Параграф 175 (фильм)
Параграф 175 | |
Paragraph 175 | |
Жанр |
документальный |
---|---|
Режиссёр |
Роб Эпштейн |
Автор сценария |
Шарон Вуд |
Длительность |
81 мин. |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Параграф 175» (англ. Paragraph 175) — документальный фильм 2000 года режиссёров Роба Эпштейна и Джеффри Фридмана, хроника жизни нескольких геев, которые подвергались гонениям со стороны нацистов за свою гомосексуальность на основе закона, известного, как параграф 175.[1]
Содержание
Содержание
Свои истории в фильме рассказывают бывшие узники тюрем и концентрационных лагерей, жертвы преследований по параграфу 175, которым удалось выжить. Десятки тысяч мужчин в Третьем рейхе в соответствии с параграфом 175 были заключены в тюрьму или отправлены в концентрационные лагеря. Многие из них погибли.
В фильме приводятся малоизвестные факты о преследовании ЛГБТ на основании данной юридической нормы, а также личные истории жертв и долговременные последствия применения параграфа 175.
В ролях
Актёр | Роль |
---|---|
Руперт Эверетт | голос за кадром |
Пьер Зеель | играет самого себя |
Награды
Фильм получил следующие награды:[2]
- «Берлинале», 2000 год
- Фестиваль «Санденс», 2000 год
- Премия режиссёрам в номинации «Лучший документальный фильм» Робу Эпштейну, Джеффри Фридману
См. также
Напишите отзыв о статье "Параграф 175 (фильм)"
Примечания
- ↑ [www.villagevoice.com/2000-09-12/film/the-drowned-and-the-saved/1/ The Drowned and the Saved]. The Village Voice. Проверено 18 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CNTO03o5 Архивировано из первоисточника 23 ноября 2012].
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0236576/awards Awards for Paragraph 175 на сайте Internet Movie Database]
Ссылки
- «Paragraph 175» (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Параграф 175 (фильм)
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.