[3]), ставившую своей целью гегемонию румынского элемента в Трансильвании и в сопредельной Буковине[4], с прицелом на присоединение этих стран (бывших коронными землями Австро-Венгрии) к Румынскому королевству, каковое присоединение и осуществилось, в дальнейшем, при его непосредственном участии…

В 1906 году Маниу был избран депутатом в Венгерский парламент. В 1915 году мобилизован в австро-венгерскую армию, сражался на Итальянском фронте.

Звёздный час Юлиу Маниу

Приближался конец Первой мировой войны. Летом 1918 г., ещё «при жизни» Австро-Венгерской монархии, на её коронных землях стали возникать самопровозглашённые этнократические государства, созданию коих предшествовала интенсивная работа национальных подполий, не исключая румынское. В августе 1918 г. в трансильванском городе Сибиу прошло заседание подпольного комитета, на котором один из лидеров Национальной партии Александру Вайда-Воевод был уполномочен потребовать независимости Трансильвании от Австро-Венгерской Империи. Следует подчеркнуть, что на тот момент речь шла не о присоединении к Румынии, но именно о независимости бывшего княжества. Хотя на этом заседании в Сибиу были и делегаты из «Старого Королевства». Присутствовали Брэтиану, Арджетояну, Миронеску, Таке Ионеску, Александру Маргиломан. Большинством голосов было принято решение, чтобы Вайда-Воевод выступил с соответствующим требованием в Венгерском парламенте. Вайда-Воевод незамедлительно выехал в Будапешт… После выступления Вайды слово взял венгерский премьер-министр, граф Иштван Тиса. Свою речь он завершил жёсткими словами: «Вайда — предатель!». И тогда выступил Юлиу Маниу, который повторил требование своего однопартийца Вайда-Воевода о независимости Трансильвании от Австро-Венгрии. После него взял слово представитель семьи Габсбургов, и он выступил в защиту румын. «Мы не можем обвинять этих людей в предательстве Родины, потому что они наши депутаты. Они требуют независимости Трансильвании, что весьма естественно!» — сказал Габсбург. Когда же дошло до голосования, этот Габсбург воздержался. И его голос, его авторитет, спасли Маниу и Вайду от казни, потому что граф Тиса требовал для них смертной казни, как для «шпионов и предателей»[5]. Быть может, именно тогда, переживая страшные минуты (а может, конечно, и ещё раньше), Юлиу Маниу проникся яростной ненавистью к венграм…

Между тем, 27 октября 1918 г. в Черновцах, на Буковине, состоялся съезд местных румын, где было принято решение создать Национальное Законодательное Собрание Буковины и созвать Национальный совет румын Буковины. Первым решением Буковинского румынского Национального совета стала декларация объединения Буковины как с Румынией, так и с Трансильванией (независимость последней от кого бы ни было уже не предполагалась). 2 ноября 1918 г. в Трансильвании был создан Румынский Центральный Национальный совет (возглавленный представителями РНПТ и С.-д. партии), в состав коего вошёл и Юлиу Маниу. Совет возложил на себя полномочия временного правительства края. В ноябре совет начал переговоры с венгерским правительством о мирном отделении Трансильвании от Венгрии, но они провалились…

1 декабря 1918 г. в городе Карлсбург (ныне - Алба-Юлия) был назначен съезд всех членов Румынского Центрального Национального совета. Этот съезд получил название Великого Национального Собрания… На съезде, м. пр., взял слово тот самый Габсбург. Он произнёс яркую речь на румынском языке, потом повторил её на немецком, потом на венгерском, потом на чешском. Он призывал разноплеменных делегатов сохранять спокойствие. Он говорил: «Австрийская конституция обеспечит всем меньшинствам равные права! Но после Габсбурга слово взял Маниу. Полемизируя со своим спасителем, он дословно сказал следующее: «Люди добрые, знайте, что под Австро-Венгрией мы никогда не превратимся из угнетенных в угнетателей[6]! И тогда большинство проголосовало за объединение с Румынией. Это был звёздный час Юлиу Маниу…

Лидер национал-царанистов

На протяжении четверти века (1919 — 1944 гг.) Маниу был депутатом Румынского парламента. В 1926 г. он возглавил объединённую Национал-Царанистскую партию (Partidul Național-Țărănesc), возникшую в результате слияния Румынской Национальной партии Трансильвании с Царанистской[7] партией «Старого Королевства»[8]. В программных установках обеих партий имелись различия. Историк Царанистской партии П. Шейкару, сравнивая политические системы Трансильвании и «Старого Королевства», назвал Национальную партию — «трансильванским вариантом Национал-Либеральной партии». В области теоретической доктрины новой объединённой партии произошел своеобразный симбиоз аграризма и либерализма. Тем не менее, НЦП твёрдо декларировала себя защитницей крестьянских интересов; некоторые её лидеры даже на королевских приёмах появлялись в крестьянской одежде — длинной сермяге навыпуск и в лаптях.

Национал-Царанистская партия во главе с Маниу в своё время завоевала себе большое число приверженцев среди крестьянства своим лозунгом «тотальной экспроприации помещичьей земли».
— констатировал советский журналист И. Голиков[9].

