Навроцкий, Александр Александрович

Александр Александрович Навроцкий
Псевдонимы:	Н. А. Вроцкий
Дата рождения:	1 (13) марта 1839(1839-03-13)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	28 мая (10 июня) 1914(1914-06-10) (75 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Гражданство:	Российская империя
Род деятельности:	поэт, драматург, публицист
Жанр:	роман, стихотворение, драма
[az.lib.ru/n/nawrockij_a_a/ Произведения на сайте Lib.ru]

Алекса́ндр Алекса́ндрович Навро́цкий (1 (13) марта 1839, Санкт-Петербург — 28 мая (10 июня) 1914, Санкт-Петербург; псевд. Н. А. Вроцкий) — русский поэт, драматург, прозаик, издатель; офицер, военный юрист; автор слов популярной русской народной песни «Утёс Стеньки Разина» («Есть на Волге утёс…»).

Биография

Из дворян Московской губернии. В 1857 году окончил 2-й петербургский кадетский корпус. Служил в лейб-гвардии Московском полку. Участвовал в подавлении восстания 1863 года, был ранен. Последствия ранения вынудили в 1867 года оставить строевую службу. Поступил в Военно-юридическую академию в Петербурге. По окончании служил по военно-судебному ведомству, занимая должности московского и петербургского военного прокурора, виленского военного прокурора, военного судьи Петербургского военно-окружного суда (при этом значась одним из директоров Виленского губернского комитета общества попечительного о тюрьмах), председателя Виленского военно-окружного суда.

Состоял членом Военно-исторического общества.

В Петербурге посещал салоны А. П. Философовой и С. А. Толстой, общался с Н. С. Лесковым, Ф. М. Достоевским, бывал в Ясной Поляне у Л. Н. Толстого. С Навроцким был знаком военный юрист, литератор, коллекционер А. В. Жиркевич, так же, как и он, получивший образование в Военно-юридической академии и служивший в Вильне.

В 1891 году вышел в отставку с чином генерал-лейтенанта. С 1900 года член Литературно-художественного общества. В 1903 году стал одним из активных деятелей охранительного общественно-политического объединения «Русское собрание», впоследствии трансформировавшегося в одну из первых черносотенных организаций.

Сын Александр Александрович Навроцкий — актёр и автор пьес, опубликованных под псевд. А. А. Наровский; приписывались отцу.

Похоронен в Санкт-Петербурге на Новодевичьем кладбище.

Литературная деятельность

Дебютировал светским романом «Семья Тарских» (Москва, 1869). В начале литературной деятельности в конце 1860-х — начале 1870-х сотрудничал в петербургском либеральном журнале «Вестник Европы».

В 1879—1882 годах редактор и издатель журнала «Русская речь», в котором публиковал свои статьи на общественные темы, стихотворения, исторические драмы в стихах. Привлек к сотрудничеству в журнале А. Д. Градовского, И. А. Гончарова, Н. Я. Данилевского, А. В. Круглова, Е. Л. Маркова.

Позднее печатал стихи в журналах «Русский вестник» (1903—1904), «Мирный труд» (1905, 1907), «Светоч» (1910).

Перу Навроцкого принадлежат исторические баллады, драмы в стихах, романы, рассказы, очерки, статьи. Наиболее значительное место в его творчестве занимают своего рода стихотворные иллюстрации к наиболее ярким персонажам и эпизодам русской истории. Стихотворения и стихотворные драмы Навроцкого («Патриарх Гермоген», «Ермак», «Патриарх Никон») написаны на сюжеты главным образом древнерусской истории, эпохи Смутного времени и раскола. Писал также комедии («Наследство») и произведения на темы недавней истории («Смерть Петра Великого», «Царь-Освободитель», «Царь-Миротворец»).

Стихи собраны в книгах «Картины минувшего» (Санкт-Петербург, 1881), «Светочи Русской земли» (Санкт-Петербург, 1896), «Сказания минувшего. Русские былины и предания в стихах» (кн. 1—3, Санкт-Петербург, 1896, 1899, 1902), «По Волге. Волжские былины и сказки в стихах» (Санкт-Петербург, 1903).

В стихотворной технике и подходе к историческому материалу признается эпигоном Л. А. Мея, А. Н. Майкова, А. К. Толстого (А. И. Рейтблат).

«Утёс Стеньки Разина»

В творчестве Навроцкого выделяются стихотворение «Утёс Стеньки Разина» («Есть на Волге утёс…»; написано в 1864 году, опубликовано в 1870 году) и драматическая хроника «Стенька Разин» (1871). К стихотворению «Утёс Стеньки Разина» Навроцкий сам сочинил музыку и издал её в 1896 году вместе с текстом в качестве «музыкальной думы». «Стенька Разин» — первая пьеса Навроцкого («Вестник Европы», 1871). Оба произведения навеяны народными преданиями и песнями о вожде народного восстания Степане Разине, также книгой «Бунт Стеньки Разина» (1858) известного историка Н. И. Костомарова, которому посвящена пьеса.

Русские революционеры издали переделанную драму без указания автора под названием «Вольный атаман Степан Тимофеевич Разин» в Женеве в 1873 году. Издание заканчивалось стихотворением «Есть на Волге утёс». Два отрывка из драматической хроники вошли в революционный «Песенник» (Женева, 1873). Оба издания использовались в народнической пропаганде; см. Агитационная литература.

Стихотворение пользовалось огромной популярностью среди радикальной молодежи, было положено на музыку и, по словам писателя И. И. Ясинского, «имело значение русской марсельезы». Песня включалась в революционные песенники.

