Нонет

Нонет (итал. nonetto от лат. nonus — девятый) — в академической музыке ансамбль из 9 исполнителей (с самостоятельной партией у каждого) или произведение для такого состава исполнителей.

Сравнительно устойчивая конфигурация инструментов в нонете строится на балансе между смычковыми и духовыми инструментами: флейта, гобой, кларнет, фагот, труба (или валторна), скрипка, альт, виолончель и контрабас. Для такого состава написаны, в частности:

• Большой нонет фа мажор Людвига Шпора (1813)
• Нонет Жоржа Онсло Op. 77 (1846)
• Нонет Луизы Фарранк Op. 38 (1850)
• Нонет фа минор Франца Лахнера (1875)
• Нонет Йозефа Райнбергера Op. 139 (1884)
• Цикл из трёх пьес «Вечные движения» (фр. Mouvements perpétuels) Франсиса Пуленка (1918; существуют также редакции для фортепиано и для камерного оркестра)
• Нонет Тибора Харшаньи (1930)
• Нонет № 2 Богуслава Мартину (1959)

Фортепиано введено в нонет Сэмюэла Кольридж-Тейлора (1894, вместо флейты) и Нонет № 1 Богуслава Мартину (1925, вместо контрабаса). Алексей Животов во «Фрагментах для нонета» (1929) вводит не только фортепиано вместо контрабаса, но и вторую скрипку вместо гобоя. В нонете Карла Черни (1850) струнная секция усилена второй скрипкой, добавлено фортепиано, а духовая секция ограничена кларнетом, фаготом и английским рожком. Антон Веберн в Концерте для девяти инструментов (нем. Konzert für neun Instrumente; 1931—1934) стремился к равновесию медного и деревянного звучания (флейта, гобой, кларнет vs. труба, тромбон, валторна), введя фортепиано и ограничив струнные скрипкой и альтом, а учитель Животова Владимир Щербачёв в своём Нонете (1919) добавил к струнному квартету не только флейту, арфу, фортепиано и женский вокал (без слов), но и, в качестве девятого инструмента, балетную партию (при первых исполнениях в ней была занята знаменитая балерина Ольга Преображенская).

В XX веке встречались и более причудливые комбинации: так, известный Нонет «Краткое впечатление обо всей Бразилии» (порт. Impressão rápida do todo o Brasil; 1923) Эйтора Вилла-Лобоса написан для флейты, гобоя, кларнета, фагота, саксофона, фортепиано, арфы, челесты и ударных (причём состав используемых ударных инструментов требует трёх исполнителей) с добавлением к инструментальному набору смешанного хора.

Только для духовых инструментов написаны Шесть менуэтов (1811) и «Маленькая траурная музыка» (нем. Eine kleine Trauermusik; 1812) Франца Шуберта и «Маленькая симфония» Шарля Гуно (1885; флейта, два гобоя, два кларнета, два фагота и две трубы). Роберто Герхард в своём Нонете (1956) добавил к четырём деревянным и четырём медным духовым аккордеон.

Только для струнных писали нонеты Аарон Копленд (1960; три скрипки, три альта и три виолончели) и Олли Мустонен (№ 1, 1995, и № 2, 2000; четыре скрипки, два альта, две виолончели и контрабас).

Из исполнительских ансамблей, состоявших из девяти музыкантов, наиболее известен Чешский нонет, основанный в 1924 г. и выступающий по сей день. Специально для него нонеты (помимо посвятившего коллективу свой второй нонет Мартину) сочиняли чешские композиторы Йозеф Богуслав Фёрстер, Алоис Габа, Иша Крейчи, а также литовский композитор Иеронимас Качинскас.

Изредка название «нонет» употребляется и джазовыми музыкантами. Известны, в частности, сформированный в 1948 г. нонет Майлза Дэвиса и современный нонет саксофонистов под руководством Джо Ловано.

См. также

• Квинтет
• Октет
• Децимет

Отрывок, характеризующий Нонет

– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.