В межвоенный период Маниу трижды занимал пост премьер-министра. Как и большинство румын, Маниу и его партия резко осудили Венский арбитраж, проведённый Германией и Италией 30 августа 1940 г., по которому Румыния принуждена была вернуть Венгрии Северо-восточную Трансильванию[10]… При этом, Юлиу Маниу состоял в оппозиции авторитарному режиму маршала Иона Антонеску (другого непримиримого противника Венского арбитража). И, в конце концов, Маниу способствовал падению «стального маршала»...

Четвёртое премьерство, арест и смерть

Юлиу Маниу склонил молодого короля Михая к сепаратному миру с Антигитлеровской коалицией. 23 августа 1944 г., во время аудиенции у короля, были арестованы коллеги-однофамильцы Ион и Михай Антонеску. А Юлиу Маниу был в четвёртый раз назначен премьер-министром. 25 августа Румыния вступила в войну на стороне Антигитлеровской коалиции. Для Маниу это был прежде всего подходящий случай поквитаться с венграми. Всего четыре дня пробыл он во главе кабинета — но за эти дни дал добро на формирование румынских шовинистических банд, иногда именовавшихся «чёрными сермягами», иногда же гордо и откровенно величавшими себя гвардией Юлиу Маниу («Maniu-gárda»). По справедливости Маниу должен был нести ответственность за дикие насилия своих «гвардейцев» над венгерским населением Северо-восточной Трансильвании. Однако советское командование сквозь пальцы смотрело на «сермяжный» террор.

При подведении окончательных итогов Второй мировой войны, по условиям мирного договора, подписанного 10 февраля 1947 года, был аннулирован Венский диктат 1940 года и декларировалось присоединение северо-восточной Трансильвании к Румынии… В том же 1947 году Юлиу Маниу был арестован, обвинён в «антинародной, шпионско-диверсионной деятельности против народно-демократического строя» и приговорён к тюремному заключению. Причастности к военным преступлениям 1944—1945 гг. никто официально не вменил ему в вину. Хотя оные отнюдь не являлись тайной: о кровавом терроре «чёрных сермяг» писали советские авторы — Т. А. Покивайлова и полковник А. В. Антосяк.

Экс-премьер заболел и умер в Сигету-Мармациейской тюрьме. Официальная румынская историография пост-чаушесковской эпохи считает его героем-мучеником, жертвой коммунистического режима. Примечательно, что только в Венгерской Википедии существует статья «Гвардия Маниу» (Maniu-gárda) (hu), где подробно перечислены преступления «чёрных сермяг».

Библиография

  • Andreea Dobeș Iuliu Maniu — Un creator de istorie. București, ,Fundația Academia Civică, 2008.
  • Ioan Scurtu Iuliu Maniu. București, Editura Enciclopedică, 1995.
  • Ionel Pop, Z. Boila, M Boila Amintiri despre Iuliu Maniu. Cluj-Napoca, Dacia, 1998.
  • Procesul lui Iuliu Maniu. Documentele procesului conducătorilor Partidului Național Țărănesc. Saeculum.
  • Alexandru Aurel S. Morariu Iuliu Maniu — Trei discursuri.
  • Iuliu Maniu — Naționalism și democrație. Biografia unui mare român. Saeculum, 1997.
  • Nicolae C. Nicolescu Enciclopedia șefilor de guvern ai României (1862—2006). București, Editura Meronia, 2006.
  • Залесский К. А. Кто был кто во Второй мировой войне. Союзники Германии. — М.: АСТ, 2004. — Т. 2. — 492 с. — ISBN 5-271-07619-9..
  • А. Н. Гордиенко Командиры Второй мировой войны. Т. 2., Мн., 1998. ISBN 985-437-627-3.
  • Орлик И. И. Бухарестский процесс над И. Антонеску. 1946 год // Новая и новейшая история. 2012. № 1. С. 187—199.

Напишите отзыв о статье "Маниу, Юлиу"

Примечания

  1. Населённой венграми, секеями, румынами, немцами-саксонцами, карпаторуссами, болгарами, сербами, армянами…
  2. В 1896 году получил степень доктора юридических наук в венском университете.
  3. Румынская Национальная партия Трансильвании была основана в 1881 г.
  4. Кроме того, в 1905 г. левое крыло РНПТ высказалось за передачу крестьянам части государственных и помещичьих земель за выкуп.
  5. Из воспоминаний участника Великого Национального Собрания, буковинского немца Эмиля Вагнера, члена Румынской Национальной партии. Записаны корреспондентом Румынского ТВ в 2000 г., когда Вагнеру исполнилось 100 лет. Имя Габсбурга не удержалось в памяти Вагнера.
  6. Из воспоминаний Эмиля Вагнера. Зафиксированная им невольная оговорка Юлиу Маниу («из угнетенных в угнетателей») оказалась, однако ж, пророческой.
  7. Царанами в Молдавском княжестве традиционно именовались крестьяне-собственники (не арендаторы, не батраки).
  8. Основанной в конце 1918 года Ионом Михалаке (Ion Mihalache).
  9. «Борьба за аграрную реформу в Румынии» — «Война и рабочий класс», № 6 / 1945 г.
  10. Южная Трансильвания осталась в румынских руках.
</center>

Отрывок, характеризующий Маниу, Юлиу

– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.