Миланский собор (355)
Миланский собор (Медиоланский собор) — церковный собор, созванный в Медиолане (Милан) римским императором Констанцием II для разрешения спора между арианами и ортодоксальными христианами. Точная дата собора неизвестна: чаще всего историки относят его к 355 году, иногда — к 354 или 356 году. Современная церковь не признаёт за Миланским собором статуса вселенского, а его решения не имеют канонического значения.
На собор было собрано не более сорока епископов (и восточных, и западных). Руководство собором Констанций поручил ученикам Ария Урсакию и Валенту. При открытии Собора Дионисий Миланский предложил подписать всем присутствующим заранее заготовленный текст Никейского Символа веры, Валент возмутился, начался скандал, который остановила императорская стража. Заседания Собора перенесли в императорский дворец.
На последующих заседаниях Собора тайно за занавесом присутствовал император. Когда Афанасия Александрийского, лидера защитников никейского вероопределения, подвергли надуманным политическим обвинениям и западная партия его защитников возмутилась этими действиями председателя Собора, то император вышел и, угрожая епископам мечом, выкрикнул: «Моя воля — вот для вас канон». Дальнейшие заседания собора ( как и Никейского Вселенского Собора) стали актом политической воли: Афанасия осудили, ариане одержали победу. Афанасий Александрийский, а также его сторонники Евсевий Верцеллийский, Люцифер Калаританский и Дионисий Миланский были отправлены в ссылку. К папе Либерию был направлен посланник с требованием подписать деяние Собора, но папа потребовал проведения законного суда над Афанасием, на что император пригрозил ему ссылкой и дал три дня на размышление. Папа отказался и был сослан во Фракию, в город Верию.
Напишите отзыв о статье "Миланский собор (355)"
Литература
- Карташев А. В. Вселенские соборы Клин, 2004. С. 91-92
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Миланский собор (355)
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.