Литовские темы

А. А. Навроцкий издал в Вильне книгу «О воинской дисциплине и средствах к её охранению и надлежащему развитию» (1874), адресованную главным образом офицерам, и пьесу «Царевна Софья» (1874).

Годы службы в Вильне вызвали его интерес к истории Литвы. Стихотворная драма в пяти действиях «Крещение Литвы» (1874) опубликована в сентябре 1879 года в журнале «Русская речь». С исправлениями и дополнениями пьеса вошла в третий том сочинений Навроцкого (Петербург, 1900). Для интродукции, антрактов, отдельных эпизодов (мазурка, песня, шествие жрецов, погребальный гимн) и финала пьесы Навроцкий сочинил музыку.

С новыми поправками, дополнениями и нотами пьеса А. А. Навроцкого «Крещение Литвы. Эпизодическая драма в 5-ти действиях и 6-ти картинах, в стихах» увидела свет в Петербурге в 1902 году.

Действие драмы происходит в Вильне. В драме изображен переломный эпизод литовской истории — падение язычества и введение католической веры в 1387 году после брака великого князя литовского Ягайло и королевы польской Ядвиги. Пьеса предваряется кратким введением в историю Литвы с ссылками на труды по истории России, Литвы и Вильны русских и польских историков С. М. Соловьева, Т. Нарбутта, Ю. И. Крашевского и М. Балинского. В издании 1902 года перечень источников пополнили «История государства Российского» Н. М. Карамзина и «Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края» П. Н. Батюшкова.

Часть персонажей стихотворной драмы Навроцкого — реальные исторические деятели (Ягайло, Ядвига, архиепископ Бодзанта, польские вельможи из свиты Ядвиги), часть героев, главным образом литовцы, в частности, из окружения креве-кревейто Лиздейко (верховного жреца) — вымышлены. Характеры главных героев и исторический антураж отчасти заимствованы из романа «Поята, дочь Лездейки, или Литовцы в XIV веке» (1825) польского писателя Феликса Бернатовича, переведенного и на русский язык.

Драма в стихах «Иезуиты в Литве» (1876) изображает другой важный эпизод в истории Литвы — проникновение иезуитов и усиление их власти в правление Стефана Батория. Действие драмы также происходит в Вильне. Среди персонажей — люди разных национальностей, вероисповеданий, сословий. В драме происки иезуитов и укрепление позиций католицизма в последнюю четверть XVI века оценивается как сокрушительный удар по сложившемуся в Литве образу жизни с традиционной веротерпимостью. Король Стефан Баторий, понимая, какой ущерб наносит стране деятельность иезуитов, вынужден опираться на них в борьбе с своевольными вельможами.

Стихотворную драму «Крещение Литвы» на литовский язык перевёл католический священник, поэт, переводчик Мотеюс Густайтис. Перевод пьесы вместе с нотами и предисловием М. Густайтиса был издан на литовском языке в 1927 году в Каунасе.

Произведения

Сборник рассказов

• Волны жизни (Санкт-Петербург, 1894).

Романы

• Под ударами судьбы (Санкт-Петербург, 1898)
• Каждому своё (Санкт-Петербург, 1899)

Стихотворения

• Картины минувшего. Стихотворения и драматические отрывки (Санкт-Петербург, 1881)
• Сказания минувшего. Русские былины и предания в стихах. Кн. 1—3 (Санкт-Петербург, 1897, 1899, 1902)
• Сказания минувшего. Полное собрание русских былин и преданий в стихах (Санкт-Петербург, 1906)

Драматические произведения

• Драматические произведения. Т. 1—3 (Санкт-Петербург, 1900)
• Драматическое творчество. Кн. 1—3 (Санкт-Петербург, 1909—1913)
• Одноактные драмы (Санкт-Петербург, 1909)
• Марфа Борецкая, или Падение Великого Новгорода (Санкт-Петербург, 1900)
• Дарья Осокина, купеческая дочь (Санкт-Петербург, 1904)
• Полонянка (Санкт-Петербург, 1904)
• Коромыслова башня (Санкт-Петербург, 1909)
• Лихолетье (Санкт-Петербург, 1910)
• Артемий Петрович Волынский (Санкт-Петербург, 1910)
• Великий день (19 февраля 1861 г.) (Санкт-Петербург, 1911)
• Князь Михаил Скопин-Шуйский (Санкт-Петербург, 1913)

Литература

• Вольная русская поэзия второй пол. XIX в. 2-е изд. Ленинград, 1959 (Библиотека поэта. Большая серия).
• Поэты 1860-х годов / Вступит. ст., подготовка текста и примечания И. Г. Ямпольского. Ленинград: Советский писатель, 1968 (Библиотека поэта. Малая серия).
• А. И. Рейтблат. Навроцкий Александр Александрович // Русские писатели. 1800–1917. Биографический словарь. Т. 4: М—П. Москва: Большая российская энциклопедия, 1999. С. 199—200.
• П. М. Лавринец. Русская литература Литвы (XIX — первая половина XX века). Вильнюс: Вильнюсский университет, 1999. С. 65—71.

Ссылки

• [www.russianresources.lt/archive/Navr/Navr_0.html Александр Навроцкий в «Балтийском архиве»]
• [www.rkc.lt/paveldas/navrocky/navrbior.html Краткая биография]
• [www.rkc.lt/paveldas/navrocky/navrkrest.html «Крещение Литвы» (фрагмент)]

Отрывок, характеризующий Навроцкий, Александр Александрович

Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.